Бес специального назначения - Мякшин Антон - Страница 18

Словно противотанковый снаряд, я пробил собой дверцу, размолотил свод и кувырком полетел вдоль по норе.

Погоня продолжалась. Гиммлер с небольшим отрывом пыхтел впереди, я катился следом. После нескольких особенно ощутимых столкновений с каменными стенками ярость из моей головы вышибло полностью — теперь я мечтал только о том, чтобы спокойно умереть. Или хотя бы настичь своего врага — пусть побыстрее эта мука закончится.

— Отстань от меня, Машина смерти!

— Я здесь ни при чем! Ох! Это все она!

— Кто — она?

— Она!.. Чтоб ей ни дна ни покрышки… Чтоб ее, сволочь такую, ампутировали… Да стой же! Я больше не могу! Ай! На мне живого места нет, одни синяки…

А может, если обидчик просто извинится, мой зад-мучитель успокоится? Я несколько раз прокричал в спину Генриху:

— Проси пощады у моей задницы! — Но он даже не оглянулся, должно быть, счел мое вполне разумное предложение гнусным оскорблением.

Впереди выросла еще одна дверь, сплошь исписанная замысловатыми знаками, в которых я успел признать защитные заклинания.

— Стой! Только не в дверь… Гад! Хотя бы не закрывай ее за собой!

— Я еще и запрусь! Бах!

Кажется, на несколько минут я потерял сознание. По крайней мере, тот блаженный момент, когда задница наконец-то выдохлась, я не засек. Когда я пришел в себя, рейхсфюрер стоял в углу комнаты, распластавшись по стенке, и, открыв рот, смотрел на меня… Вернее, не на меня, а на полыхавшие пламенем останки какой-то несуразной конструкции, валявшейся в пределах начерченной на полу пентаграммы, в центре которой сидел я.

— Что же ты наделала, идиотская Машина… — с трудом выговорил Гиммлер.

— Во-первых, я не Машина, — с достоинством поправил я герра Генриха, силясь оторвать от пола зловеще притихшую задницу, — а во-вторых, нечего раскидывать где попало свое имущество… Что это такое я поломал?

— Не поломал! А разбил, расколол, уничтожил! Мой времеатрон! Долгими одинокими ночами я его восстанавливал, почти уже восстановил… По крайней мере, пневмоакустический пространственный регулятор был приведен в рабочее состояние. С его помощью нельзя полноценно изменить время, но он прекрасно концентрирует в себе заклинания Времени. В частности, заклинание Время Вспять, заставляющее хрупкие кости снова обрастать плотью! Каким еще способом, по-твоему, я бы набрал себе в подземельях, переполненных человеческими останками, целую армию мертвецов?

Бесформенные обломки зашевелились… Закопошились, словно черви, разрубленные садовой лопатой,

— Что я говорил! — воскликнул Гиммлер. — Прошу тебя, Машина, не шевелись! Заклинания действуют! О, мою установку не так-то просто разрушить!

— Легко сказать — не шевелись… — пробормотал я, глядя, как надвигаются на меня со всех сторон, собираясь в единую конструкцию, острые осколки стекла, обломки обточенных камней и покореженные железяки. — Меня же раздавит!

— Ничего с тобой не случится — ты же Машина смерти! Посиди спокойненько, когда заклинания иссякнут, я тебя осторожно выну…

— Повторяю для чересчур одаренных — я не Машина! Я живой… ну, и не совсем человек тоже.

— Все равно — не шевелись! — логично рассудил Генрих. — Если ты не Машина, то грош тебе цена. Пускай давит. Небольшая плата за то, что ты гонялся за рейхсфюрером, как за каким-то зайцем. Древние арийские заклинания — очень мощная вещь, нельзя им мешать, не то произойдет ужасная катастрофа! Сиди смирно!

— Нашел чем напугать! За последние два часа я этих катастроф пережил больше, чем ты за всю жизнь венских сосисок съел! Одной больше, одной меньше, .. Ох…

Два плоских камня чуть не превратили меня в блинчик. Я едва успел выскользнуть и тут же получил изогнутой железкой по затылку. Что-то тяжелое, словно башмак великана, опустилось на поясницу, прочно придавив меня к полу. Стеклянные копья ползли к моей груди, а я даже не мог пошевелиться, не то что покинуть пределы пентаграммы. И всюду пылал огонь, явно магического происхождения — горело даже стекло и железо, горело и не сгорало, и не плавилось…

— Еще немного! — умолял рейхсфюрер.

