Том 3 - Ян Василий Григорьевич - Страница 26

— Ну, мы им это припомним! Где они, воры, разбойники? Откуда вы прибежали, ребята?

Мальчики присели к костру и стали рассказывать быстро, захлебываясь, перебивая друг друга:

— Мы из Владимира. Татары подожгли город. Мы втроем бежали в лес, хотели к сторонникам пробраться… Нас поймали татары из отряда Бай-Мурата — злые что звери! Они поволокли нас на арканах. У них много пленных. Есть не дают, таскают за собой со связанными руками. В Ярустове татары нашли бочонки вина и браги и все перепились. Они заснули, а мы с Поспелкой перегрызли ремни, подползли к коню Бай-Мурата и ускакали. Жаль, Булатку выручить не могли!..

Поднялся Ваула:

— Братцы! Ярустово недалеко, я туда тропу знаю. Идем!

Сторонники зашумели:

— Верно! Может, разбойники еще опохмеляются…

— Нам со Звягой там каждый пень знаком, — добавил Ваула. — Мы вас проведем!

— Идем, идем! — И сторонники стали быстро собираться.

— Поспелка! Пошли Булатку выручать! — вскочил шустрый мальчуган.

— Молодец, кирпатый! Да как звать-то тебя?

— Меня-то? Прокудой зовут.

— Что? Прокудой? Да ты девчонка, что ли?

— А то кто же? — засмеялся курносый мальчуган, сдернул меховую шапку и лихо тряхнул русыми косами.

Вскоре отряд сторонников потянулся гуськом в сторону Ярустова. Впереди шел Ваула, за ним Прокуда и Поспелка. Муку и немногие пожитки сторонники нагрузили на татарского коня, которого вел за собой Звяга.

Глава третья

«АМАН!..»

Полная яркая луна светила с беззвездного неба. Быстро набегали мелкие облака. Словно зацепившись за луну, они закрывали ее на мгновение и летели дальше.

Ваула озабоченно покачал головой.

— Скоро пурга будет! — сказал он шагавшему рядом бородатому стороннику.

— Заметель подымается! — отозвался тот.

— Пурга нам на руку, — сказал Звяга. — Татары, поди, в избы забились, нас и не заприметят.

Облака закрывали луну, и лес тогда сразу окутывался густой тенью и сумраком. Сторонники медленно продвигались вперед, гуськом, держась близко друг к другу. Передние шли на лыжах, пешие упорно шагали за ними, проваливаясь по колено в глубокий снег.

— Тесней, соколики! Шагай дружнее!..

Пурга разыгралась внезапно. Лес вдали начал гудеть, завыли верхушки вековых сосен и елей. Ветер проносился с пронзительным свистом, подхватывал вороха рыхлого снега и засыпал им сторонников.

Вскоре отовсюду послышался непрерывный гул, треск ломавшихся сучьев и грохот падающих деревьев.

— Не отстава-ай! — кричал Звяга.

Идти становилось все труднее. Колючий снег обжигал лицо. Ветер валил с ног, захватывал дыхание.

— Эй, со-ко-лики!.. Не отстава-ай!.. — глухо доносились перекликающиеся голоса.

Сторонники шли долго, упорно пробиваясь сквозь бурю, боясь отстать. Знали, что гибель ждет того, кто затеряется в лесу.

Наконец передовой Ваула сказал:

— Теперь пойдем тише. Ярустово близко…

Сквозь свист ветра донеслись злобные голоса собак. Они не тявкали привычным ночным лаем, а заливались яростно, не умолкая ни на мгновение, хрипя и давясь, точно чуя врага.

Сторонники остановились, прислушались и решили:

— Собаки нам весть подают, что татары на погосте!..

— Подходи, сгрудись! — передавали они друг другу.

Сторонники собрались на опушке леса. Они настороженно всматривались сквозь порывы пролетавшего снега. В слабом свете луны, часто прятавшейся за облака, виднелись черными пятнами избы. В некоторых дымились трубы. Повеяло горелым салом и ржаным хлебом. Кое-где в узких окошках чуть светились тусклые огоньки.

Прокуда ухватила Звягу за рукав:

— Вон в той крайней избе стоит ихний главный разбойник — Бай-Мурат.

Звяга прислушался:

— Да он и сейчас там шумит, еще не угомонился.

