История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Казанова Джакомо - Страница 34

Не пытаясь в деталях понять ее план, я сразу поднялся к Ледюку. Я нашел его одного в постели, сел возле него с безмятежным видом и пообещал вылечить его, при условии, что он ничего от меня не скроет, без утайки рассказав мне, вплоть до мельчайших подробностей, все относительно болезни, как он ее подхватил. Он сказал мне, что в день, когда он отправлялся в Золотурн за моими письмами, он сошел с лошади на полдороги, чтобы попить молока на молочной ферме, там встретил услужливую крестьянку, которая всего за четверть часа привела его в то состояние, в котором я его вижу. В постель его привела большая опухоль на тестикулах.

– Рассказывал ли ты об этом кому-нибудь?

– Никому, потому что надо мной будут смеяться. Только хирург знает о моей болезни, но он не знает, от кого я ее подцепил. Он сказал, что удалит опухоль, и что завтра я смогу прислуживать вам за столом.

– Хорошо. Продолжай держать это все при себе.

Когда я передал все это моей Минерве, она задала мне следующие вопросы:

– Скажите мне, может ли Ф. со всей строгостью утверждать, что она провела с вами два часа на канапе.

– Нет, потому что она ни видела меня, ни говорила со мной.

– Очень хорошо. Тогда отвечайте на ее гнусное письмо, что она ошиблась, потому что вы не выходили из своей комнаты, и что вы проведете расследование в своем доме, чтобы выяснить, кто тот несчастный, которого она заразила, не узнав его. Пишите и отправляйте письмо немедленно, и через часа полтора вы ей отправите следующее письмо, которое я сейчас напишу, а вы скопируете.

– Мой прелестный друг, я проник в ваш гениальный замысел; но я дал слово чести М-м …, что ничего не буду предпринимать по этому делу, не известив предварительно ее.

– Это случай нарушить слово чести. Любовь мешает вам идти столь же далеко, как я, но все зависит от быстроты и от интервала между первым и вторым письмами. Сделайте это, дорогой друг, и вы узнаете остальное из письма, которое я сейчас напишу. Пишите же первое письмо.

Меня понуждало действовать истинное уважение к ней, которое я испытывал. Вот копия моего письма, убедительно доказывающая, что замысел моей бонны был безошибочен:

«Бессовестность вашего письма столь же неприемлема, как и те три ночи, что вы провели здесь, чтобы убедиться, что ваши черные подозрения обоснованы. Знайте, чудовище, вышедшее из ада, что я не выходил из своей комнаты, и что вы провели два часа бог знает с кем; однако, я, возможно, это узнаю, и дам вам отчет. Возблагодарите небо, что я распечатал ваше письмо только после отъезда М. и М-м. Я получил его в их присутствии, но, презирая руку, его написавшую, положил в карман, и оно никого не заинтересовало. Если бы его прочитали, очевидно, я бы догнал вас и заставил сдохнуть под моими ударами, женщина, недостойная прожить и дня. Я чувствую себя хорошо, но я не стараюсь вас этим убедить в том, что это не я наслаждался вашими костями».

Показав письмо Дюбуа, которая его одобрила, я отправил его несчастной, которая сделала несчастным меня. Полтора часа спустя я отправил ей следующее, с которого я сделал нижеследующую копию, не изменив ни слова:

