Узурпатор - Мэй Джулиан - Страница 41

— Час от часу не легче!

— Ничего. Пока все спокойно. Сейчас у них перемирие, оно будет длиться еще две недели после праздника Великой Любви.

— Ох, Элизабет, твоими бы устами… Боюсь, вместо распростертых объятий ревуны пустят нас на мясо.

— Не бойся. Суголл будет рад твоим беженцам, потому что они мужики.

— То есть?

— Сам увидишь. Благослови тебя Бог, Жаворонок.

— Хой!

7

Рыболовный сезон в этом году окончился рано — не потому, что рыба перестала клевать, а из-за недомогания и уныния Марка, ставших следствием его безумной европейской авантюры. Он пытался выбросить из головы невеселые думы о молодом поколении, но ничего не выходило. Соблазн испытать их умы был слишком велик, особенно одолевал он Марка по вечерам, когда бдительный Хаген не отвлекал его от этих мыслей.

Сидя на веранде с незашторенными окнами и потягивая водку, он глядел на озеро и слушал шорохи плиоценовых флоридских джунглей. По ту сторону сада мягко светились окна Патриции Кастелайн. Однако он сам себе не признавался в том, насколько истощилось его либидо во время последнего звездного вояжа, а силы на сей раз восстанавливались слишком медленно. В спускающихся сумерках Марк видел тринадцатиметровый кеч, лениво качавшийся на волнах Саргассова моря и погоняемый не столько свежим бризом морских широт, сколько психокинетической энергией команды.

Ночную вахту несли Джилиан и Клу; мужчины спали. Его дочь, как бледная нереида, вытянувшись на носу корабля, порождала метапсихический ветер. А темноволосая кораблестроительница у руля так твердо держала ост-норд-ост, что в кильватере прочерчивалась прямая звездная линия. Порой из воды выныривал косяк летучих рыб и, сверкнув в воздухе, словно призраки потонувших чаек, опять погружался в текучую тьму; то на поверхности моря показывались фосфоресцирующие скопления мелких рачков, то разбрасывали лунное серебро змеевидные новорожденные угри.

Какие же они юные! Как уверены в успехе! А ведь неизвестно, клюнет ли безумная Фелиция на их приманку… Клу и Элаби сильные принудители и корректоры. Джилиан — львица психокинеза. Вон, несмотря на неразвитый интеллект, обладает довольно мощным психокреативным напором и вдобавок отменный ясновидец. В трюме яхты находится целый арсенал разнообразного оружия, смирительного оборудования (возможно, его даже удастся задействовать), а также гипнотический проектор (этот едва ли будет работать) мощностью в шестьдесят тысяч ватт. В прямой умственной конфронтации у детей нет ни малейшего шанса против Фелиции. Единственная надежда — победить ее хитростью.

Хитростью Оуэна Бланшара.

Экстрасенсорные лучи Марка проникли на полубак, где престарелый мятежный Стратег устроил себе каюту. Бланшар беспокойно ворочался на узкой койке и, хотя ночь стояла прохладная, обливался потом. Временами у него можно было наблюдать синдром Чейна-Стоукса, то есть дыхание становилось все реже, реже и, наконец, на целую минуту пропадало совсем, а потом с хрипом возобновлялось. Стейнбренер утверждал, что это не опасно, однако Бланшару уже сто двадцать восемь, и он решительно отказывался от омолаживания в доморощенной барокамере острова Окала.

Как же старикан бушевал, когда его запрягли в это путешествие! Марк активизировал буквально каждый эрг своей принудительной силы, чтобы вытащить Оуэна из его берлоги на Лонг Бич, где он жил в компании ленивых котов, сухопутных крабов и пальмовых тараканов в руку величиной. Когда Оуэн не предавался воспоминаниям о былой славе, то либо собирал ракушки на берегу, либо слушал пластинки — у него была огромная фонотека классики. Коты безуспешно воевали с крабами и тараканами; Бланшару же последние нисколько не мешали. Беспозвоночные были в отличие от котов неприхотливы в еде и никогда не разбивали пластинок.

