История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Казанова Джакомо - Страница 13

На следующий день она публично дала мне газету, сказав, что не нашла в ней ничего интересного. Вот копия письма, что я нашел внутри:

«Прекрасный проект, подсказанный Амуром, не без трудностей, но сулит надежды. Жена ложится спать в кабинете, только когда муж просит ее согласия на это отделение; при этом такое положение может длиться четыре или пять дней. Она полагает, что основание для такой просьбы может вскоре возникнуть, и давняя привычка приводит к тому, что она не сможет ему отказать. Так что надо ждать. Для влюбленной женщины возникнет необходимость известить любовника. Необходимо будет спрятаться в церкви, и не следует ни секунды рассчитывать на то, чтобы подкупить человека, который ее откроет и затем закроет. Хотя и бедный, он неподкупен по причине глупости. Он проболтается. Единственный способ – спрятаться в церкви и дать себя запереть. Церковь закрывают в полдень в рабочие дни, и вечером – в праздничные, и открывают каждый день на заре. Когда наступит время, дверца будет закрыта таким образом, что любовнику достаточно будет слегка толкнуть ее, чтобы открыть. Кабинет отделен от спальни только перегородкой, очень тонкой, не следует даже чихать, ему не позволено быть простуженным, потому что случится большое несчастье, если он вздумает кашлянуть. Бегство любовника не составит никакого труда. Он спустится в церковь и выйдет, когда увидит, что она открыта. Поскольку церковный сторож не видел его, когда закрывал церковь, следовательно, не увидит и когда откроет».

Это письмо согрело мне душу. Я поцеловал его сотню раз. На следующий день я отправился изучить внутренности этой церкви – это было главным. Там была кафедра, где меня бы не увидели; но лестница находилась в ризнице, всегда закрытой. Я остановился на одной из двух исповедален, у которых были выходящие наружу дверцы. Спрятавшись там, где исповедник держит ноги, я был бы не виден, но пространство там было настолько тесным, что мне показалось, что я там не помещусь, если дверца будет закрыта. Я подождал до полудня и попробовал туда залезть, когда никого в церкви не было. Я там поместился, но настолько плохо, что меня увидел бы любой, кто приблизится. Во всех предприятиях такого рода ничего не получится, если не рассчитывать на фортуну. Решившись положиться на свой опыт, я вернулся к себе, вполне довольный. Я дал отчет моей обожаемой, поместив рассказ об этом в ту же газету и передав ей в комедии, где виделся с ней каждый день.

Восемь-десять дней спустя она спросила у генерала в моем присутствии, нет ли у него каких-либо поручений для ее мужа, который завтра в полдень уедет в Экс-ла-Шапель и вернется через три дня.

Меня не нужно было обо всем предупреждать заранее. Быстрый взгляд, который она мне послала, дал мне понять, что мне надо воспользоваться этим сообщением. Какая радость! Еще большая, потому что я был слегка простужен. Назавтра был праздничный день, и это еще одна радость, потому что мне надо было спрятаться в исповедальне только к вечеру, и благодаря этому я избегал обузы прятаться там весь день.

Я направился туда в четыре часа и втиснулся в более темную из исповедален, положившись на Бога. В пять часов ключарь, сделав привычный круг по церкви, вышел и закрыл дверь. Я вышел из укрытия и присел на лавку, где, видя ее тень за решеткой, уверился, что она меня видит. Она закрыла ставню.

Четверть часа спустя я подошел к двери, толкнул ее, и она открылась. Я прикрыл ее и на ощупь уселся на последних ступеньках лестницы. Я провел там пять часов, которые в предвкушении счастья не показались бы мне трудными, если бы не крысы, которые бегали туда и сюда вблизи меня, терзая мне душу. Проклятые животные, которых я никогда не мог терпеть, ни вынести омерзение, которое они у меня вызывают. Они отвратительны и зловонны.