Порывы ветра донесли всхлипывающий женский плач, жалобные стоны и выкрики пьяных голосов.

Звяга шепотом отдавал приказания. Сторонники внимательно слушали его. Потом разделились и стали медленно пробираться огородами. Небольшая группа пошла за Звягой, от которого не отставала Прокуда. Ваула повел остальных. Измученный Поспелка остался на опушке леса сторожить татарского коня.

Пурга стихла так же внезапно, как и началась. Сторонники подошли бесшумно к частоколу. Невдалеке прижался к столбу дремавший дозорный. Звяга приблизился, и татарин упал, широко раскинув руки. К ограде были привязаны татарские кони. Рядом лежали в снегу голые истерзанные людские тела.

— Господи! Что же это? — зашептали сторонники.

— Идем! — торопил Звяга. — Может, успеем еще кого спасти!

Сторонники отвязали коней, взобрались на них и осторожно объехали погост. По пути им встречались полудикие монгольские и уворованные русские кони. Они перехватывали их и продвигались дальше, крепко сжимая в руках рогатины, топоры, заостренные колья и дубины.

Дойдя до околицы, трое спешились, подползли к темневшему в стороне сараю и подожгли его. Весело вспыхнула солома. Красный язык лизнул крышу сарая и потух. Потом загорелся снова и затрепетал в клубах черного дыма, озаренного багровыми отблесками.

— Вперед, рязанцы! — закричали мужики со всех сторон, врываясь в избы. Им отвечал яростный визг татар.

Они выбегали из теплых изб на мороз, очумелые от неожиданности, с трудом приходя в себя от недавнего хмеля. Но коней не было, а из темноты на них набрасывались неведомые люди, сбивали с ног и рубили топорами. Татары убегали по задворкам, сторонники догоняли их и приканчивали.

В сараях сторонники нашли связанных русских пленных. Освобожденные, они вырывали из ограды колья и бросались преследовать своих мучителей.

Ваула одним ударом уложил хмельного дозорного, сидевшего на крыльце поповского дома, и осторожно вошел в горницу.

На столе еще видны были остатки пира, обглоданные кости, корки, опрокинутые чашки. Несколько пьяных татар валялось на полу. Старый, полураздетый поп сидел в углу, обняв колени руками, и повторял: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Не ведают бо, что творят!»

На горячей печке, прикрывшись поповской рясой, храпел Бай-Мурат. Рядом, вздрагивая обнаженным худеньким телом, всхлипывая, стонала внучка старого попа.

Связанного Бай-Мурата сторонники притащили к обледенелому колодцу с высоким журавлем. Он стоял, покачиваясь, еще не понимая, что с ним произошло. Исподлобья, свирепо посматривал на толпившихся перед ним мужиков, поводил хмельными, налитыми кровью глазами и твердил:

— Аман, аман!..[46]

— Какой тебе аман? — сказал Ваула, тыча в лицо Бай-Мурату медную серьгу с отрезанным ухом. — Откуда эта серьга? Из твоей котомки! Кто нашим девкам уши резал? Кто насильничал? Кто пленных голыми на мороз бросал? Ты, собачий сын! Кого казнить за это? Тебя, стервеца!

Подбежала Прокуда, грозя кулаками:

— Что они с Булаткой сделали? К журавлю на колодце привязали, холодной водой обливали… Вот он — еле живой!

— Привязать разбойника к журавлю! — решил Ваула. — Да прибить к столбу гвоздем за ухо. Пусть знает, как сладко было нашим девкам, когда он им уши отрезывал!..

Подъехал Звяга на татарском коне:

— Что вы с этим супостатом возитесь? Кончайте его да на коней! Татар на погосте уже не осталось…

Спасенные из татарского плена окружили сторонников. Женщины и дети плакали от радости и просили хлеба. Сторонники отдали им награбленную татарами добычу, себе брали лишь коней, татарские кольчуги и оружие. Мужики присоединялись к сторонникам. Женщины решили пробираться с детьми лесами и малоезжими дорогами к родным погостам.

— Отдыха не будет! — крикнул Звяга. — Нас еще мало, надо замести следы, пока татары не хватились… Скорей вперед, рязанцы!

— Я с бабами не пойду! — твердо заявила Прокуда. — Поеду с вами!..

Она помогла посадить в седло Булатку. Сзади него сел Поспелка.

— Держи Булатку крепко! — наказывала ему Прокуда.