Подземка - Мураками Харуки - Страница 88

Я вновь опустился на колени и стал растирать ногу мужчины. Вскоре я почувствовал запах, похожий на вонь гнилого лука. Другими словами, неприятный запах. По внутреннему радио передавали, что был взрыв газа, поэтому я подумал, что это, вероятно, городской газ так пахнет. Поэтому я решил, что надо отсюда бежать. Взяв пакет (я сам поразился, что не забыл его), я побежал к выходу, проскочил автоматический билетный контроль и по узкой лестнице бегом стал подниматься вверх, выкрикивая на ходу: Там газ! Спасайтесь!

Все не спеша поднимались по лестнице, не чувствуя никакой опасности. Более того, много людей спускались, чтобы сесть на поезд. Служащих нигде не было видно, поэтому некому было их остановить. Когда я громко закричал им, шедший впереди мужчина сказал: не паникуй. Не беги. Наверное, считал, что нельзя поднимать панику.

Однако, не обращая ни на кого внимания, расталкивая людей, я выскочил наружу и добежал до узкой улицы — в 5-6 метрах от входа в метро. В голове мелькнуло, что на широкую улицу выскакивать опасно. То была улица, на которой встречные машины едва могли разъехаться. Я попытался залезть в машину, припаркованную там, но дверь была закрыта. Совершенно естественно, но я был настолько возбужден, что не мог этого понять.

Затем я побежал дальше — на этот раз хотел укрыться в каком-нибудь здании, поскольку боялся взрыва газа. Увидев здание, в котором горел свет, я нажал на дверь, но она не открывалась. Было еще рано, и она была заперта. Тогда я попытался перейти на другую сторону улицы, но вдруг у меня из глаз посыпались искры, как будто передо мной горели бенгальские огни. Странно, только и успел подумать я — и через десять секунд глаза совсем перестали видеть, словно перед ними опустился занавес. И это при хорошей погоде, когда на улице было светло.

Когда ничего не видно, нельзя ни идти, ни бежать. Но я должен был перейти на другую сторону и интуитивно пошел в том направлении — тем более что улица была узкой и расстояние небольшое. Но едва я ступил на дорогу, у меня подкосились ноги, и я упал. А я, кажется, тут умру. Но я не хочу умирать, — мелькнуло у меня в голове.

После этого я только помню мужской голос, который дважды спрашивал меня: что случилось? Как называется ваша фирма? Кажется, я дал ему обложку сезонного билета, в которой также лежало мое удостоверение личности с названием фирмы. Больше ничего не помню. В себя я пришел только через 5-6 часов на больничной койке.

Я действительно был на волосок от смерти. Спасли меня три вместе взятые обстоятельства: во-первых, я сам почувствовал запах; во-вторых, сразу убежал, и, в-третьих, после того, как я упал, неизвестный мне мужчина отвез меня в больницу еще до приезда «скорой помощи».

Выходившие из метро люди стали один за другим падать на землю уже после того, как меня отвезли в больницу. Я был третьим пострадавшим от зарина, которого привезли в больницу, поэтому мне довольно быстро оказали медицинскую помощь. При зариновом отравлении очень важно как можно быстрее получить кислород. Как я узнал потом, пакет с зарином находился в десяти метрах от того места, где я пытался помочь упавшему человеку.

После полудня глаза стали различать свет. Видеть я ничего не видел, но уже мог определить, что вокруг светло. Было такое ощущение, что в глаза попало мыло от мыльных пузырей, которые пускают дети. Предметы двоились и троились. Когда ко мне приходили родственники, я понимал, что кто-то пришел, но различить не мог. Только услышав их голоса, мог различить.

Было очень тяжело. Все время тошнило, только наружу ничего не выходило. То, что я съел утром, уже переварилось, и выходила одна вода. Затем стало сводить судорогой ноги.

Медсестра и моя дочь растирали их. Это продолжалось до вечера. Думаю, со мной было то же самое, что и с тем мужчиной, которому я хотел помочь на станции. Он тогда так страдал, что не мог произнести ни слова.

