Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич - Страница 82

И Санчо вопросительно и даже с некоторой тревогой посмотрел на герцога.

– Несомненно! – удивлённо успокоил его герцог, не понимая тревоги новоиспеченного губернатора.

– Нет, – покачал головой Санчо, – карманы, ваша светлость, не мои: в моих никогда не водилось золота, а тут…

И он позвенел карманами.

– Ах, это! – улыбнулся герцог. – Но какой же губернатор без звонких карманов? Всё предусмотрено, друг мой!

– Вот видишь, Санчо, – заметил Дон Кихот, – всё вышло так, как я тебе обещал: и остров, и тучка с монетами над ним.

– Ах, ваша милость! – пробормотал Санчо. – Когда под тобой на ходу рухнет осёл, самому бы удержаться на ногах. Земля просто ходуном ходит.

И он смачно чмокнул протянутую ему герцогом руку. Этой же рукой герцог величественно отпустил его, и Санчо исчез, как и возник, словно провалился сквозь землю.

– Теперь, когда вы чисты перед своим оруженосцем, – обратилась к Дон Кихоту герцогиня, – не соблаговолит ли сеньор рыцарь исполнить ещё один свой благородный долг и избавить нас с герцогом от этой негодницы Акукс?

– Да, сеньор! – тяжело вздохнул герцог. – Ведь вы уже так удачно освободили из её плена нашу очаровательную графиню Альтисидору! Но, кажется, вы чем-то смущены?

– Буду с вами откровенен, ваши светлости, – несколько помедлив с ответом, сказал Дон Кихот. – Вызволяя прекрасную Альтисидору, я имел дело со слугой или сообщником этой коварной Акукс, с отвратительным, но могучим мавром. Битва между нами была поистине битвой мужчин! Но сама Акукс всё-таки сеньора. А рыцарю сражаться с дамой, хоть и воплощением всех зол на свете…

И Дон Кихот с сомнением покачал головой.

– Значит, мы обречены! – заломил руки герцог.

– Нет, нет! – воскликнула герцогиня трагическим голосом. – Не отказывайте нам сразу, о, воплощение истинного рыцарства! Подумайте: ваш меч посвящен даме вашего сердца. Значит, не вы, а она будет сражаться с Акукс. Дама света с дамой тьмы! Вам же только придётся принять на себя удары, предназначенные Дульсинее Тобосской. Разумеется, если это вас устрашает…

– Ни в коем случае! – сверкнул глазами Дон Кихот. – Ваш разум, герцогиня, всё расставил по своим местам. Мне остаётся лишь поблагодарить вас за науку. И я немедленно вызову на поединок эту проклятую Акукс!

И уже поднеся было к губам рыцарский рог, Дон Кихот обвёл глазами всю залу.

– Но где же она?

– Акукс является неожиданно, – развела руками герцогиня. – О том, что она пожаловала, мы узнаём по звону колокольчиков на её невидимых мулах.

Герцогиня как бы невзначай щёлкнула веером, и сразу же послышался приближающийся звон колокольчиков. Приблизившись, он замолк.

– Явилась! – с досадой сказал герцог. – Неужели нам удастся наконец избавиться от неё?

И он с надеждой посмотрел на Дон Кихота.

– Но где же она? – воскликнул Дон Кихот, снова озираясь.

– Ах, сеньор! – горестно вздохнула герцогиня. – Явившись, Акукс начинает таиться по всем углам, и мы то и дело натыкаемся на её козни. Но, страдая от неё, мы даже не знаем её облика!

– Да-да! – горестно покивал и герцог. – В какой угол ни ткнёшься, всюду она, не показываясь, нагоняет на нас уныние!

– Впрочем, извольте убедиться сами, сеньор рыцарь, – и герцогиня ткнула веером в направлении одного из углов.

– У-у-у-у!!! – тотчас взвыл угол нехорошим голосом.

– Подлая колдунья! – поспешил воспользоваться теперь уже явным присутствием Акукс Дон Кихот. – От имени Дульсинеи Тобосской я вызываю тебя на смертельный поединок!

И он торжественно протрубил в свой рог.

– Берегись, жалкий рыцаришка! – прогудел угол. – При встрече со мной твоя доблесть покроется пупырышками страха, как твои латы ржавчиной!