В десять часов она явилась, со свечой в руке, выведя меня из тоскливого положения, в котором я очутился только ради нее. Можно лишь в общих чертах представить себе взаимные наслаждения этой счастливой ночи, не вдаваясь в детали. Она сказала, что приготовила мне маленький ужин, но у меня не было аппетита ни на что, кроме ее прелестей, хотя я обедал лишь в четыре часа. Мы провели семь часов в исступлении, прерывая его лишь изредка на любовные разговоры, с тем, чтобы возобновить наслаждения.

М-м Х имела мужа, который руководствовался лишь своим собственным темпераментом и чувством дружбы, которое он к ней испытывал, чтобы отдавать ей свой долг неукоснительно каждую ночь. То ли следуя режиму, то ли из щепетильности, он воздерживался от своих прав в критические дни месячных, и, чтобы избежать соблазна, держался подальше от своей драгоценной половины; но в эту счастливую ночь она не была в этом отделенном положении. Мы были обязаны нашим неожиданным счастьем путешествию этого славного человека. Я покинул ее опустошенным, но не насытившимся. Я обещал, сжимая ее в своих объятиях, что она встретит во мне ту же готовность в первый же раз, как мы снова увидимся. Я отправился залезть в исповедальню, где слабый свет зарождающегося дня помог мне скрыться от глаз ключаря. Как только я увидел, что дверь открыта, я отправился спать. Вышел я только ко времени театра, чтобы снова увидеть мой очаровательный объект, обладателем которого меня сделала любовь.

Не прошло и двух недель, как, садясь в свою карету, она сказала мне, что будет спать в кабинете в следующую ночь. Это был будний день. Церковь была открыта только с утра, я пошел туда к одиннадцати часам, хорошо позавтракав. Я поместился в исповедальне так же легко, как в прошлый раз, и в полдень церковный сторож закрыл свою церковь.

Мысль о том, что я должен оставаться десять часов то ли в церкви, то ли в темноте внизу лестницы, в компании крыс, не радовала, потому что я не мог взять с собой даже табака, с которым мне могло понадобиться хотя бы высморкаться, но любовь придает ценность ожиданию, когда любовник уверен, что может положиться на ее слово.

В час я увидел листок бумаги, падающий на пол из зарешеченного окна. С бьющимся сердцем я подхожу и поднимаю его и вижу следующие слова:

«Дверь открыта. Я думаю, что вам будет лучше здесь, чем в церкви. Вы найдете маленький обед, ночную лампу и книги. Вам будет неудобно сидеть, но не вижу другого выхода. Эти десять часов продлятся для вас меньше, чем для меня, будьте в этом уверены. Я сказала генералу, что больна. Представьте себе, как бы я могла сегодня выйти. Боже сохрани вас сегодня от кашля, особенно будущей ночью, потому что мужской кашель отличается от женского».

Амур! Очаровательный бог, который думает обо всем! Я не колеблюсь ни минуты. Я вхожу и вижу посредине трех ступенек салфетки, прибор, маленькие аппетитные тарелки, бутылки, стаканы, подогреватель и бутылку винного спирта. Вижу размолотый кофе и лимоны, сахар и ром, если мне захочется сделать пунш. И к этому забавные книжки. Поразительно, что м-м Х смогла проделать все так, чтобы никто из семьи не заметил. Достоинством всего этого было то, что, казалось, это было проделано скорее для того, чтобы развлечь, чем накормить кого-то. Я провел три часа за чтением, затем еще три – за едой, приготовил себе чай, затем пунш. После этого я заснул, и ангел явился разбудить меня в десять часов. Эта вторая ночь прошла, однако, менее оживленно, чем первая: меньше возможностей из-за темноты и больше помех из-за соседства мужа, которого малейший шум бы разбудил. Мы провели три-четыре часа в объятиях сна. Это была последняя ночь, что мы провели вместе. Генерал уехал в Вестфалию, и она должна была перебраться в деревню. Я обещал ей вернуться в Кёльн в следующем году, но многие несчастья мне в этом помешали. Я попрощался со всеми и уехал, полный сожаления.