Один из миллионов (СИ) - Кельн Яна - Страница 32

- Я наберу, когда подъеду к дому.

- Хорошо, - и гудки, механические, неживые.

Миша отложил телефон, делая вдох. Все неправильно, не так, как должно быть. По коже прополз легкий страх. Парень сам не понимал, что он ждет от этой встречи чего-то, но то, что должно что-то произойти, что-то не хорошее, ускользало от его понимания.

- Скоро вернусь, - бросил он родителям, с которыми больше и не обмолвился за сегодняшний день ни словом, обулся и вышел за дверь.

Инстинктивные, рефлекторные движения. Подойти к машине, снять ее с сигнализации, сесть за руль, завести, надавить на педаль, влиться в поток других автомобилей.

Вечер, суббота, дороги свободные. Миша припарковался и набрал номер Глеба спустя ровно сорок минут. Ожидание тянулось, небо наливалось тяжестью, тучи закрыли насыщенную синеву, россыпь блестящих ярких звездочек, отчего темнота казалась особенно непроглядной. Воздух душный, спертый, ветер опасливо притих, прячась от предстоящей грозы. Миша резко повернул голову. Словно почувствовал. Дорогу переходил Глеб. Руки спрятаны в карманах джинс, футболка, куртки нет. А ведь на улице ощутимо прохладно.

- Привет, - сухо, скомкано, мальчик не потянулся за поцелуем, не улыбнулся.

- Привет, - Миша сам наклонился и поцеловал, легко коснувшись губ, не осмеливаясь углубить поцелуй, не осмеливаясь обнять, притянуть ближе, спрятать от ночной прохлады, чтобы он перестал дрожать, чтобы исчезли пупырышки, покрывшие бледную кожу.

- Миш, - Глеб слегка оттолкнул его, упершись ладонью в грудь, - нам, неверно, лучше пока не видится, - мальчик говорит себе под нос, низко опустив голову и смотря только на серо-грязный асфальт под ногами, но Миша отчетливо слышит каждое слово.

Каждое из них падает огромным валуном на едва дышащее тело, которое буквально несколько секунд назад сорвалось с высоченной отвесной скалы, скоро камнепад погребет его навсегда, но прежде человек будет испытывать нестерпимую мучительную боль, медленно умирая.

- Значит, ты меня бросаешь? - выдавил из себя Миша, голос дрожал, парню не удалось этого скрыть. Хотел услышать в ответ «нет», оправдания, что это лишь временно, пока родители не уедут.

- Да, - зеленый сигнал светофора вновь сменился на красный, а вдалеке, в черном небе сверкнула первая яркая вспышка, - Ты сам видел, какую реакцию вызывают наши отношения, я не готов испытать на себе гнев отца, - ответил мальчик с разноцветными прядями в черных волосах, разметавшихся под порывом внезапно поднявшегося ветра.

- Глеб, ты просто трус, - губы Миши искривились в презрительной усмешке.

- Пусть так, но разве не ты учил меня самостоятельно принимать решения. Я его принял, смирись, - последние слова прозвучали особенно резко и грубо, полоснув ножом по натянутым нервам.

Мальчик быстро пересек улицу и скрылся в темноте двора. Пародия на выдох. Все тепло мигом улетучивается из тела вслед за тем, кто его дарил, вливая в каждую клеточку тела, заставляя жить им, заменяя своей необходимостью кислород. Не стало тепла, не стало такого нужного для жизнедеятельности газа. В глазах искры, остатки пожара, которым вспыхнул костер, согревающий душу еще совсем недолгое время назад. Кажется, теперь Миша понял, что такое попасть в Ад. Именно так, должно быть, мучается грешник, оказавшись на раскаленной сковородке. Лава вместо крови, огненное дыхание, кружащееся вокруг, заполняющее все пространство.

