Жозеф Бальзамо. Том 2 - Дюма Александр - Страница 86

— Нет, мадемуазель выпивает перед сном только стакан слегка подсахаренной воды, иногда чуть-чуть надушенной цветами апельсина, если с нервами плохо.

— Превосходно, — заметил Ришелье. — Я тоже это пью. Так что мое лекарство вполне ей подойдет.

— Подойдет?

— Разумеется. Я капаю себе в питье несколько капель эликсира и ночью сплю, как младенец.

Николь пыталась сообразить, к чему клонит герцог.

— Что же ты молчишь? — поинтересовался он.

— Я подумала, что у мадемуазель нет вашей водицы.

— Я тебе ее дам.

«Ах, вот оно что», — подумала Николь, для которой наконец забрезжил свет в ночи.

— Ты капнешь две капли в стакан своей госпожи, но только две капли, запомни, не больше и не меньше, и она заснет. Таким образом, она не сможет тебя позвать, и, следовательно, у тебя будет время скрыться.

— Ну если нужно только это, то тут нет ничего трудного.

— Значит, ты капнешь ей две капли?

— Всенепременно.

— Обещаешь?

— Ваша светлость, мне кажется, это в моих интересах. А потом я хорошенько запру мадемуазель…

— Нет, нет! — запротестовал герцог. — Вот этого делать не надо. Напротив, ты оставишь ее комнату открытой.

Наконец-то Николь осенило, в чем дело. Ришелье почувствовал, что она поняла.

— И это все? — поинтересовалась Николь.

— Все. А теперь можешь идти и сказать своему капралу, чтобы он собирал вещи.

— К сожалению, ваша светлость, я не могу ему сказать, чтобы он взял свой кошелек.

— Ну ты же знаешь, что деньги — это мое дело.

— Да, я помню, что ваша светлость были так добры…

— Сколько же тебе нужно, Николь?

— За что?

— За то, чтобы ты капнула эти две капли.

— Вы, ваша светлость, убедили меня, что в моих интересах капнуть две капли этой вашей водицы, и потому было бы нечестно требовать с вас за это плату. А вот за то, что я оставлю дверь в комнату мадемуазель открытой, предупреждаю вас, ваша светлость, заранее, я потребую кругленькую сумму.

— Хорошо, говори сколько.

— Двадцать тысяч франков, ваша светлость.

Ришелье вздрогнул.

— А ты далеко пойдешь, Николь, — со вздохом произнес он.

— Что поделаешь, ваша светлость. Я начинаю верить, что вы были правы и за мной будет погоня. Но с вашими двадцатью тысячами я сумею скрыться.

— Ступай, Николь, предупреди господина де Босира, а потом я отсчитаю тебе деньги.

— Ваша светлость, господин де Босир весьма недоверчив, и он не поверит мне на слово, если я не представлю ему доказательств.

Ришелье извлек из кармана пачку казначейских билетов.

— Вот возьми один, а в этом кошельке сотня двойных луидоров, — сказал он.

— Ваша светлость, вы даете мне задаток, а остальные, значит, заплатите, когда я переговорю с господином де Босиром?

— Нет, к черту, я предпочитаю рассчитаться с тобой сразу. Ты, Николь, девушка бережливая, и эти деньги принесут тебе счастье.

И Ришелье выдал ей обещанную сумму частью в казначейских билетах, а частью в луидорах и полулуидорах.

— Ну что, все? — спросил он.

— Да, ваша светлость. А теперь мне нужно главное.

— Эликсир?

— Да. У вашей светлости, наверное, имеется флакончик?

— Имеется. Я всегда ношу его с собой.

Николь усмехнулась.

— Да, вот еще, — вспомнила она. — Ворота Трианона каждый вечер запирают, а у меня нет ключа.

— У меня есть, поскольку я оберкамергер.

— Правда?

— Вот он.

— Как все удачно складывается, — заметила Николь. — Просто, можно сказать, цепь чудесных совпадений. Ну а теперь прощайте, ваша светлость.

— Как прощайте?

— Мы с вашей светлостью больше не увидимся; как только мадемуазель уснет, я убегу.

— Да, верно. Прощай, Николь.

И Николь, смеясь в душе, растворилась в сгущающихся сумерках.

