Практическое демоноводство - Мур Кристофер - Страница 37

В те дни такая картина – женщина, омывающая раны полуголого мужчины на станции, – выглядела достаточно скандально, но большинство пассажиров были солдатами, а их больше заботили самоволки или Европа, поэтому на нас не обращали особого внимания.

Аманда вдруг исчезла и вернулась, только когда поезд уже готовился к отправлению.

– Я взяла нам места в спальном вагоне, – сказала она.

Ее новость меня потрясла. Я начал отнекиваться, но она остановила меня:

– Вы должны поспать, а я буду за вами присматривать. Вы – священник, я – помолвлена, поэтому ничего такого здесь нет. Кроме того, вы не в том состоянии, чтобы провести всю ночь в общем вагоне.

Наверное именно тогда я понял, что влюбился в нее. Но это не имело значения. Столько лет терпя оскорбления отца Джаспера, я оказался не готов к человеческой доброте. Мне даже не пришло в голову, что я подвергаю девушку опасности.

Поезд тронулся, я выглянул на перрон и впервые увидел Цапа в его маленьком облике. Не знаю, почему этого не произошло раньше. Может, у меня просто не оставалось сил, но увидев, как он с перрона ухмыляется мне, обнажив острые, как бритва, зубы, я рухнул в обморок.

Придя в себя, я почувствовал, что спина моя охвачена пламенем. Я лежал на полке спального вагона, Аманда протирала мне спину спиртом.

– Я сказала им, что вас ранили во Франции. Проводник помог мне вас донести. Мне кажется, пора рассказать, кто так с вами поступил.

Я рассказал ей, что сделал отец Джаспер, выбросив все подробности про демона. Когда я закончил, слезы лились из моих глаз, а она прижимала меня к себе, нежно баюкая.

Не знаю, как именно это произошло – страсть под влиянием момента, наверное, – но в следующий же миг я понял, что мы целуемся, а я раздеваю ее. Едва мы приготовились начать, она остановила меня.

– Мне нужно снять вот это. – Она показала деревянный браслет с выжженными инициалами “Э+А”.

– Нам вовсе не нужно этого делать, – сказал я. – Мистер Рассол, вы когда-нибудь произносили нечто, о чем потом жалели всю жизнь? Я – да. Я сказал: “Нам вовсе не нужно этого делать”.

Она ответила:

– Ну что ж, тогда давайте не будем.

И она уснула, прижавшись ко мне, а я лежал без сна и думал о сексе и вечном проклятии. Эти мысли не сильно отличались о тех, что приходили ко мне каждую ночь в семинарии – только сейчас все было гораздо острее.

Я уже засыпал, когда из дальнего конца вагона донесся какой-то шум. Я выглянул в щелочку между занавесок. По проходу шел Цап, заглядывая на ходу на каждую полку. В то время я не знал, что прочие люди видеть его не могут, и не понимал, почему никто не заходится в крике при виде него. Нет, люди, конечно, вскрикивали и выглядывали наружу, но видели только пустоту.

Я схватил штаны и выпрыгнул в проход, оставив пиджак и подсвечники Аманде. Я даже не сказал ей спасибо за все. Я ринулся по проходу прочь от Цапа, слыша на бегу, как он орет:

– Эй, ты куда? Ты что – правил не знаешь?

Я ворвался в следующий вагон, захлопнув за собой двери. Вокруг все уже орали – но не от страха перед Цапом, а оттого, что по спальному вагону несется голый человек.

На встречу мне шел кондуктор, а за спиной у меня был Цап. Не думая, даже не глядя, я распахнул наружную дверь и выпрыгнул из поезда голышом, по-прежнему стискивая в руке штаны.

Поезд в этот момент двигался по эстакаде, до земли было далеко – пятьдесят или шестьдесят футов. По всем меркам я должен был разбиться насмерть. Я ударился о землю, и из меня точно вышибло дух: мне показалось, что я сломал себе спину, но уже в следующую секунду я вскочил и со всех ног понесся сквозь лес. Я еще не знал, что от увечий и смерти меня уберег пакт, заключенный с демоном. Я до сих пор толком не знаю, до какой степени он меня хранит, но с того дня я попадал в сотни переделок, где мог запросто погибнуть, и всякий раз выходил из них без единой царапины.

Я бежал по лесу, пока не выскочил на грунтовую дорогу. У меня не было ни малейшего понятия, где нахожусь. Я просто шел и шел вперед, пока силы не оставили меня, и тогда я упал на обочину. Как только взошло солнце, рядом остановился хлипкий фургон, и какой-то фермер спросил меня, все ли в порядке. В те дни босых мальчишек в рабочих штанах можно было часто встретить на обочинах.

Фермер сообщил, что до моего дома всего миль двадцать. Я представился студентом, сказал, что у меня каникулы, и я еду домой на перекладных, и фермер предложил подвезти меня. В фургоне я уснул. Фермер разбудил меня, когда фургон стоял перед воротами родительской фермы. Я поблагодарил его и двинулся к дому.

Наверное, я сразу понял – что-то не так. Утром в такой час все обычно уже работают, но двор был пуст, если не считать нескольких цыплят. Я слышал, как в хлеву мычат недоенные коровы – им давно пора было гулять по пастбищу.

Я понятия не имел, что скажу родителям. Я вообще ни о чем не думал – мне просто хотелось побыстрее добраться до дому.

Я вбежал в заднюю дверь, рассчитывая застать на кухне мать, но ее там не было. Моя семья редко уезжала куда-то с фермы – и уж точно они не могли уехать, не позаботившись сначала о животных. Первой мыслью моей было – произошло какое-то несчастье. Может, отец упал с трактора, и его повезли в кларионскую больницу. Я обежал дом вокруг. Отцовский фургон стоял на месте.

Я промчался через весь дом, заглядывая в каждую комнату. Я звал их, но дома никого не было. Потом я оказался на переднем крыльце. Я не понимал, что делать дальше, – и тут услышал за спиной голос:

– От меня не убежишь.

Я обернулся. Он сидел на подвесной скамейке и болтал ногами. Я испугался, но разозлился.

– Где моя семья? – заорал я.

– Нету. – Он похлопал себя по животу.

– Что ты сделал с ними?

– Их больше никогда не будет, – ответил он. – Я их съел.

Я пришел в ярость – схватился за качели и толкнул изо всех сил. Скамейка ударилась о перила, Цап перелетел через них и шлепнулся в грязь.

Отец перед домом держал колоду и топор – растопку колоть. Я соскочил с крыльца и схватил этот топор. Цап только поднимался с земли, когда я хватил его по лбу. Полетели искры, а топор отскочил от его головы, точно от чугунной болванки. Не успел я и глазом моргнуть, как уже лежал на земле, а Цап сидел у меня на груди и ухмылялся, точно тот демон на картине Фьюзели “Кошмар”[6]. Казалось, он совсем не сердится. Я забился под ним изо всех сил, но стряхнуть с себя не смог.

– Послушай, – сказал он. – Это глупо. Ты вызвал меня, чтобы дать мне работу, и я ее выполнил – так в чем тогда дело? Кстати, тебе бы понравилось. Сначала я подрезал ему поджилки и посмотрел, как он ползает и просит пощады. Священники на вкус мне очень нравятся – они всегда убеждены, что это Господь испытывает их веру.

– Ты убил моих родных! – выкрикнул я, все еще пытаясь освободиться.

– Ну что ж – такое случается, когда от тебя сбегают. Сам виноват. Не хотел брать на себя ответственность – так нечего было меня вызывать. Ты знал, на что шел, когда отрекался от Создателя.

– Но я не отрекался, – возмутился я. А потом вспомнил все свои проклятья в часовне. Я действительно отрекся от Бога. – Я не знал, – прошептал я.

– Ладно, если будешь паинькой, я расскажу тебе правила. Во-первых, от меня не сбежишь. Ты меня вызвал, поэтому я теперь более-менее вечно стану служить тебе. Если я говорю “вечно”, это значит – вечно. Ты не состаришься и никогда не заболеешь. Второе, что тебе необходимо знать, – я бессмертен. Можешь дубасить меня топорами сколько влезет, но только лезвие затупишь, и спина заболит. Поэтому лучше побереги силы. В-третьих, меня зовут Цап. Меня называют разрушителем, и я занимаюсь именно этим – разрушаю. С моей помощью ты можешь властвовать над целым миром и творить другие роскошные штуки. Мои прежние хозяева не пользовались мной как полагается, но ты можешь оказаться исключением, хотя в этом я сомневаюсь. И в-четвертых, когда я вот в этом облике, видеть меня можешь только ты. Когда я принимаю облик разрушителя, меня видят все. Глупо, но почему так вышло – история долгая. Так уж повелось. Когда-то давно меня решили держать в секрете, но теперь в правилах этого нет.