– А? Каково! – возмутился герцог.

А герцогиня ткнула веером в другой угол.

– О, рыцарь Печального Образа! – не замедлил отозваться и этот угол. – Твой образ станет ещё печальнее, когда мои длинные когти отделят тощее мясо твоих щёк от костей, а мои острые зубы откусят тебе нос, который ты суёшь куда ни попадя!

А третий угол, куда ткнула своим веером герцогиня, замогильно подтвердил:

– И ты останешься вообще без какого-либо образа, о, несчастный!

Четвёртый же угол, даже не дожидаясь веера герцогини, ехидно хихикнул:

– Хи-хи-хи!.. Завтра, как только смеркнется, жди появления моих мулов у своего окна, о, заранее побежденный! Хи-хи-хи…

– Какая наглость! – гневно топнул ногой Дон Кихот. – Но, кажется, битва будет воистину не на жизнь, а на смерть. Поэтому извините меня, ваши светлости, но я должен к ней приготовиться.

– Я провожу вас, ваше храбрейшество!

Герцогиня продела руку под локоть Дон Кихоту, и они оставили герцога одного.

Герцог незамедлительно хлопнул в ладоши и перед ним тотчас возникли Шут, странный человек в парике и мантии и главный стражник.

– Ты, – указал герцог на Шута, – будешь при губернаторе Санчо то мажордомом, то шутом. Когда кем быть – обстоятельства подскажут. Тебе же для пущей важности палочка из китового уса, остальное – сам знаешь. – И он протянул человеку в мантии палочку, которую тот, поклонившись, спрятал в широкий рукав.

– А ты со своими стражниками без лишнего шума сгоните к Баратарии всех баранов, какие найдутся в окрестностях, – наказал он главному стражнику. – И как только губернатор сядет обедать…

Тут герцог переглянулся с человеком в мантии, и оба чему-то улыбнулись.

– Так вот, когда губернатор отправится в обеденную залу, всех баранов…

– Ободрать и зажарить! – догадался стражник.

– Болван! – поморщился герцог. – Впрочем, здесь всё написано. Он протянул стражнику свиток.

– А что должны знать жители, ваша светлость? – склонился перед герцогом Шут-мажордом.

– Только то, что у них новый губернатор! – ответил герцог.

…Новое утро застало нового губернатора в пути. Маленький и толстый Санчо на своём маленьком Сером, точно мячик, катился перед пышной свитой, гарцующей на высоких конях. Позади свиты тянулся длинный строй стражников с копьями и в кожаных касках. А впереди всех вышагивали музыканты, увеселяя слух губернатора.

Баратария надвинулась на Санчо сразу, вдруг, как и подобает настоящему острову. И звуки всех инструментов, увеселявших Санчо в пути, смешались с пчелиным гудением баратарийцев, заполнивших площадь перед губернаторским дворцом.

Санчо остановил осла у парадной дворцовой лестницы, и все спешились.

– Животных на конюшню! – распорядился губернатор.

И кони, и Серый тут же исчезли, словно их и не было.

– Что за люди? – строго спросил Санчо у Шута-мажордома, кивнув на площадь.

– Народ, ваша милость, – склонился в поклоне Шут.

– А чего он ждёт?

– Суда, дон Санчо Панса. Ведь в народе всегда как? Одна половина обязательно в чём-то обвиняет другую половину. А когда эти обе половины вместе, это и есть народ в целом. Вот он весь и собрался на площади, поскольку на острове давно не было губернатора, а именно губернатор для них – сама справедливость.

– Рассудим! – сказал Санчо, располагаясь прямо на лестнице. – Да так, чтобы все всё видели и слышали.

Пчелиное гудение стадо одобрительным.

Музыканты, продолжая играть, тоже расположились на лестнице.

– Ну, кто там самый нетерпеливый? – обвёл Санчо взглядом площадь.

И перед губернатором, цепко ухватив за шиворот щуплого мужичка в крестьянской одежде, предстала дородная, толстая, широкоплечая баба с хитрой физиономией.

Играл оркестр. Баба придала своему лицу сверхскорбное выражение и, невольно следуя царящей в воздухе мелодии, произнесла нараспев: