История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Казанова Джакомо - Страница 56

– Она умрет в конвульсиях, либо от апоплексии этой ночью, если вы не позовете врача, который с помощью касториума вернет ее, быть может, к жизни.

– Мы об этом думали, но не осмеливались. Вы видите обстоятельства… Выздоровеет она или нет, он скажет, что мы дали ей яд.

– Святые небеса! Я вам сочувствую. Даже если вы позовете врача в данный момент, я полагаю, что будет слишком поздно, и все будет впустую. Все обдумав, следует во всем положиться на волю Провидения, и оставить ее умирать. Зло сделано, и я не знаю никакого средства спасения.

– Следует, однако, подумать о спасении ее души и позвать священника.

– Священник не может ей быть полезен, потому что она в летаргии; и невежественный священник, желая выставить себя знающим, все выболтает. Никакого священника, мадам, вы вызовете его, когда она будет мертва; вы скажете ему, что она умерла внезапно, вы поплачете, вы дадите ему на выпивку, и он будет думать только о том, чтобы успокоить ваши слезы, далекий от мысли. что вы могли ее отравить.

– Надо, стало быть, ее умертвить?

– Нет, надо оставить все как есть.

– Если она умрет, я отправлю срочное сообщение аббатисе, и она пришлет мне другую послушницу.

– И выиграете по крайней мере дней восемь; в ожидании этого, вы, быть может, разродитесь; вы видите, что ваше счастье может зависеть от этого несчастья. Не плачьте, мадам, положимся на волю Господа; позвольте, чтобы крестьянка вошла сюда, потому что я должен внушить ей необходимость молчания и очень правильного поведения в этом деле, которое может стать фатальным для нас всех, потому что если узнают, что я приходил сюда, меня примут за отравителя.

Вызванная крестьянка поднялась, и все поняла. Она осознала свой собственный риск, и обещала мне, что пойдет за священником, только когда увидит, что послушница мертва. Я заставил ее принять десять луи для того, чтобы использовать их во всех случаях, которые могут случиться в этих жестоких обстоятельствах, в которых мы все оказались. Увидев, что она богата, она облобызала мне руки, заплакала, бросилась на колени и пообещала мне следовать во всем моим советам. Затем она снова спустилась.

Монахиня, войдя в погребальные размышления, возобновила свои рыдания и, осознавая себя виновной в этой смерти, представила себе уже отверстый ад, задохнулась от ужаса и упала в обморок на мешок. Не зная, что делать, я подскочил к лестнице, чтобы позвать крестьянку, которая поднялась и снова спустилась, чтобы найти уксуса. Не имея при себе спиртовой эссенции, я поднял вуаль и поднес к ее носу щепотку нюхательного табака и засмеялся, вспомнив. как кстати я давал понюшку М-м… в Золотурне. Крестьянка поднялась с уксусом, и нюхательный порошок стал оказывать свой эффект, монахиня очнулась; но я остался как окаменелый, когда, повернувшись, она позволила мне взглянуть на свое лицо. Я увидел вылитую М.М., настолько похожую, что я не мог и вообразить, что я ошибаюсь. Я оставался недвижим, пока крестьянка снимала с нее головной убор, чтобы натереть виски своим уксусом. Меня оторвали от изумления ее черные волосы и, минуту спустя, глаза того же цвета, которые сильный порошок заставил открыться. Я, наконец, убедился, что это не М.М., глаза которой были голубые, но я без памяти влюбился в нее. Я заключил ее в мои объятия, и крестьянка, увидев, что она воскресла, вышла. Я осыпал ее поцелуями, и она не могла защититься из-за своего чихания. Она просила меня именем Иисуса уважать ее и позволить, чтобы она снова накинула вуаль, говоря, что без этого она будет предана анафеме, но это опасение отлучения в такой момент меня насмешило. Она клялась, что аббатиса ее проклянет, если она позволит мужчине на себя смотреть.

Я передал ее заботам крестьянки, опасаясь, что усилия при чихании могут вызвать роды. Я пообещал увидеть ее завтра в то же время, и она просила не покидать ее.

