Золото императора династии Цзинь (СИ) - Гусев Анатолий Алексеевич - Страница 58

- Но как? – спросил Ракитенко.

Дудек тоже был очень удивлён. Они посмотрели на удэгейца. Тот пожал плечами и сказал:

- Шаман всё может! Кровью! Заставляет кровь раненного вытолкать пулю из раны. Шаман знает, как делать надо. Сильный шаман нужен! Белая Сова сильный шаман!

Ракитенко посмотрел на пулю в своей ладони и сказал:

- И это возможно?

Белая Сова снисходительно улыбнулся, показал три пальца и скрылся в фанзе.

- Три дня нельзя трогать – перевёл жест шамана Исула.

- Ну, что ж – сказал Дудек, - отдыхаем. Надеюсь, что с нашими ничего не случиться.

- Не случиться – откликнулся Исула – шаман поможет.

- Каким образом? – усомнился Дудек.

- Он повиливает духами – пояснил удэгеец, - он им скажет, они – защитят.

- А я уже не удивлюсь – сказал Ракитенко.

- И я тоже.

Исула решил пояснить:

- Я говорил с Белой Совой …

- Когда успел? – удивился Дудек.

Удэгеец промолчал немного и продолжил:

- То, что охраняете, принадлежит Красному Духу. Он хочет крови! Много крови! Но он никогда не тронет тех, кто охраняет, то, что принадлежит ему. И всегда им поможет. Это он прислал Белую Сову на помощь.

- Как-то загадочно – сказал Ракитенко.

Дудек кивнул, соглашаясь, а Исула промолчал, только трубкой попыхивал как-то сердито.

- Исула, скажи мне, пожалуйста, то, что мы отобрали у манз женщин и вернули их тазам, это хорошо – задал мучивший его вопрос Ракитенко.

Исула вынул трубку изо рта и кивнул:

- Хорошо.

- А то, что мы по манзам стреляли и убили некоторых, это как?

Исула пожал плечами:

- Если оленя не убьёшь – как мясо съешь? Мясо есть не будешь, голодный будешь, помирать будешь. Это хорошо?

- Нет.

- У тазы бабы нет – детей нет! Зачем тогда живёшь? Всем помирай.

- Приметивное первобытное мышление – сказал Дудек. - Зверей убивают, для того чтобы самим жить. С бабами спят, для того чтобы племя жило, чтобы род продолжался. Приметив.

- Может быть, так и надо – сказал Евгений, - может это и есть смысл жизни.

Он помолчал, а потом опять спросил удэгейца:

- Кто лучше: мы или манзы?

Исула ответил нейтрально:

- Вы сильный, манзы умный.

- Чем это они умней? – возмутился Евгений.

- Вы баб силой взяли. Манзы – умом.

- Вот так вот! – сказал Дудек. – И не поспоришь!

Три дня они видели, как шаман с питьём приходил мимо них к шалашу и время от времени стучал в свой бубен.

Наконец, утром на четвёртый день, пустили и их. Кумарёв лежал на постилки из хвои на шкуре оленя, не понятно, откуда взявшийся, и слабо улыбался своим товарищам. Он лежал под одеялом из шкурок горностая абсолютно голый, одежда висела над ним, живот был перевязан чистой белой материей.

- Смотри, улыбается – сказал, сам не сдерживая улыбки, Ракитенко.

- Ты чего помнишь? – спросил Дудек.

- Помню. Удар в живот помню, горячо стало. Исулу помню. И всё.

- Что же ты с ним делал? – обратился Дудек к шаману.

На этот вопрос Белая Сова отвечать не стал, просто молча стоял, как каменное изваяние.

- Однако, всё равно спасибо – поблагодарил Дудек шамана.

Белая Сова слегка улыбнулся и стал объяснять, чем кормить раненного, дал стеклянную бутылку из-под водки наполненную какой-то коричневой жидкостью, с деревяшкой вместо пробки. Стеклянные бутылки ценились у туземного населения Приморья, поэтому жест доброй воли был ценным.

- Пить каждый день, вечером – наказал он, - пока не всё. Сейчас ходи туда-сюда – сказал Кумарёву. – Завтра уходить надо. Его нести не надо. Он сам ходи.

- Как ходи? – удивились Дудек и Ракитенко.

- Не шибко ходи – пояснил Белая Сова.

- Ладно, пойдём не шибко – согласился Дудек. – Четыре дня потеряли. Сейчас, наверное, уже у моря были бы.

