Узурпатор - Мэй Джулиан - Страница 40

— О Бог Моря! Ты очнулся!

Лицо приблизилось, стало нечетким; вновь последовал смачный и страстный поцелуй. Оторвавшись от его рта, она принялась ласкать губами ноздри, щеки, глаза и лоб, мочки и ушные раковины, гладкую нижнюю челюсть.

— Очнулся! Жив! О мой светлый Бог!

Пока он мог шевелить только глазами; мозг одеревенел, метафункции начисто стерлись. Женщина отпрыгнула и куда-то убежала; теперь он рассмотрел каменные стены темной пещеры в тусклом свете, маячившем где-то возле ног (только есть ли они у него — вот вопрос).

После долгого отхаркивания раздался гнусавый старческий голос:

— Живой, стало быть? Ну-ка поглядим на это чудо!

Шаркающие шаги, натужное дыхание с бурлящей в горле мокротой. Взволнованный шепот женщины:

— Осторожно, дедушка! Не трогай его.

— Да заткнись, корова, дай поглядеть!

Теперь над ним склонились два лица. Здоровенная бабища в засаленных одеждах из оленьих шкур и старик в поношенных холщовых штанах и жилете из великолепных норковых шкурок, бородатый, плешивый, с налитыми кровью глазами и хищным ястребиным носом.

Старик присел на корточки. Цепкая паучья рука схватила его за волосы и потянула на себя.

— Не надо, дедушка! — взвыла женщина.

Вернувшиеся к жизни глаза наполнились слезами. Зрение прояснилось, и лежащий увидел свое тело, закутанное в мех. Дряхлый палач выпустил прядь волос, и он стукнулся затылком о каменный пол. Старик с ухмылкой щелкнул его по носу, ущипнул за щеку шершавыми пальцами, дал несколько оплеух — при этом голова бессильно моталась из стороны в сторону.

— Глянь-ка, и вправду живой! Только вялый какой-то. Да, ваше танусское величество, осталась от вас куча дерьма!

Женщина оттащила упирающегося старика.

— Только попробуй еще раз тронуть Бога, дедушка! — произнесла она с угрозой в голосе. Послышались звуки ударов, старческие стоны. — Он мой! Я спасла его от смерти и никому не дам его в обиду.

Еще один удар и слабый окрик.

— Черт тебя драл, девка, я ж ему ничего не сделал! О-о-о! Хребет сломаешь, сука поганая! Помоги встать.

— Сперва дай слово, дедушка.

— Даю, даю! — Старик приглушенно выругался.

— Ступай принеси его руку. И масляную грелку. Они там, у костра.

Пыхтя и отплевываясь, тот ушел. Женщина проворно опустилась на колени и опять потянулась к нему своими вывороченными губами. Он стиснул зубы, защищаясь от назойливых губ.

— Ну почему? — укоризненно воскликнула она и пригладила ему волосы. — Я же люблю тебя. Не бойся, со мной ты будешь счастлив, очень счастлив. Но сначала… у меня есть для тебя сюрприз.

Дед принес кожаный мешок и какой-то ящичек.

— А можно мне поглядеть? — попросил он. — Ну хоть одним глазком, Голда!

Она усмехнулась.

— Что, молодость вспомнил, старый скот?

— Ну я же сделал руку! — скулил старик. — Я буду тихонечко сидеть, как мышь.

— Да ты и без разрешения за нами подглядываешь. Ладно уж. Руку давай!

Повеяло холодом: она отогнула край мехового покрывала.

Ему почудилось какое-то движение возле правого бока, и он скосил туда глаза.

Женщина приподняла его руку, которая чуть ниже локтя оканчивалась культей.

Что-то заклокотало у него в горле.

Рука опустилась.

— О мой бедный Бог! — сочувственно воскликнула она. — Я забыла, что ты не знаешь! — Опять поцелуи, страшные поцелуи. — Я нашла тебя израненного в лагуне. Одну из твоих стеклянных рукавиц смыло волной, и рука была изодрана в клочья о соляные наросты у подножия наших скал. И вдобавок тебя укусила гиена. Я прогнала ее, но укусы гиен ядовиты, потому рана гноилась и никак не заживала. Дедушка сказал мне, что надо делать. Он думал, у меня не хватит смелости. — Лицо, будто вырубленное топором, придвинулось совсем близко, обдавая его зловонным дыханием. Потом женщина с улыбкой отстранилась и показала ему деревянную руку. — Я попросила дедушку, и он вытесал ее для тебя. — Из полутьмы донеслось старческое хихиканье. — Сейчас я ее привяжу, и ты опять будешь цел-целехонек.