Несколько шагов до двери, щелчок ручки, дверца автомобиля распахивается, пальцы впиваются в холодный металл, только бы устоять на ногах. На нос капают первые теплые капли дождя. Выдох, вдох, дверца захлопывается, отрезая от падающей с неба влаги, укрывая, пряча от непогоды. Но Мише все равно, его буря разыгралась в душе, в сердце. Снова срабатывают приобретенные рефлексы, парень заводит машину и плавно отъезжает от обочины. Дворники работают как сумасшедшие, стряхивая с лобового стекла блестящие серебристые капли. Дождь льет, как из ведра, выбоины моментально заполняются водой, машину ведет, руки непроизвольно вцепляются в руль крепче, глаза и сознание следят за дорогой, чтобы не улететь в кювет и не врезаться в соседние автомобили. В ушах шум дождя, заглушающий все, в горле першит, во рту пересохло.

Вдох-выдох, вдох-выдох, газ-тормоз, газ-тормоз. Дворники мечутся еще быстрее. Небо сошло с ума, обрушивая настоящий водопад на землю, на людей, на здания. Все утопает в этой влаге, ее слишком много. Кажется, что она попадает в легкие, не дает дышать. Нечем. Дышать. Вместо воздуха только вода. Забивается везде. Еще два шага и козырек подъезда скрывает вымокшую до нитки фигуру парня от воды. Теперь можно сделать вдох. Но холодно. Опять этот холод, пустота. «Чем я заслужил эту вечную мерзлоту в душе?» В душе закипает ярость. Миша сжимает кулаки, быстро поднимается на свой этаж, распахивает дверь, едва успев вытащить ключи из замка.

- Доволен! – кричит он, ураганом проносясь по комнате.

Обувь оставляет мокрые следы, с одежды, с волос течет вода, кажется, что и в квартире идет дождь. Родители, внимательно смотрящие до этого вопля в экран телевизора, поднимают головы и непонимающе смотрят на разъяренного молодого человека. Где их сын? И что это за существо с черными провалами глаз?

- Можешь, радоваться! – крик не приглушенный ни чем, плевать, что услышат соседи, - Он меня бросил! Бросил! Доволен?!

Мужчина медленно встает, несколько осторожных шагов и лицо парня опаляет пощечина. Голова дергается, но мозги, кажется, становятся на то место, на котором должны быть.

- Успокойся, Миш, - тихо.

На руке сжимается стальной захват. Мать подходит сзади, осторожно снимает мокрую одежду.

- Пойдем, - шепчет Наталья и уводит сына в комнату, грозный взгляд в сторону мужа, чтобы не смел, идти за ними.

Комната. Постель, пропахшая им. Парень брыкается и не дает себя уложить. Мать быстро понимает, в чем дело, сметает постель, стелет покрывало, вновь укладывает. Где-то раздается деликатный стук в дверь, но Наталья запрещает мужу входить. Не сегодня, не сейчас.

- Миш, он еще маленький, твой мальчик, он испугался, - шепчет женщина, перебирая короткие мокрые пряди волос.

- Глеб, его зовут Глеб, - парень рычит, хочет избавиться от надоедливой ласки, но нет сил пошевелиться.

- Глеб, - покорно поправляется, - дай ему время.

- Мам, он добился того, что я обратил на него внимания, он добился моей любви, он подарил мне свое тепло, он меня отогрел. Он не мог настолько испугаться, чтобы перечеркнуть все, что было.

Руки взметаются вверх, обхватывают голову, рвут волосы, зажимают уши, чтобы не слышать слова матери. В горле комок, на душе стужа, там кружат белые мухи, вьюга усиливается, погружая сознание в сон. Заморозка. Остановка времени. Потеря связи с реальностью. Ее больше нет. Вокруг только снега и льды Антарктиды. Теперь это – его реальность. На всю жизнь, навсегда. Освободившееся от тепла Глеба места занимает боль. Готов был, сказать люблю. Может, если бы Глеб услышал эти слова, то все было бы по-другому. Может. А может, и нет. Но все равно в сердце поселилась любовь. Сильная. Безнадежная. Всепоглощающая.