В самом начале плавания кеч попал в крутую воронку Гольфстрима, и Оуэн до сих пор не мог оправиться от морской болезни. Хотя они давно вошли в спокойные воды, он и носа не казал на палубу — все сидел в каюте и крутил на портативном проигрывателе Малера и Стравинского. К молодежи он относился с прохладцей; те держались с ним вежливо, но отчужденно и никак не могли поверить, что этот хилый эстет когда-то возглавлял мятежную армаду, едва не нанесшую поражение Галактическому Содружеству. Марк настороженно следил за их настроениями. Они согласились подчиняться в пути Оуэну с тем условием, чтобы сразу по прибытии в Испанию он проявил себя как личность, а если будет осторожничать, детки просто избавятся от него, зная, что Марку их не достать. Вот в таком случае катастрофа неминуема, Фелиция наверняка разметет в пух и прах эту пустоголовую команду.

Марк перестал следить за ними и вернулся к своим заботам. Сдвинув брови, залпом допил водку, а стакан забросил в темный сад. Окна Патриции уже не светились.

Черт бы побрал их всех! Оуэна с его старческой осторожностью, детей с их юным безрассудством, недоверчивую Клу, слабовольного Хагена, Вселенную и ее пустые звезды!

— Хаген! — взревел он. — Хаген!

— Я здесь, в доме. С Дианой.

— Спровадь ее и поднимайся в обсерваторию.

Во времена Галактического Содружества только пять планет Солнечной системы (за исключением Земли) породили разумных существ, переживших опасности технического прогресса, и достигли метапсихического Единства, которое сумело мирным путем подчинить себе все эти планеты.

Компьютер Марка Ремиларда в обсерватории острова Окала выдал ему информацию о том, что вероятность разумной жизни в плиоценовой галактике Млечного Пути ничтожно мала. И все же Марк выделил из бесчисленного множества звезд — 634.468.321 — планеты, на которых встреча с разумными существами была наиболее вероятна. За двадцать пять лет изгнания он обследовал 36.443 планеты в поисках новой основы для возрождения несбывшейся мечты.

В этом он видел цель своей жизни, потому не позволил себе даже двухнедельного отдыха, перед тем как возобновить поиск. Все равно теперь он никоим образом не сможет повлиять на события в Испании. Более того, он старался не думать об их исходе. Его дело — звездный поиск, и он не станет больше ни на что отвлекаться.

Вместе с Хагеном они составили список из ста звезд, коим он посвятит свое внимание в течение двадцати дней. Их удаленность колебалась от четырех до двенадцати тысяч световых лет, но для метапсихолога его уровня расстояние — фактор, которым в принципе можно пренебречь, поскольку исследователь способен четко сфокусировать умственные лучи на каком угодно интервале. Сканирование осуществлялось при помощи тонкого оборудования, временно вмонтированного в мозг оператора для зарядки необходимой энергией. Другие приборы стимулировали жизнедеятельность организма и сводили к минимуму опасность срыва.

Хаген помог Марку забраться в металлокерамический скафандр, законсервировал работу внутренних органов, переключил кровообращение и установил таймер на двадцать дней. Для поиска отведено только ночное время, а в солнечные часы астронавт будет погружаться в забытье.

— Готов?

Хаген надел на Марка массивный защитный шлем, подсоединив его к скафандру. Лицо у юноши было бледное, в глазах отразилась тревога — но не за отца. Свои полеты Марк совершал в одиночку; помощь сына нужна ему только на этапе запуска.

— Ну, чего ты ждешь? — произнес он устало.

Четырнадцать фотонных лучей пронзили череп Марка, четырнадцать электродов прошили его подкорку сверхпроводимыми нитями. Еще два игольчатых бура, связанные с системами охлаждения и давления, внедрились в спинной мозг. Боль была страшная, но длилась долю секунды.

СМЕНИТЬ ФАЗУ ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ.

Скафандр заполнился жидкостью. Марк перестал дышать. По жилам его теперь текла не кровь; строго говоря, он был уже не человеческим существом, а живой машиной, защищенной изнутри и снаружи от повышенной активности собственного мозга.

ВКЛЮЧИТЬ ВСПОМОГАТЕЛЬНУЮ МОЗГОВУЮ ЭНЕРГЕТИКУ.

Телепатические команды поступали к Хагену через микрофон компьютера и одновременно появлялись на дисплее.