Звезда корта, или Стань первой! - Северская Мария - Страница 22

Попрощались они как-то скомканно.

До дома Марго оставалась всего одна улица, и ребята прошли ее в молчании. Казалось, обоим было стыдно за свой порыв, и они теперь не знали, как сгладить неловкость.

Когда уже стояли у калитки, девушке почудилось, что Терцов хочет что-то сказать, и она испугалась, что сейчас он начнет оправдываться, извиняться, а в итоге наговорит ерунды, и обоим станет еще неуютней.

Поэтому она скороговоркой произнесла:

– Я пойду, спасибо за хороший вечер, – и, быстро чмокнув Илью в щеку, скрылась во дворе. Так же быстро пробежала дорожку до крыльца, влетела в дом, пронеслась вверх по лестнице и ворвалась в свою комнату. Сперва плюхнулась на диван, но почти тут же подскочила и бросилась к окну.

Против ожидания, Терцова у ворот уже не было.

Марго постояла у окна какое-то время и лишь затем зажгла в комнате свет.

В эту ночь она пыталась заставить себя заснуть, но тщетно. Не помог ни горячий душ, ни большая чашка теплого молока с медом. Мысли крутились вокруг прошедшего вечера и их с Ильей поцелуя.

«Значит ли это, что Светка была права? – думала девушка. – И он влюблен в меня? Или просто мы оба поддались порыву? А если он любит меня, то почему даже не попытался удержать меня и сказать о своих чувствах? Или поцелуй – это уже признание? Но если так, почему для меня он не внес никакой ясности и я по-прежнему ничего не понимаю?»

Ответов не было.

Часа в два ночи, когда Марго стало окончательно понятно, что заснуть сегодня не удастся, она встала с кровати и, надев поверх пижамы длинную шерстяную кофту, вышла на веранду.

Подвесной фонарь с большой греющей свечой горел. Второй фонарик – поменьше, – стоящий на столе, тоже был зажжен. Девушка не успела удивиться – в кресле-качалке сидел отец. Он задумчиво раскачивался и смотрел в пространство, тянущая свои ветви к дому липа бросала ажурную тень на его повернутый к Марго профиль. Девушка невольно им залюбовалась.

И сразу вспомнилась мама – они здорово смотрелись вместе. Оба высокие, стройные, длинноногие, светловолосые. Когда они шли по городу, прохожие оборачивались им вслед, и маленькая Рита гордилась тем, что у нее самые красивые на свете родители.

Под ногой девушки скрипнула половица, и отец тут же повернул к ней голову.

– Что, – произнес он, – тебе тоже не спится?

– Есть такое, – согласилась она. – А я думала, ты никогда не садишься в мамино кресло.

Она прошла к стоящему у стены небольшому уютному диванчику и с ногами забралась на него, устроилась.

Отец молчал. Тени на его лице складывались в сказочные узоры. Казалось, будто на щеках и лбу мужчины невидимый татуировщик рисует причудливую вязь.

– Мне ее очень не хватает, – вдруг тихо произнес отец. – И дня не проходит, чтобы я не думал о ней.

Марго, не ожидавшая от него такой откровенности, кивнула и уставилась на трепещущее за стеклом фонарика пламя свечи.

– Вот и у меня так же, – призналась она. – Вроде столько лет прошло…

Отец вздохнул.

– У некоторых событий и чувств не бывает срока давности. – Он потянулся за лежащей сбоку от него на перилах веранды пачкой сигарет, взял, открыл, достал одну сигарету, помял в пальцах, а затем вернул обратно, словно передумал. – Мы совсем мало с тобой в последнее время разговариваем. Оно и понятно. Ты в Москве, я вечно в разъездах, у каждого своя жизнь. Мне жаль, малыш, что ты так быстро повзрослела. Мне не хватает той маленькой беззаботной девочки, которой ты была.

На глаза Марго навернулись слезы, и она отвела взгляд, чтобы отец их не заметил.

– Мне ее тоже не хватает.

– Знаю, ты на меня обижаешься, и, скажем честно, есть за что. Я плохой отец. Я должен был после смерти Ириши уделять тебе больше времени, но я предпочел полностью погрузиться в работу. Так было проще, понимаешь?

Девушка кивнула. Уж кто-кто, а она это понимала.