«Четверть часа спустя после того, как я вам написал, пришел хирург сказать мне, что мой лакей нуждается в его услугах по поводу истечения жидкости, которое он приобрел недавно, с симптомами, которые указывают, что он подхватил большую дозу сифилитического яда. Я приказал хирургу позаботиться о нем и пошел навестить больного, который, не без некоторого стеснения, признался мне, что это от вас он приобрел этот прекрасный „подарок“, сказав, что, увидел вас входящей в одиночку, в темноте, в апартаменты М-м…, после того, как уложил меня в кровать, и подошел к вам, любопытствуя, что вы собираетесь делать, потому что, если вы вдруг захотели пройти к той даме, которая должна была уже лечь, вы не пройдете в дверь, ведущую в сад. Прождав час, чтобы убедиться, что вы уже ушли, он решил зайти сам, потому что ему показалось, что вы оставили дверь открытой. Он клялся мне, что, войдя, он не собирался наслаждаться вашими прелестями, чему я без труда поверил, но чтобы посмотреть, не был ли это кто-то другой, кто воспользовался этим случаем. Он уверял меня, что хотел звать на помощь, когда вы схватили его, положив ему руку на рот, но изменил намерение, когда был увлечен на канапе и осыпан поцелуями. Он сказал мне, что, сочтя несомненным, что вы приняли его за другого, он обслуживал вас около двух часов подряд, чем заслужил благодарность, весьма отличную от той, которую вы ему выдали, и печальные признаки которой он увидел на следующий день. Он покинул вас, по-прежнему молча, при первых проблесках дня, опасаясь, что будет узнан. Впрочем, вы свободно можете взять его от меня, и, отдаю вам должное, вы, должно быть, воображаете себе удовольствие, которое, такая, как вы есть, вы никогда не обретете в реальности. Сообщаю вам, что этот бедный мальчик решил нанести вам визит, и я не могу ему в этом помешать; будьте, однако, нежны с ним, потому что он может предать гласности это дело, и вы ощутите последствия этого. Вы узнаете от него самого его претензии, и я советую вам их удовлетворить».

Я отправил ей это письмо и час спустя получил ответ на первое, который состоял лишь из нескольких недлинных строк. Она писала, что моя выдумка гениальна, но не даст мне ничего, потому что она уверена в своей правоте. Она вызывает меня появиться у нее в течение нескольких дней и доказать, что мое здоровье отлично от ее. Моя бонна во время нашего ужина рассказывала мне разные истории, с целью меня развеселить, но я был слишком печален, чтобы их воспринимать. Дело шло к тому, чтобы предпринять третий демарш, который должен был завершить начатое, и окончательно затравить наглую Ф., и поскольку я написал первые два письма, как того хотела Дюбуа, я должен был довести дело до конца. Она изложила мне инструкции, которые я должен был дать Ледюку завтра, вызвав его в мою комнату. Она захотела удостовериться в их правильности, спрятавшись за занавеску моего алькова, чтобы самой услышать то, что я ему приказываю сделать.

Вызвав его, я спросил, в состоянии ли он сесть на лошадь, чтобы отправиться в Золотурн по делу, которое важно для меня в высшей степени.

– Да, месье, но хирург требует, чтобы я завтра начал принимать ванны.

– Ладно. Ты поедешь сначала в Золотурн к м-м Ф., и не будешь там ничего говорить обо мне, так как она не должна знать, что это я тебя отправляю к ней. Ты скажешь ей, что ты должен с ней поговорить. Если она тебя не примет, дожидайся ее на улице, но я думаю, что она тебя примет, и даже без свидетелей. Ты ей скажешь, что она наградила тебя сифилисом, когда ты ее об этом не просил, и что ты хочешь от нее денег, которые тебе нужны, чтобы позаботиться о своем здоровье. Ты ей скажешь, что она заставила тебя работать два часа в темноте, не узнав, и что если бы не плохой подарок, который она тебе поднесла, ты бы никогда не признался в этом, но, находясь в том состоянии, которое ты ей продемонстрируешь, она не должна осуждать твой поступок. Если она откажется, пригрози ей обратиться к правосудию. Вот все. Ты вернешься, не теряя времени, сказать мне, что она ответит.

– Но если она велит выбросить меня в окошко, я не смогу вернуться так быстро.

– Не бойся этого, я за это отвечаю.

– Вот странное поручение.

– Ты единственный человек, способный его выполнить.

– Я готов, но мне надо задать вам несколько серьезных вопросов. У этой дамы действительно сифилис?

– Да.

– Я ей сочувствую. Но как я подтвержу ей, что она его мне дала, в то время, как я никогда с ней не говорил?

– Его дают не при разговоре, дурачина. Ты провел с ней два часа в темноте, без разговоров, она поймет, что это тебе она его дала, полагая, что дает его другому.

– Наконец, я начинаю понимать. Но если мы были в темноте, как я мог понять, что имею дело с ней?

– Ты видел ее входящей; но возможно она не задаст тебе никакого вопроса.

– Итак, я пошел. Мне любопытно больше, чем вам, что она мне ответит. Но вот что важно. Может быть, она начнет торговаться насчет денег, которые она должна мне дать на лечение; в этом случае я прошу мне сказать, достаточно ли мне будет сотни экю.