Она с обожанием заглядывала ему в глаза и вертела перед ним протез. Деревяшка была утоплена в кожаном основании; от него отходили кожаные ремешки. Столяр тщательно выделал все суставы пальцев.

— Дедушка говорит, когда ты поправишься, то сможешь ею двигать. — Она беспокойно тряхнула головой и с недоверием покосилась на старика. — Вообще-то он и соврет — недорого возьмет, но ты не думай об этом. Знай себе выздоравливай!

Он закрыл глаза, ужаснувшись возможности своего выздоровления. Смех старика перешел в пароксизм кашля.

Ноздри задрожали от теплого аромата масла.

— Не волнуйся и не спеши. Я знаю, как вернуть тебе силы. — Настойчивое, монотонное бормотанье первобытной начало убыстрять ритм его сердца. Масло, впитываясь, разглаживало сморщенную, онемелую кожу. Женщина оседлала его бедра.

— Ну давай, Бог Радости! Очнись для меня!

Нет, умолял он свой разум, свою предательски восстающую плоть. Нет, только не с этой! Но солнечная энергия отзывалась на ее вкрадчивый шепот, озаряя пещеру золотисто-розовым светом. Кошмар неотвратимо надвигался, захватывая его в плен.

— О-ох! — выдохнула она. — Вот так! Вот так!

Поглотив его сияние, она снова забормотала, все быстрей и быстрей. Плавно раскачиваясь, он отдался на волю жизненных волн.

6

— Луговой Жаворонок Бурке.

— Да, Элизабет.

— Знаю твои трудности.

— С ума сойти! Нашел около тысячи человек на западном берегу озера Брес. Голодные, увечные, больные. Дерутся промеж собой. Кто их туда загнал? Ревуны? Фирвулаги?

— Думаю, и те и другие. В последние месяцы я наблюдала странное перемещение ревунов. А фирвулаги захватили Бураск и выдворили его неокольцованное население в Герсиньянскую пустыню. Часть обнаруженной тобой группы — беженцы из Бураска. Другая — первобытные, на чьи крохотные поселения наткнулись ревуны.

— Вот черти, они поубивали бы друг дружку в этой вонючей яме. Мы набрели на них, и я приказал расстрелять полоумных зачинщиков. А какого дьявола мне теперь делать? Не могу же я притащить их в Скрытые Ручьи или на железные рудники? Мы давно бы крест на них поставили, но Амери не желает их бросать.

— Естественно. Она же миссионерка.

— Ну и как нам быть? Посоветуй! Ведь люди как-никак.

— Повремени с возвращением в Скрытые Ручьи. Без тебя там пока обойдутся. Посольство Бэзила к Суголлу и Катлинели отменяется. Ревуны покинули Фельдберг.

— Не иначе — конец света!

— Вот что. Жаворонок, твой отряд из тридцати вооруженных всадников вполне справится с этим убогим скопищем заблудших. Они даже помогут вам. Веди их на север, до речушки, вытекающей из озера Брес. Если двигаться по ее течению, она приведет вас к водоразделу в низине. Переправитесь вброд и пойдете на запад, километров шестнадцать, пока не увидите другую реку — фирвулаги называют ее Пликтолом. По ней можно плыть на плотах. Километрах в ста шестидесяти Пликтол сливается с еще одной рекой под названием Нонол, той самой, на которой стоит Бураск. Плывите по Нонолу еще примерно полсотни километров, и перед вами откроется огромный луг — Золотое поле фирвулагов. В мае оно зарастает лютиками и зверобоем, позже их сменят огромные желтые ромашки. На правом берегу реки находится город фирвулагов Нионель. Туда от Золотого поля перекинут понтонный мост.

— Я думал, это легенда.

— Нет, настоящий город. Фирвулаги отдали его на откуп Суголлу и Катлинели при условии, что их подданные его восстановят.

— Ну и?..

— Все. Приведешь туда свою безумную орду. Суголл примет ее с распростертыми объятиями.

— Шутишь?

— И не думаю. Только не говори этим несчастным, что ведешь их в город ревунов. Скажи просто, что им там будет хорошо и спокойно… Кто-нибудь из них окольцован?

— Нет. Всех носителей торквесов либо поубивали, либо отбили тану.

— Вот и отлично. В Нионели поговоришь с лордом Суголлом о новой экспедиции к Могиле Корабля. Он даст тебе проводника. Сразу после Майского Дня отправишься в путь со своими головорезами. Амери завезете в Скрытые Ручьи. Тебе, наверно, тоже стоит остаться, а во главе экспедиции послать Бэзила. Решай сам. Нынешним летом фирвулаги могут начать военные действия. А Эйкен рано или поздно тоже позарится на твое железо.