В том состоянии, в каком я был, мне невозможно было ее покинуть, но в этом отныне не было никакой моей заслуги; я был влюблен в эту новую М.М. с черными глазами. Я решил сделать для нее все, и, разумеется, не допустить возвращения ее в монастырь в том положении, в котором она находилась. Мне казалось, что в ее спасении следует руководствоваться божьей волей. Бог захотел, чтобы она показалась мне М.М. Бог сделал так, что я получил много денег. Бог послал мне м-м Z, чтобы любопытные не могли догадаться о действительной причине откладывания моего отъезда. Разве не полагался я на бога всю свою жизнь! Несмотря на это, канальи-мыслители все время обвиняют меня в атеизме.

На следующий день, около восьми часов, я нашел м-м Z в кровати и еще спящей. Ее горничная попросила меня входить в комнату на цыпочках и закрыла свою дверь. Двадцать лет назад венецианка, сон которой я пощадил, посмеялась надо мной при пробуждении, и больше меня не хотела. М-м Z хотела сделать что-то подобное, притворившись, что крепко спит, но должна была явить мне очевидные признаки жизни, когда почувствовала себя наполненной, и дело завершилось смешками. Она сказала, что ее муж поехал в Женеву, чтобы купить ей часы с репетиром, и что он вернется только завтра.

– Вы можете, – сказала мне она, – провести всю ночь со мной.

– Ночь создана, мадам, чтобы спать. Если вы никого не ждете, я проведу с вами все утро.

– Ладно. Никто сюда не придет.

Она укладывает мои волосы в ночной колпак своего мужа, и мы быстренько устремляемся в объятия друг друга. Я нахожу ее влюбленной настолько, насколько можно и желать, и она убеждается, что я ей ни в чем не уступаю. Мы проводим четыре прекрасных часа, часто плутуя друг с другом, но лишь с тем, чтобы находить новые поводы для смеха. После последней схватки она просит у меня, в качестве награды за свою любовь, провести в Эксе еще три дня.

– Я обещаю вам, прекрасная Z, оставаться здесь так долго, сколько вы будете давать мне знаки приязни, подобные тем, которые дали нынче утром.

– Поднимемся же и пойдем вниз обедать.

– Вниз! Если бы ты видела свои глаза!

– Пусть догадываются. Две графини умрут от зависти. Я хочу, чтобы весь народ знал, что ты остался здесь только ради меня.

– Это ни к чему, мой ангел, но я с удовольствием удовлетворю твое желание, даже если мне придется за эти три дня потерять все мои деньги.

– Я буду от этого в отчаянии; но если ты откажешься понтировать, ты не потеряешь, несмотря на то, что ты допускаешь, чтобы тебя обворовывали.

– Поверь мне, я позволяю себя обкрадывать только дамам. Ты ведь тоже принимала пароли в этой компании.

– Это правда, но не так, как это делали графини, и мне было досадно, потому что они могли подумать, что ты их любишь. После твоего ухода маркиз де Сен-Морис сказал, что ты ни за что не должен был предлагать англичанину уйти на восьми картах, потому что, если бы он выиграл, он мог подумать, что ты все знаешь.

– Скажи г-ну де Сен-Морис, что человек чести не может допускать таких подозрений, и к тому же, зная характер молодого лорда, я был внутренне убежден, что он не согласится на мое предложение.

Когда мы спустились к столу, нам захлопали. У красавицы Z был вид, как будто она ведет меня на поводке, и мое поведение было из самых скромных. Никто после обеда не осмеливался предложить мне составить банк – все были на мели относительно денег. Затеяли игру в тридцать-сорок, которая длилась весь день. Я проиграл всего двадцатку луи. К вечеру я ускользнул и, зайдя к себе, чтобы известить Ледюка, что во время моего пребывания в Эксе он не должен покидать моей комнаты, я пустился к дому, где эта несчастная должна была в беспокойстве дожидаться моего появления; но, несмотря на темноту, мне показалось, что кто-то за мной следует. Я остановился, меня обошли. Парой минут позже я пошел вновь своей дорогой, и вижу те же две фигуры, которые я бы ни за что не разглядел, если бы они не замедлили шаг. Это могло быть случайностью; я сошел со своего пути, не теряя ориентировки, с тем, чтобы вернуться на дорогу, когда буду уверен, что за мной не следят. Но мое подозрение перешло в уверенность, когда я увидел на некотором расстоянии два призрака; я остановился за деревом и разрядил в воздух один из моих пистолетов. Минутой позже, не видя больше никого, я направился к дому крестьянки, зайдя сначала к фонтану, чтобы убедиться, что не сбился с дороги.