Узурпатор - Мэй Джулиан - Страница 56

Мерси опустилась перед ним на колени и приняла от него зеленый обруч. Он взял ее за руку и подвел к мраморным тронам. Они сели. Один за другим к ним подходили рыцари Высокого Стола и, прикасаясь к своим торквесам, давали беззвучную клятву верности.

— Президент Гильдии Экстрасенсов, достопочтенная леди Морна-Ия Создательница Королей… Куллукет Дознаватель… Вице-президент Гильдии Психокинеза Чемпион Блейн… Второй лорд Психокинетик Кугал Сотрясатель Земли… Второй лорд Творец и лорд Каламоска Алутейн Властелин Ремесел… Вторая леди Экстрасенс Сибель Длинная Коса… Второй лорд Принудитель и лорд Амализана Артиганн… Лорд и леди Росилана Альборан Пожиратель Умов и Эднар… Селадейр лорд Афалии… Леди Барделаска Армида Внушающая Ужас… Лорд Сазарана Нейл Младший… Лорд Тарасии Туфан Громоголов… Лорд Геронии Диармет… Лорд Сейзораска Ламновел Мозговзрыватель… Лорд Ронии Кандатейр Огнедышащий…

Эйкен обвел взглядом вновь посвященных в рыцари.

— Я беру на себя руководство Гильдиями Принуждения и Психокинеза. Пост второго лорда Корректора временно остается вакантным. Поскольку ни леди Эстелла-Сирона из Дараска, ни лорд Вар-Меска Морейн Стеклодув не присутствуют на конклаве, я откладываю церемонию их посвящения в рыцари Высокого Стола до принесения ими личной присяги.

Он поднялся и с минуту молчал, оглядывая толпу гуманоидов, людей и гибридов. Торжественное выражение лица несколько смягчилось, и на губах опять заиграла плутоватая ухмылка, когда он похлопал себя по стеклянным латам. Они были настолько усыпаны драгоценными камнями, что за их блеском стилизованная фига была почти не видна.

— Ну? Признавайтесь, всею ли душой вы избрали меня королем Многоцветной Земли?

— Сланшл! — загремели умы и голоса его подданных. — Сланшл король Эйкен-Луганн! СЛАНШЛ!

В хоре не слышалось голосов маленького народа. К тому времени, когда отсутствие фирвулагов было замечено, они давно уже скакали по дороге, ведущей в Нионель.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БИТВА ГИГАНТОВ

1

Во сне он позвал ее: «Мерси!» Но только для того, чтобы проснуться в гроте, среди грубых скал, сквозь которые не мог проникнуть ни один телепатический импульс.

«Мерси!» — вопил его ум, но звуки, срывавшиеся с губ, были едва различимы. Как всегда, он попытался встать. Как всегда, смог двинуть только мускулами лица и шеи. Теплый ветер, набухший запахом цветов, украдкой пробирался от входа в пещеру. Жажда была мучительной. Повернув голову, он сосредоточил всю волю на здоровой руке, повелевая ей потянуться за стоящей рядом флягой. Но рука повисла как плеть, как свидетельство его беспомощности.

«Богиня, дай мне умереть! — молил он. — Дай умереть до возвращения Айзека Хеннинга и Голды».

На лицо села муха, стала ползать по растрескавшимся губам, приводя его в бешенство. Тщетно призывал он все мыслимые проклятия на несчастное создание. Но тут горячий ветер поднатужился, собрал горсть пыли и бросил ему в лицо, согнав муху. Кожа теперь стала чересчур чувствительной: он ощущал малейшую неровность камней под меховой подстилкой и даже влажные ворсинки меха, прилипшие к спине. Закатное солнце ненадолго задержало на нем свои палящие лучи; по телу обильно заструился пот, а в горле мгновенно пересохло.

Вслед за мухой явился его злейший враг — огромное черно-белое насекомое, уже не раз вонзавшее в него свое игольчатое жало, чтобы отложить яички в живой плоти. При виде этой твари ужас и ненависть всколыхнулись в нем. Он сконцентрировал на мерзкой мошке все, что осталось от его принуждения и психокинеза. Но она преспокойно уселась ему на живот. У него вырвался сдавленный крик.

Перед пещерой метнулась длинная тень, и ветер донес знакомый запах мускуса. Услышав его жалобный стон, Голда подбежала и голой рукой прихлопнула насекомое, готовое ужалить.

— Все! — Она втоптала мошку в пыль босыми огрубелыми ногами. — Я прибила эту дьявольскую тварь! — Она промыла засиженное место прохладной водой и дала ему попить, затем прижала его голову к своей груди, нежно баюкая. Подошел дед, неся двух убитых кроликов, и насмешливо взглянул на него. Женщина и бровью не повела.

— С тобой все в порядке?

— Да.

— Укусов больше нет? Камушки не беспокоят?

