Золотой торквес - Мэй Джулиан - Страница 66

Высоко в небе козодой прокричал яростное «квик-квик-квик» и улетел.

Лишь один из постояльцев, путешествие которых столь неожиданно сорвалось, не впал в истерику. Все еще держа в руках сплетенную из водорослей сеть и сложенные в мешок пузырьки с образцами лекарств, он раздраженно отвечал на вопросы управляющего Мишимы.

— Говорю же, они стояли там. Мы видели их какую-то долю секунды, прежде чем зеркала сомкнулись… И оба превратились в скелеты! Потом в пыль… Я требую объяснений, господин управляющий! Инструкция гласит, что путешествие во времени не предусматривает никаких случайностей…

Второй управляющий, стоявший на дозорной вышке, опустившись на колени, позвал:

— Эй, Алан, взгляни-ка!

— Прошу вас, доктор Биллингс, поднимитесь наверх и подождите вместе с остальными. Я скоро приду.

Когда доктор удалился, управляющие склонились над кучкой пепла. В ней просматривался причудливый орнамент, утопленный внутри какого-то варварского ожерелья. Мишима взял его в руки: сверкающие хлопья — все, что осталось от внутренних компонентов, — выпали из крохотных отверстий и смешались с пылью.

— А здесь… о Боже! — Другой чиновник обнаружил два плоских кусочка янтаря со светящимися внутри буквами. — Надо срочно доложить директору, Алан.

— Да, — вздохнул Мишима. — И сказать Биллингсу и компании, чтоб не ждали.

Два резных кольца были обнаружены позже, когда пыль с крышки люка аккуратно смели в пакет из фотопленки и отправили на хранение в личный сейф смотрителя постоялого двора для дальнейшего исследования.

А шесть миллионов лет назад в комнате без дверей рыдали Бреда и Элизабет. Ясновидение, как и предполагала последняя, лишь ухудшило дело.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЕЛИКАЯ БИТВА

1

В эпоху Галактического Содружества от горы осталось одно воспоминание. На месте ее находится небольшой средиземноморский остров Менорка, восточный в группе островов, некогда именовавшихся Гесперидами. Пик Монте-дель-Торо, достигающий 400 метров над уровнем моря, — самая высокая точка этого клочка земли. Большинство древних горных лабиринтов разрушено в результате водной и ветровой эрозии.

Но шесть миллионов лет назад гора являла собой поистине внушительное зрелище. Первые пришельцы с Дуата, впервые увидев посреди Балеарского полуострова каменную громаду с вершинами-близнецами, меж коих раскинулся альпийский луг (место тайных свиданий Брайана и Мерси), нарекли ее Горой Луганна и Шарна — в честь первого ритуального поединка тану и фирвулагов над Могилой Корабля. Позже она получила название Горы Героев. По личному распоряжению Бреды (одному из немногих) гора была передана в собственность Гильдии Корректоров. На юго-восточном склоне, нависшем над Мюрией и Серебристо-Белой равниной, выросло лечебное и исследовательское учреждение. А после смутных времен, окончившихся изгнанием Минанана, было найдено применение и пещерам в недрах горы: поначалу они служили гробницами великих умерших, затем стали использоваться для менее священных целей.

Фелиция поклялась не проронить ни звука.

Ум вопил сколько влезет, на радость Королевскому Дознавателю, но каким бы пыткам ни подвергал ее Куллукет в течение целой недели, в этом она осталась тверда: сквозь удерживаемые распоркой челюсти не просочилось ни единого стона или крика. Силой воли она парализовала свои голосовые связки: кроме них, ничто в собственном теле ей не подчинялось.

Куллукет медленно, шаг за шагом, изучал ее организм, сочетая экстрасенсорные приемы с принудительными. Он то настраивал Фелицию, словно музыкальный инструмент, а то обрушивался на нее во всей своей дикой, животной злобе. Когда сознание ее не выдерживало сенсорных перегрузок, он приводил ее в чувство болезненными уколами в мозг и демонстрировал новую изощренную пытку.

