Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 41

Пузовиков странно посмотрел на меня и сказал:

– Не прогневайся, боярин, может, не то скажу, прошу, прости меня, дурака старого, но ведь тебе вроде бы тоже не к лицу такие работы заводить.

– Ты что же, купец, действительно уже совсем дураком стал, такое боярину говорить! – решил я слегка наехать на купчину.

Тот побледнел, упал на колени и завопил:

– Сергий Аникитович, не губи меня, Николашку старого, по дурости вопрос задал!

– Так вот думай, прежде чем говорить, вон борода ниже пояса, а ума не нажил.

– Точно так говоришь, Сергий Аникитович, не нажил, – затряс он головой.

– Тогда разговор закончен, обо всем поговорили, а уже цены вы с моим ключником обсудите. А если дело пойдет, то мы всех немцев с их стеклом по миру пустим, понял, купец?

Тот вновь со странным выражением посмотрел на меня и низко поклонился, вызвал приказчиков, те меня под руки вывели из лавки и помогли усесться в возок. А третий приказчик тащил большой сверток, который с поклоном передал моим спутникам.

Через несколько дней, когда Федор уже конкретно обговорил все по ценам и очень приблизительно по количеству товара, потому что еще никто не знал, как пойдут дела на новом месте, он пришел ко мне и рассказал, что купец после разговора со мной стал совсем по-другому себя вести.

– Сергий Аникитович, когда разговор вас коснулся, он сказал, что испугался так, что чуть сознания не лишился, и еще сказал, уж не знаю, специально или от души, что боярин ко всем талантам еще и купеческую хватку имеет, хоть молодой, а далеко пойдет.

Дороги начали просыхать, ушла большая вода, и мой обоз наконец-то отправился в путь. Я планировал отправиться через неделю после его отъезда, потому что о двух конях с охраной должен был приехать практически одновременно с ним. Очень хотелось мне посмотреть, что же было сделано за прошлую осень, и к тому же нужно было глянуть мельницу, которая значилась в приданом моей жены.

Разумеется, все это я делал с разрешения царя. Иоанн Васильевич чувствовал себя прекрасно и целиком ушел в подготовку военных действий, поэтому отпустил меня с тем, чтобы, решив нужные вопросы, я тем не менее как можно быстрее вернулся к исполнению своих обязанностей. Да я и сам все понимал, но уж очень хотелось взглянуть на все, что было понастроено. В моем приказе все пока шло без проблем, и десять дней без меня там вполне могли прожить.

Через неделю я с охраной уже скакал по известному пути. По дороге мы практически не останавливались. В результате почти загнали лошадей, о чем мне с упреком, покачивая головой, сообщил Кошкаров.

Зато догнали обоз, въезжавший в это время в село.

Мой тиун Ефим Лужин за прошедшие полгода изменился до неузнаваемости, он и раньше был важен, а на новой должности его было просто не узнать.

Но передо мной его важность исчезла, он бросился меня встречать, говоря, что уже все готово для встречи боярина, и баня, и стол. Но я, как был в пропыленной, воняющей конским потом одежде, решил для начала объехать все свои стройки. Мои хлопцы ехали сзади и, наверное, про себя костерили меня на все лады. Но куда денешься, баня подождет, если боярин требует.

Мне понравилось все. Стеклодув придирчиво походил вокруг практически достроенной печи, поцарапал ножом кирпич, проверил качество кладки и попробовал раздуть мехи. Здание, где планировалось делать спирт, было разделено на несколько секций и складов. Я не собирался больше приносить прибыль кабакам, покупая выгнанный ими самогон. Этот самогон теперь будет изготавливаться прямо здесь. А так как я не планировал его продавать, то и не беспокоился особо по этому поводу.

В следующей секции у меня планировалось уже производство спирта, где командовать собирался мой Антоха, окончательно отставленный от должности помощника по наркозу и возведенный в начальники спирто-эфирного производства. За прошедший год он набрался опыта и вполне мог работать самостоятельно, тем более что весь персонал – что стекловаров, что самогонщиков, приехал с обозом. А недостающих вполне можно было обучать на месте.