– Она всегда была тебе ближе, чем я. Помню, сколько времени вы проводили вместе. Ты же ей обо всем рассказывала. Даже представить себе не могу, какой ценой далась тебе эта потеря. – Он задумался. – Мне казалось, ты нашла себя, и если не счастлива, то чувствуешь себя на своем месте, а это очень важно. Я не хотел тебе мешать, а порой чувствовал себя ненужным тебе.

Слезы все-таки не удержались в ее глазах и заструились по щекам.

– Пап, я тебя люблю, – всхлипнула она. – Прости меня.

Отец в мгновение ока поднялся из кресла и оказался рядом с ней. Сел на диванчик, обнял за плечи, притянул к себе.

– Ну что ты, малыш, – прошептал он в ее затылок, – все хорошо. Я тебя тоже очень люблю.

Теперь они сидели молча, вслушиваясь в себя и друг в друга. Марго наслаждалась этими минутами. Оказывается, все эти годы ей так сильно не хватало родительской любви и тепла, а она и не подозревала об этом.

– Рит, у тебя ведь что-то случилось, – произнес наконец отец, – расскажи мне. Конечно, из меня плохой папа, но, может, что-то посоветую. Да и потом, другой взгляд на проблему никогда не помешает.

Девушка еще минуту выдержала паузу, не зная, с чего начать. Отец терпеливо ждал, когда она соберется с мыслями.

– Я думаю, мне нужно уходить из спорта, – сказала Марго.

А дальше слова полились из нее бурным потоком. Она говорила путано, перепрыгивая с темы на тему, с эмоции на эмоцию и только чувствовала отцовские руки, успокаивающе гладящие ее по волосам. Когда девушка закончила, она ощущала себя настолько опустошенной, словно в ней не осталось ничего – ни чувств, ни желаний, ни сил.

– Терцов вот говорит, что это еще не конец, – завершила она рассказ, – но я так не считаю.

– Тобой сейчас правят эмоции, – задумчиво проговорил отец, как несколькими часами ранее Илья. – Тебе кажется, что мир рухнул, но это не так. По сути, ничего страшного, непоправимого не случилось. Ты, конечно, можешь и правда уйти из спорта, но уверена ли ты, что на самом деле хочешь именно этого? Представь себе: никогда больше не выходить на корт или делать это вовсе не на том уровне, на котором могла бы. Сходи к Татьяне, своему детскому тренеру, поговори с ней. Насколько я знаю, она в свое время прошла через подобное и выбрала как раз уход. И потом жалела. Я бы на твоем месте поступил именно так – побеседовал с ней, а еще со своим нынешним тренером. Федором Николаевичем, кажется? – он вопросительно посмотрел на дочь.

Та кивнула.

– Позвони ему. Расскажи о своих опасениях, о том, что обижена. Уверен, он не хочет потерять тебя, слишком уж много он в тебя вложил.

Марго задумалась.

– Может, ты и прав, – наконец произнесла она.

– Поступи так, как я советую. Поверь мне, ты ничего не теряешь. И если все-таки решишь уйти, всегда сможешь это сделать.

Они посидели еще немного, а затем отец сказал:

– Ночные беседы – это, конечно, замечательно, тем не менее немного поспать все-таки нужно.

Он поцеловал дочь в щеку и пошел к себе.

Марго посидела еще немного, глядя на горящие окна его комнаты, а когда свет погас, задула свечи в фонарях и отправилась спать.

Впервые за последние годы в ее душе не было обиды на отца, непонимания и неприятия его поступка. Теперь она знала, как тяжело ему далось решение позволить дочери перебраться в Москву, как мучительно он переживал потерю любимой жены.

«Ведь папу, как и меня саму, вытянула работа, – подумала девушка. – Только в его случае это была музыка, гастроли, концерты, запись дисков и написание нового материала, а в моем – тренировки и соревнования. Жаль, что между нами столько лет стояла стена непонимания. Жаль, что мы справлялись со своей болью каждый самостоятельно. Но все-таки мы сумели это пережить».

Она даже испытала что-то сродни гордости за себя, а заодно и за своего отца. И подумала, что даже несмотря на то, что ее дальнейшая спортивная карьера теперь под большим вопросом, ей есть за что себя уважать.

Проснулась Марго как никогда поздно. Бабушкины часы с кукушкой, стоящие в гостиной, уже прозвонили полдень, а она только открыла глаза.