Золотой торквес - Мэй Джулиан - Страница 48

— Если мы снимем торквес, станет только хуже, — сказал Дионкет. — Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью — в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.

Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.

«Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький… Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет.»

Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.

«Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!»

Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.

— Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.

«Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать…»

— Нет, мне надо уходить.

«Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?»

— Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.

Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах.

«Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму — потому что тебя тронули страдания этих несчастных.»

— Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас… Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам?

«Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать…»

— Бреда — паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере — честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину… К дьяволу вашу Бреду! — Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. — Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель!

Лорд Дионкет вздохнул.

— Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет.

— Ладно, — улыбнулась она. — Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу.

— Семь процентов. Так называемый синдром «черного торквеса» может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот «черным торквесам» мы помочь пока бессильны… или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей?

«Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло — за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?»

«Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?»

Два могущественных «эго», две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить… Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные.

Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила:

— Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с ним в ходе Великой Битвы. Вы достаточно изучили мою личность, чтобы понять: ни то ни другое для меня неприемлемо. Но потомство думает лишь о своих династических интересах. Сейчас они слишком заняты приготовлениями к Битве, поэтому допекают меня изредка, мимоходом, и все же я нигде не могу спать спокойно, кроме как в комнате без дверей. Вы и ваша группировка не в силах защитить меня от массированных атак, которыми руководит Ноданн. Они настроены очень решительно. А во сне я уязвима. Не могу же я на всю оставшуюся жизнь запереть себя в доме Бреды или отбиваться от этой шайки дикарей!

— Но мы пытаемся изменить прежнее законодательство! — вскричал Дионкет. — Ты могла бы помочь нам в борьбе против потомства Нантусвель!

— Как вам известно, мой ум абсолютно неагрессивен. Сначала добейтесь своих великих перемен, а потом обращайтесь ко мне.

— Да поможет нам Тана, — смиренно ответил лорд Дионкет. — Когда ты намерена нас покинуть?

— Скоро, — ответила Элизабет, снова взглянув на спящее дитя. — Я проведу курс терапии с несчастными малютками, чтобы вы и ваши самые талантливые ассистенты могли понаблюдать за ходом лечения. Возможно, вам удастся усвоить программу.

— Мы очень благодарны тебе за руководство… А теперь, если не возражаешь, давай ненадолго оставим эту скорбную обитель. Хотя ты искусно прячешь свои чувства, я знаю, контакт с «черными торквесами» угнетает тебя. Пойдем на террасу, подальше от патологической ауры больного.

Высокая фигура в красно-белых одеждах выплыла из палаты в прохладный мраморный коридор, а затем на обширную, выходящую в сад террасу. Отсюда, с Горы Героев, открывался великолепный вид на город, на весь полуостров, солончаковые пустоши и лагуны, раскинувшиеся под ярким полуденным солнцем. Казалось, солнечные лучи зажигают засевший в мозгу крик боли и отчаяния маленьких умишек. Дневное сияние так ослепило Элизабет, что она споткнулась и… услышала зов:

«Ясновидящая Элизабет Орм, ответь!»

Дионкет взял ее за руку и, произнося слова ободрения, отвел в тенистый уголок, где стояли плетеные стулья.

«Элизабет, Элизабет!»

Слабый, искаженный, но такой отчетливый человеческий голос. Чей он?

— На тебя повлияло общение с этими бедняжками, неудивительно. Посиди здесь, я принесу что-нибудь тонизирующее.

Мог ли Дионкет расслышать? Нет. Способ общения был исключительно человеческий, она сама его едва уловила.

— Просто попить чего-нибудь холодненького, — попросила она.

— Да-да, я мигом.

«Элизабет!»

«Кто ты, где? Я — Элизабет.»

«Это я (мы, Фелиция) Анжелика Гудериан! О, слава тебе, Господи! Сработало! Ах, черт, нить уходит, она слишком слаба, Анжели…»

«Я слышу вас, мадам Гудериан.»

«Grace a Dieu note 22, мы так боялись, так долго вызывали — и никакого ответа, послушай, мы… собираемся устроить налет на фабрику торквесов, нам нужна помощь Эйкена Драма, можно ли ему доверять, ты за него ручаешься?»

«Эйкен?»

«Да, да, le petit farceur! note 23 Но только в том случае, если на него можно положиться…»