Ну, что мне оставалось делать? Правильно, единственно только — подставить корму под острое стекло… как ставят двигатель на подзарядку… Адовы глубины, как больно! Но необходимо.

— Не-эт! — вцепившись обеими руками в бороду, завопил Гиммлер, когда одним движением размолотив конструкцию в еще более мелкие куски, я с воем взлетел к потолку.

Вокруг полыхнуло так, что я на какое-то время ослеп и оглох. Чудовищный грохот сотряс подземелье, по стенам которого черными молниями полетели глубокие трещины. Внизу, под собой, я увидел, словно оскаленные зубы, торчком стоящие стеклянные и металлические осколки.

«Больно будет падать», — успел подумать я.

А потом мое сознание сострадательно отключилось.

Часть вторая

ЦИВИЛЬНЫЙ ЦИРЮЛЬНИК

ГЛАВА 1

Вот представьте: вы просыпаетесь и видите рядом с собой рейхсфюрера Генриха Гиммлера, методично и угрюмо ощипывающего громадную ворону… Я тут же закрыл глаза и мысленно попытался припомнить, где нахожусь — уже в психиатрической клинике или все еще на работе? Ответ на первый же вопрос, который я сам себе задал, говорил больше в пользу клиники: «Что последнее я помню? » — «Как меня приплюснуло к потолку».

— Очухался? — мрачно осведомился Генрих. — Вставай, вставай, хватит валяться. Я видел, как ты моргнул.

Я приподнялся на кровати и понял, что никакой кровати в помине нет. Лежу я в грязной луже под открытым серым небом. Справа — полуразрушенное кирпичное здание, еще дымящееся изнутри, слева — кусок мостовой, перегороженной забором из колючей проволоки. Рядом сидит рейхсфюрер и помешивает веточкой в кипящем на огне котелке. На коленях Гиммлера лежит дохлая ворона.

Как же мне надоел этот проклятый вопрос! Но деваться некуда — каждый раз после того, как я тем или иным способом теряю сознание, а потом благополучно прихожу в себя, приходится спрашивать у того, кто ближе:

— Где я?

Гиммлер тоже не стал оригинальничать.

— Там же, где и я, — буркнул он.

— А ты где?

— Там же, где и все остальные… военнопленные. Я оглянулся. Забор из колючей проволоки тянулся поперек мостовой, через подворотню — и все дальше и дальше — по пепелищам, по разрушенным улицам и осыпавшимся домам. Такое ощущение, что пол-Берлина колючкой огородили. Очень похоже на…

— Ну да, — без труда угадал мои мысли Генрих. — Концентрационный лагерь.

— В центре Берлина?!

— Почему это в центре? На окраине. В центре — резиденция нового правительства.

— В рейхстаге?

— Он еще спрашивает! В городском зоопарке — вот где! В рейхстаге… Нет больше рейхстага! Сам же и взорвал его. Вместе с тем, что там было…

Я рывком сел, протер глаза, ощупал голову. Голова на месте, рожки на месте, бейсболки вот только не хватает… Ну, да тут, кажется, не до бейсболки.

— Правительство какое? — поинтересовался я. — Уже советское?

Рейхсфюрер выщипнул из хвоста вороны последнее перышко и запустил птичку в котелок, понюхал варево и сглотнул слюну. И только потом ответил на мой вопрос:

— Отвали.

— Но-но! — вяло завозмущался я. — Ты не очень-то хами. Забыл, как по подземным коридорам от меня скакал? Я — Машина смерти!

— Никакая ты не машина. Ты бес обыкновенный. Думаешь, я об этом не догадался за двое суток, пока тебе рану под хвостом заговаривал? Тьфу, до сих пор тошнит… Рожки еще туда-сюда, а какой у машины хвост может быть?..

Двое суток! Огненные вихри преисподней, неужели я двое суток в отключке провалялся? Так, эта несуразная бандура в пентаграмме, конечно, взорвалась. Это я еще худо-бедно помню. Судя по всему — с такой силой громыхнула, что весь рейхстаг разнесла…

— Спасибо, конечно, за заботу… — осторожно начал я, — но зачем ты меня выхаживал, если я, как выясняется, невольно такую поганку всему рейху завернул?