Обойдя все постройки, я наконец прибыл в усадьбу, где меня встречали хлебом-солью. Баня уже была готова, а в ней меня на этот раз ждали уже две девицы, и похоже, что эта обязанность была приобретена в тяжелой конкурентной борьбе, потому что у одной из девиц на плече было две здоровых ссадины от ногтей.

Помывка удалась по всем параметрам, когда же я, отдыхая, сидел на полке и мне поднесли ковшик холодного кваса, я спросил про Парашку, мол, как она поживает? Мне сказали, что Парашка уже давно замужем и что с таким приданым она и месяца дома не сидела.

Обе голые красавицы застреляли глазками в мою сторону.

После бани девушки помогли мне одеться и исчезли. Я же, распаренный и довольный, в чистой одежке поднялся в горницу, где уже был накрыт стол. По стоявшим на этом столе разносолам было видно, что мои люди живут лучше, чем в прошлом году. Ефимка сам сказал, что в эту зиму никто по миру не пошел и от голода не пух. И вообще, просилось к нам уже немерено людишек, и как бы от этого не нажить неприятностей от соседских дворян.

На следующий день после утренней службы я с заинтересованными лицами вновь объехал все строящиеся объекты. Сегодня восторгов уже не было, шел деловой разговор, высказывались различные претензии, и Лужин кидал на землю шапку, уверяя, что сделал все, что мог. Я старался играть роль третейского судьи, было понятно, что каждый гребет в свою сторону.

Сашка Дельторов сегодня также сопровождал меня, зато его жена Верка не преминула ознакомиться с выделенным им хозяйством, и так как пока ее худенькой фигурки шести пудов весом не было видно, следовало ожидать, что ей хозяйство пришлось по душе. Об Антоне я тоже позаботился, для него также построили дом, в который можно было приводить жену, и, по-моему, кандидатура у него уже имелась. А к вечеру я с охраной и тиуном выехал в свое новое владение, до которого было два дня пути. По приезде убедился, что здесь народец живет не хуже, чем у меня в вотчине, скорее всего потому, что несколько лет эта вотчина находилась в казне.

Вот только мельница, которую мы навестили, еще ремонтировалась. Но, как заверили меня мастера, вскоре все начнет работать. Шустрый Лужин нашел трех мужиков, которые вкалывали на такой же мельнице у торопского купца, но у того что-то не заладилось с качеством бумаги, и он вынужден был закрыть дело. Я долго разговаривал с этими бородатыми личностями, они страшно боялись меня, чего-то недоговаривали, но все-таки я понял, что купец делал неплохую бумагу, но вот с соседним боярином в чем-то не поладил, и пошли проблемы, которые решились закрытием мельницы. Я, к сожалению, в этом деле просто ничего не понимал, знал лишь одно: хорошая бумага нужна, а раз нужна, то есть смысл ею заниматься. Но мне оставалось лишь надеяться, что и это начинание будет удачным. Я только рассказал мужикам, что такое водяные знаки, и нарисовал знак, который должен стоять на нашей бумаге.

Получив заверения, что вскоре мельница заработает, и посмотрев на гору тряпья, уже свезенную в мельничный амбар, мы переночевали в бывшей усадьбе Лопухиных, стоявшей почти заброшенной, после чего я приказал двигаться в обратный путь. Меня ждала Москва и куча работы.

По прибытии в Москву первым делом направился к царю, тот чувствовал себя неплохо, в моих услугах не нуждался, но был доволен, что я не вышел из его воли и прибыл из поместья даже ранее, чем обещал.

А забот у меня действительно скопилась много. И хотя были нарезаны и подготовлены участки для посадки лекарственных растений, многих семян не хватало, так что пришлось ехать к митрополиту Антонию на поклон. В это время между ним и государем пробежала черная кошка. Не знаю, чем уж митрополит прогневал Иоанна Васильевича, но навещать его было опасным делом. Тем не менее я приехал к нему и имел с ним длинный разговор. В результате чего мне обещали, что с монастырских запасов семян продадут, сколько можно. Штаты моего приказа пока были совсем не такими, как следовало, и при всем моем желании распространить свою заботу далее царя и его окружения я не мог. Несколько лекарей, которых я учил уже год, работали в моей маленькой больничке и получали необходимый опыт, но допустить их до царского двора я еще не мог.