Семья, видя мое состояние, видимо, уже решила, что я не выкарабкаюсь. Однако на третий день прошел кризис, и я стал чувствовать себя лучше. Уже подумал, что отделаюсь легким испугом и скоро выпишусь из больницы. Однако на четвертый день температура поднялась до 39° и два дня не снижалась. Резко ухудшились функции печени. В таком состоянии не могло быть и речи о выписке. На фирме я ежегодно проходил медкомиссию, и всегда все было в порядке, поэтому я очень удивился, когда узнал, что печень в плохом состоянии.

Я пролежал в больнице тринадцать дней. Все это время мне ставили капельницу, сделали переливание крови. Больше всего я страдал из-за мочеиспускания. В самом деле, каждые пять минут мне хотелось в туалет, однако почти ничего не выходило. Из-за постоянных позывов я не мог ночью спать.

Начиная с четвертого дня пребывания в больнице, началось что-то подобное галлюцинациям. Каждый раз видел один и тот же сон. Как только засыпаю, сразу вижу. Как будто лежу в совершенно белой комнате, и с потолка на мою голову свешивается и постоянно раскачивается что-то похожее на белую материю. Она мне мешает, и я пытаюсь схватить ее руками, но не могу достать — и не потому, что она висит высоко. Она совсем рядом. Этот сон я видел каждую ночь, все время один и тот же.

Когда он приходил, у меня возникало гнетущее чувство, будто кто-то давил на мое тело. От страха я просыпался. Говорят, плохие сны — последствие отравления зарином. Я называю это сном, но правильнее сказать, что это не сон, а эхо того испуга, который остался в голове. Но когда приходил этот сон, мне все равно становилось страшно, и я три-четыре раза ночью вскакивал с постели. Это было очень тяжело.

Со временем он стал приходить реже, однако потребовалось месяца полтора, пока он полностью не исчез. После выписки я принимал снотворное, но оно не помогало.

Если говорить о других осложнениях, то у меня значительно ухудшилось зрение. Если раньше я менял очки каждые три года, в последний год зрение стало прогрессивно ухудшаться, оно вряд ли восстановится. Поэтому при работе с печатной формой мне стало трудно видеть мелкие детали.

Неделю потом я не ходил на работу, а если включить пребывание в больнице и дома, получится три недели. Если так долго не бывать на фирме, то она может и обанкротиться (смеется). Я отвечаю за изготовление печатных форм, и никто другой не может меня заменить. Сначала работал два-три дня в неделю — больше не мог. На четвертый день в больнице мне из фирмы стали приносить работу, и я по телефону давал указания, а они в вестибюле записывали. Даже болея, нельзя отлынивать от работы, но я думаю, что в конечном счете это и помогло мне выздороветь.

В общем, после этого инцидента я перестал хорошо спать, довольно быстро все тело уставало. Но падать духом — не в моем характере, поэтому в метро я садился в тот же поезд, в тот же вагон, на то же место. Я даже решил побывать на том месте, где упал, и после недельного отдыха дома пошел туда. Тогда мне показалось, что я пробежал довольно большое расстояние, но выяснилось, что всего 50 метров.

Некоторое время после инцидента я хотел выбросить все свои вещи — видимо, от изнеможения. Я вообще бережно отношусь к вещам. Например, храню до сих пор пластмассовый пенал, который у меня был в начальной школе, или школьную фуражку. Однако теперь все хотел выбросить. Такое настроение исчезло только год спустя. Даже коллекцию бонсай, которую я больше всего ценю, собирался отдать другим людям.

Когда мои глаза перестали видеть, помню, я переживал, что могу умереть. Как мне позже рассказывали, я громко кричал: «Не хочу умирать!» — Мой голос якобы слышали от процедурного кабинета до приемного покоя. Говорили, что те, кто его слышал в комнате ожидания, содрогались, их мороз по коже продирал. На самом деле, когда мне было шесть лет, я играл в речке и чуть не утонул. Тогда меня удалось спасти, а сейчас, когда глаза перестали видеть, я решил, что умру. Сильный детский страх глубоко врезался в сознание. Я тогда не думал о семье. В голове только всплывало, что я не хочу умирать.