«На сей раз удалось, — подумал Ришелье. — Но похоже, судьба считает меня слишком старым и служит мне против воли. Эта девица взяла надо мной верх, однако какое это имеет значение, ежели я за все отплачу».

119. БЕГСТВО

Николь была девушка добросовестная: она получила от г-на де Ришелье деньги, притом вперед, и теперь ей нужно было их отработать.

Она помчалась прямиком к ограде и прибежала туда вместо половины восьмого, как было назначено, без двадцати восемь.

Г-н-де Босир, приученный к военной дисциплине, был человек точный: он уже десять минут как ждал ее.

Примерно в это же время г-н де Таверне попрощался с дочерью, и, когда он ушел, Андреа осталась одна. Оставшись же одна, она задернула занавески.

Жильбер у себя в мансарде по своему обыкновению следил или, верней будет сказать, пожирал глазами Андреа. Только сейчас трудно было определить, огнем или ненавистью пылал его взор.

Но Андреа задернула занавески, и Жильбер ее уже не видел. Поэтому он обратил взгляд в другую сторону.

Взглянув в другую сторону, он заметил плюмаж г-на де Босира и узнал капрала, который прохаживался, что-то насвистывая, чтобы скрасить скуку ожидания.

Через десять минут, то есть без двадцати восемь, прибежала Николь; она сказала несколько слов г-ну де Босиру, который кивнул в знак того, что все понял, и удалился в сторону безлюдной аллеи, которая ведет к Малому Трианону.

Николь же, легкая, словно птичка, упорхнула тем же путем, что пришла.

«Ага! — подумал Жильбер. — Господин капрал и мадемуазель горничная собираются о чем-то договориться либо что-то предпринять и боятся свидетелей. Прекрасно».

Жильбер вовсе не интересовался Николь, просто он чувствовал ее вражду и потому вопреки своим нравственным принципам старался собрать против нее как можно больше улик, чтобы победно отбить атаку, если Николь решит атаковать его.

Жильбер не сомневался, что военные действия вот-вот начнутся, и, как предусмотрительный воин, готовил оружие заранее.

Свидания Николь с мужчиной в самом Трианоне и были таким оружием, и Жильбер, будучи дальновидным противником, собирался воспользоваться им, тем паче что Николь сама вкладывала ему в руки это оружие. Словом, Жильбер решил к свидетельствам, собранным с помощью зрения, присовокупить свидетельства, полученные с помощью слуха, то есть поймать на лету какие-нибудь достойные порицания слова, чтобы во время сражения обратить их против Николь и добиться победы.

Он мигом спустился с мансарды, проскользнул по кухонному коридору и сошел в сад по малой лестнице, примыкающей к часовне; в саду он мог уже ничего не опасаться: Жильбер знал в нем все укромные места как свои пять пальцев.

Прокравшись под липами, а затем вдоль шпалер, он добрался до зарослей, находящихся шагах в двадцати от того места, куда, по его расчетам, должна прийти Николь.

И в самом деле, она была там.

Едва Жильбер устроился в кустах, как до его слуха донесся странный звук — звон золота, ударяющегося о камень; звук этот нужно слышать, чтобы представить себе, что это такое.

Жильбер змеей прополз к террасе, по краю которой была насажена живая изгородь из кустов сирени; теперь, в мае, они источали благоухание и свешивали цветы над головами тех, кому случалось проходить вдоль этой террасы по пустынной аллее, разделяющей Большой и Малый Трианон.

Добравшись туда, Жильбер, чьи глаза были привычны к темноте, увидел, как Николь высыпает золотые монеты из кошелька, который она получила от маршала Ришелье, причем высыпает на камень, находящийся по эту сторону решетчатой ограды на таком расстоянии, чтобы г-н де Босир не смог дотянуться до него рукой.

Монеты сыпались, блестя и подпрыгивая, а г-н Босир, у которого пылали глаза и тряслись руки, переводил взор с Николь на луидоры, пытаясь понять, откуда у нее такое богатство.

Наконец Николь заговорила.

— Вы уже не раз, — сказала она, — мой дорогой господин де Босир, предлагали мне бежать с вами.

— И даже жениться на вас! — пылко воскликнул восторженный капрал.

— Ну на этот счет, мой дорогой, мы поговорим чуть позже, — обрезала Николь. — Сейчас главное — бежать отсюда. Сможем мы совершить побег через два часа?