Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич - Страница 64

– Пока что в Ламанче, сэр Артур.

– Нарекаю вас Дон Кихотом Ламанчским! – торжественно провозгласил сэр Артур. – А теперь, извините, – приложил руку к сердцу Непобедимый, – турнир!

Он вернул новоявленному Дон Кихоту меч и собирался уже было скрыться в своём фолианте, но спохватился:

– Да, рыцарь! Не забудьте обзавестись дамой сердца, или как это у вас в Испании?

– Дульсинеей! – подсказал Дон Кихот.

– Вот-вот, Дульсинеей! Иначе кому вы станете посвящать свои подвиги и на чей суд отправлять побеждённых? Да и в сражении можно оконфузиться. Без Дульсинеи вам никак!

И Артур исчез в книге, плотно прикрыв за собой переплёт.

– Посвящён! – поднявшись с колена и спрятав в ножны меч, вдохновенно прошептал Дон Кихот. – Самим Артуром Непобедимым! О, как во мне всё вдруг запело!

Он выхватил за гриф из-под какой-то книги старенькую лютню, сдул с неё облако пыли, ударил по струнам, и всё, что в нём вдруг запело, вырвалось, как говаривали в старину, из его уст:

Двигаясь по мансарде, Дон Кихот порой делал изящные танцевальные па, и было очевидно, что в молодости Ламанчский гидальго слыл неплохим танцором.

То здесь, то там откидывались переплёты книг, и над Дон Кихотом, точно на балконах, появлялись прекрасные дамы. Они с поощрением и благодарностью кидали Дон Кихоту прекрасные цветы.

Правда, не долетев до него, цветы таяли в воздухе, да и сами дамы тут же исчезали, словно их и не было. Но это не мешало рыцарю с ними раскланиваться и посылать во все стороны воздушные поцелуи.

Некий король высунулся из своего фолианта и, пленённый и песней, и пританцовками Дон Кихота, сорвал с головы и протянул ему свою корону. Но Дон Кихот категорическим жестом отвёл от себя такую честь и низко поклонился королю.

Король не стал больше настаивать и, водрузив корону обратно себе на голову, исчез в своём фолианте.

А Дон Кихот тут же оказался склонённым над историей, которую читал всю ночь и оставил раскрытой подле погашенного с рассветом огарка. В гневе он ткнул пальцем в то место, где волшебник Фрестон своей усмешкой дал понять сеньору Кехане, что у того ещё нет рыцарского права орудовать мечом.

Теперь глаза Дон Кихота угрожающе сверкнули, а в голосе появился металл!

– Ты, бесчинствующий в своей злобе могучий Фрестон! Наконец-то у меня появились все права привести тебя в чувство. Ты, я вижу, обернулся ветряной мельницей, пока меня не было. Но я тебя распознал! Это ты коварно похитил рыцаря Ланселота, держишь его в своём подземелье, и теперь водрузился над ним! Тебя вызывает на бой Дон Кихот Ламанчский. Защищайся, или я просто обрушу на тебя карающий меч!

И из фолианта поднялась ветряная мельница.

Вверху мельницы прорезалось злое лицо с надменно-насмешливой улыбкой.

Дон Кихот занёс свой меч, а четыре крыла мельницы мгновенно превратились в четыре руки и к Дон Кихоту протянулось четыре увесистых кулака с кукишами.

Дон Кихот обрушил свой меч на мельницу, и мельница рухнула обратно в фолиант, сверкнув босыми пятками.

А из разруба, который образовался в фолианте от удара мечом, как из подземелья, выбрался Ланселот. Он был в довольно помятом рыцарском облачении. Прижав железную руку к железной груди, он благодарно поклонился своему освободителю.

Дон Кихот приветственно вскинул меч:

– Я счастлив, что смог оказать вам эту услугу, сэр Ланселот! Разумеется, вы готовы поспешить к моей Дульсинее, чтобы поведать ей о победе её рыцаря над коварным Фрестоном, которую я одержал, повторяя её имя. Увы, её имя мне ещё неведомо! Поэтому я отсылаю вас к рыцарям Круглого Стола. Пусть они, доблестные, узнают от вас, что Дон Кихот Ламанчский ступил на свой рыцарский путь!

Дон Кихот распахнул фолиант с надписью «Рыцари Круглого Стола», и Ланселот покорно перешёл из одного фолианта в другой, и рука Дон Кихота осторожно прикрыла за ним переплёт его нового обиталища.

Сам же победитель Фрестона раскрыл ещё один толстенный том и грозным взором стал пробегать страницу за страницей, словно выискивая нового противника.

…Спустимся же с рыцарской мансарды на землю и заглянем тайком во двор некоего Санчо Пансы, односельчанина и ближайшего соседа Дон Кихота Ламанчского.

Должен вам сказать, мои юные сеньорины и сеньоры, что по-испански «санкас» или «санчо» – это «ножки», а «панса» – «брюхо». Имя же «Санчо Панса» означает «Брюхо-на-Ножках».

И уверяю вас, это вполне соответствовало внешности хозяина крестьянского двора, на котором мы оказались.

Хозяин явно собирался покинуть свой двор, держа на поводу двух четвероногих – лошадь и ослика.

Лошадь была той самой скрипучей на вид клячей, которую сеньор Кехана запрягал в повозку, отправляясь за новой порцией книг. Теперь её украшали седло и стремена, а сама кляча перебирала тощими ногами, очевидно желая блеснуть совершенно новенькими подковами. В этом виде лошадь, конечно же, предназначалась для конюшни уже не сеньора Кеханы, а Дон Кихота Ламанчского.

И не надо обладать особой прозорливостью, чтобы предположить следующее: сеньор Кехана замыслил стать странствующим рыцарем, едва только примерил найденные на чердаке латы. Ещё не посвящённый достойным образом в рыцари, он загодя, по-соседски, поделился своими планами с Санчо Пансой, предложив ему стать своим оруженосцем. Предложение попало на благодатную почву, потому что Санчо в душе был не меньшим фантазёром, чем сам Кехана.

Однако тем же вечером, в таверне, когда кувшинчик доброго хереса развязывает языки, Санчо проболтался обо всём этом в кругу старых приятелей. И хотя по селу поползли всевозможные слухи и кривотолки, намерения Санчо нисколько не изменились.

Вот почему, мои юные сеньоры и сеньорины, мы застали будущего оруженосца собирающимся покинуть свой двор и двух четвероногих, нетерпеливо перебирающих копытами.

Но!..

В уже распахнутых воротах стояла, широко раскинув руки, жена Санчо, могучая Тереса Панса.

– Не пущу! – решительным басом заявила она мужу. – Вишь, чего выдумал? Бродить с сеньором Кеханой по свету! А разбойники с большой дороги? А погонщики мулов да козопасы? Те как увидят твоего сеньора, заколоченного в ржавое железо, так либо со смеху полопаются, либо поколотят вас палками. Не пущу!