— Нет. Дай воды.

Она снова дала ему напиться, подложила глиняное судно. Айзек тем временем освежевал кроликов и насадил их на вертел. Запах жареного мяса вызывал у него слюну. Теперь он мог сам жевать и глотать и очень огорчил Голду, решительно отказавшись кормиться рот в рот: как только она начинала к нему приставать, он плотно стискивал челюсти.

— Сегодня — полнолуние, — сообщила женщина. — Может, хочешь на воздух? Будем с тобой спать на траве, а дедушка — в пещере.

— Нет, — отрезал он.

— Воля твоя. Но дедушка говорит, что нынче особенная ночь. — Глаза ее сияли, она тряхнула жесткими, как пакля, волосами. — После ужина тебя ждет сюрприз!

У него защемило сердце. Полнолуние и весна…

— Какой месяц? — спросил он.

Она, не расслышав, наклонилась к нему, и он повторил:

— Какой… теперь месяц?

Зловредный старик тоже повернул к нему голову.

— Мы называем его «май», ваше божество! У тану — время Великой Любви. Помнишь небось лунные ночки? Но теперь вам каюк. Всех вас, ублюдков, смыло потопом. С прошлой осени на Керсике не было ни одной Летучей Охоты. Слава Богу, избавились.

— Я говорила, дедушка, — спокойно заметила Голда, — а ты не верил.

— Конечно, не верил, — пробормотал Айзек Хеннинг. — Потому что ты безмозглая шлюха. Но тут ты оказалась права.

— А еще я говорила тебе, что мой Бог очнется. — Она смерила старика тяжелым, угрюмым взглядом. — Скоро он совсем поправится.

Айзек вновь нагнулся над костром.

— Ага, сможет своей деревянной рукой вшей давить и жопу сам себе подтирать! — Он злобно ощерился. — Ха-ха-ха!

— Хватит, дедушка!

Старик испуганно зыркнул на нее.

— Шуток не понимаешь, корова!

Они поужинали. Снаружи доносилось пение птиц; солнце явно не желало уходить с небосклона. Голда собралась к водопаду помыться.

— Когда вернусь, дедушка, чтоб духу твоего здесь не было. Забери свои манатки и ступай ночевать в дупло пробкового дуба. Если вздумаешь подглядывать — тебе же хуже будет!

Айзек проводил ее взглядом, бормоча невнятные проклятья. Потом со вздохом свернул свою подстилку, закатав в нее кремень, бутыль с водой, краюху испеченного в золе хлеба и три ножа из небьющегося стекла для резьбы по дереву.

— Ну, ваше божество, нынче вам попотеть придется, — заявил он, склоняясь над распростертым на земле калекой, — моей внучке майский хмель в голову ударил!

Он закашлялся от смеха и сплюнул. Зловонный сгусток мокроты шмякнулся в нескольких сантиметрах от божественно прекрасного лика.

— Кто такая Голда? — проговорил он с невероятным усилием. — Кто… она такая?

— Ха-ха-ха! Желаете знать, куда бросили семя? Что ж, законное любопытство. К вашему сведению, ее бабка вам почти родня… Когда я попал сюда, то поначалу работал на плантациях Драконовой гряды, и послали меня как-то раз пасти стадо. Бреду по склону, гляжу: дитя лежит. Полукровка, рожденная одной из ваших человеческих наложниц и оказавшаяся фирвулагом… Такое иногда случается, вам это не хуже меня известно. Вообще-то их принято возвращать маленькому народу, но там, на Авене, фирвулагов нет, вот и оставляют ребятишек где попало… Словом, я ее нашел, принес к себе в хижину, вскормил молоком антилопы. Поначалу мне было просто интересно смотреть, как она растет. Девчонка сызмальства могла превращаться во всяких тварей и читала мои мысли. Она быстро сообразила, что я стосковался по женщине, и поторопилась созреть. Тело у нее оказалось точь-в-точь как у наших баб.

— У Голды? — спросил Бог.

— Да нет, до Голды еще далеко… Сначала она была несмышленым дитем, потом стала мне прислуживать, а уж после… Вы всех женщин себе оставляете, а нам, голошеим, что делать? Короче, когда девчонка в пору вошла, я ее повалил. Она меня любила, и нам было хорошо вместе. Я назвал ее Боргильдой в память об одной своей милашке, там, в Содружестве. Та Боргильда красивая была, и эта все прихорашивалась, чтоб мне понравиться. Как-то увидал ее у меня один парень и решил тоже попользоваться. Отдубасил я его как следует, а он возьми и донеси надсмотрщику. Но когда серые за нами пришли, нас с Боргильдой уже и след простыл. Перевалили через Драконову гряду, смастерили лодку из шкур под небольшим парусом и приплыли на Керсик. А потом она родила ребенка и умерла.