- Сделал доброе дело – не кайся! – успокоил его Ракитенко и посмотрел на Кумарёва, произнёс – А ты что лежишь-то? Одевайся, пошли гулять. Завтра нам с тобой до наших целый день не шибко гулять.

- Я дойду – заверил его Кумарёв.

- Это понятно. Куда ты денешься.

- Меня уже второй раз в живот ранят. Первый раз в Южной Африке, у буров. Там меня доктор прооперировал, в палатке, посреди саванны. Выжил.

- Не хвастай. Третий раз может и не повезти.

ГЛАВА 36. ГИБЕЛЬ ПРОМЫШЛЕННИКОВ.

Мазур под утро что-то почувствовал. Сон пропал. В тайге что-то происходило. Он разбудил остальных. Долго прислушивались, вглядывались в предрассветный сумрак.

- В тайге ходят люди – сказал Грибан.

- Сейчас проверим – сказал Литвин.

Он прислушался и выстрелил на звук. В лесу послышался стон.

- Попал! – удовлетворённо сказал Литвин.

- Хунхузы – предположил Мазур, - больше не кому.

В лесу прогремели выстрелы, засвистели пули. Промышленники укрылись за деревьями.

- Бежим! – крикнул Литвин.

- Отстреливаться – спокойно приказал Мазур.

- Какой «отстреливаться»? – возмутился Бешенный. – Они нас как кур перестреляют. Бежать надо! Пока не окружили.

- Не дрейфь, вояка! – успокоил его Мазур. – Манзы стрелять не умеют. А ты можешь и лёжа, и сидя, и стоя.

- Какой «стоя»? Бежать надо! – не унимался Бешенный.

Пули полетели со всех сторон.

- Поздно! – как-то очень спокойно сказал Грибан. - Окружили.

- А я предупреждал, - напомнил Литвин, - что окружат!

- Они стрелять не умеют! – зло повторил Мазур.

Но его уже не слушали. Паника охватила промышленников, не давая ни толком прицелиться, ни толком подумать.

Не страшно, когда ты стреляешь в ничего не подозревающего человека, а страшно когда в тебя стреляют, пусть даже такие же бандиты, как и ты, но только более организованные. Промышленники не были воинами, солдатами, и вести бой не умели. Нападать исподтишка, не ожиданно на более слабого противника – вот их стихия. Воевать и промышлять грабежём - две большие разницы.

Первым нервы здали у Бешенного. Он абсолютно бестолково расстрелял всю обойму, и, вместо того, что бы перезаредить винтовку, взял её за ствол, и, размахивая ею как дубиной, бросился в лес на невидимых противников. У хунхуза, в чью сторону бежал кавказкий татарин, тоже сдали нервы. Он вышел из укрытия и стал стрелять, не попадая, в нападавшего. Тот успел добежать и размозжить голову хунхузу, прежде чем в него попали несколько пуль, выпущенными другими бандитами, и кубинец упал мёртвым.

Смерть Бешенного не пропала даром. Пока он невольно отвлекал на себя хунхузов, остальные его товарищи расползлись по лесу.

Мазур отбежал далеко от лагеря, скатился в какойто овраг. Рядом оказалась какая-то нора или берлога. Он забился туда и прислушался. Крики радости раздавались в другой стороне, наверное, кому-то из его товарищей не повезло. За себя он не боялся, хунхузы плохие следопыты и вряд ли его найдут. Мазур перещитал патроны: один в винтовке и пять в кармане. Не густо! Остальное его богатство досталось хунхузам. Но он всё-таки решил наведаться к ним. Во-первых, можно чем-нибудь поживиться, а, во-вторых, вдруг удастся кого-нибудь спасти из своих товарищей.

Такие же мысли пришли в голову и Грибану, только у него был один патрон в его ружье и он надеялся преобрести ещё или добыть чьё-нибудь оружие с боеприпасами, разумеется. Он тоже слышал крики китайцев и со всеми предосторожностями двинулся на них.

Картина, представшая перед его взором, была ужасная. Хухузы схватили Литвина, раздвинули ему ноги и привязали к ним две довольно толстые жердины. Они заставили пленника, повиснуть на высоком суку, а между жердей под ним укрепили острый кол, вкопанный в землю. Расчёт хунхузов был прост: когда у Литвина кончатся силы, и он отпустит сук, то, естественно, упадёт и напорется на кол. Но кол не убьёт его. Под тяжестью собственного тела он будет насаживаться на кол, и умирать медленно и мучительно. Так хунхузы мстили за все те переживания, что выпали на их долю, когда их преследовали промышленники. Что бы пленник ни орал на всю тайгу, ему в рот всунули шишку и завязали грязной тряпицей.