К немалому своему удивлению, Куллукет обнаружил, что подавление ума не дает того эффекта, как чисто физическое надругательство над ее женским достоинством. При всей своей испорченности она совсем еще ребенок. Он без труда вытянул из нее всю секретную информацию (Копье Луганна, Эйкен Драм, Могила Корабля, кладбище летательных аппаратов, планы производства железного оружия, укрепленные форты на севере и прочее); все данные были представлены Стратегу, дабы тот принял необходимые меры сразу после Битвы.

Удовлетворив таким образом аппетиты потомства, Куллукет позволил себе поразвлечься.

Медленно очисти от кожуры этот ядовитый плод и высоси из него все соки: скрытые комплексы, обширную, но — против ожиданий — не приведшую к полной деградации душевную травму, связанную с потерей золотого торквеса, фантастические метафункции принуждения, психокинеза, творчества, ясновидения, вновь запертые в клетке латентности, чтобы никогда больше не выйти на свободу.

Почувствуй вкус ее бешенства, ее углубляющейся агонии, спровоцированной насильственным вторжением.

Сорви покров с детской обездоленности, с неудовлетворенной страсти к насилию и чувственным наслаждениям. Вот они, тропинки, ведущие в ее мозг! Какие великолепные возможности открываются перед тобой! Осознай, реализуй их! Покажи ей все ее пороки под разным углом зрения, пока это жалкое первобытное существо не постигнет глубину собственной бесчеловечной жестокости, отразившейся в чуждом человечности мозгу великолепного самца.

Он долго над ней работал; шок следовал за шоком, боль наслаивалась на боль, растление тела выливалось в распад личности, ненависть к ближнему, страх перед ним оборачивались ненавистью и страхом, направленным против самой себя.

Лиши ее всякой ценности, оставь в ожидании полного уничтожения. (Причем физически она должна быть в форме — нельзя нарушать данное Стратегу обещание, — чтобы сражаться на Битве как маленький, не знающий жалости автомат).

Однако Фелиция не потеряла рассудок.

Потрясенный, он блуждал по развалинам ее мозга, пытаясь отыскать тому объяснение. И чуть было не пропустил его. Да, вот она, крупица! Замкнулась, забаррикадировалась в неприступной крепости и упрямо отражает все попытки проникнуть туда. Уменьшенное до микроскопических размеров, герметично закрытое существо Фелиции продолжало сопротивляться.

Если бы удалось принудить ее заговорить, закричать! Он сознавал, что это ключ. Один-единственный звук — и последняя оборона будет разбита.

Но она не издала его. С течением дней, в преддверии грядущей Битвы Куллукет все осторожнее продвигался вперед, опасаясь, что искра жизни погаснет в ней вместе с раздавленным осколком целостности.

— Ну как знаешь, — сказал он наконец. — Тебе же хуже.

И, насладившись ею в последний раз, защелкнул на ее шее рабский серый торквес, вынул распорку изо рта и приказал слугам оттащить Фелицию в камеру, скрытую в глубоких катакомбах.

«…Стейни?»

«О, ты очнулась, любовь моя?»

— Очень больно, Сьюки?

Он встал на колени на сырой пол каменной ниши, застланный лишь тюфяками из слежавшейся соломы, и взял Сьюки за руку. Лицо ее было почти неразличимо в тусклом свете алмазной лампочки, мерцавшей, словно одинокая звезда, на высоком потолке среди сталактитов.

— Да нет, совсем чуть-чуть. Скоро все заживет. Лорд Дионкет говорит, ничего непоправимого не произошло. У нас будут еще дети.

— Но не этот, Сьюки, не мой нерожденный первенец! Это я виноват. Мы не должны были… после того, как убедились, что ты беременна. Идиот, сукин сын, подонок, детоубийца!

— Нет! — Она с трудом приподнялась, взяла его лицо в ладони и поцеловала. — Не казнись, милый. Тебе не в чем себя винить, слышишь?

«Всели ему в душу уверенность — для чего ж тебе твой серебряный торквес?.. Спрячь истинную причину, пусть он никогда не узнает.»

— Не думай больше об этом, любимый мой. Давай готовиться к побегу. Завтра Великая Битва. Я уверена, Эйкен специально тянет до последней минуты, чтоб отвести от нас подозрения тану.