Женская война (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 76

— Боже мой, что это за дверь? — спросила она.

— Для твоего бегства, дорогая Нанон.

— Ты обещал, что не потребуешь моего бегства, пока на тебя не нападут.

— И повторяю обещание.

— Все кажется очень спокойным около острова, друг мой.

— И в крепости тоже все кажется очень спокойным. Однако в двадцати шагах от нас лежит бочонок пороху, и возле него стоит человек с факелом. Если этот человек поднесет факел к бочонку, через секунду от крепости не останется камня на камне. Вот как все спокойно, Нанон!

— О, вы заставляете меня трепетать! — вскричала молодая женщина, побледнев.

— Нанон, позовите ваших горничных, пусть они принесут ваши бриллианты, пусть ваш камердинер принесет ваши деньги. Может быть, я ошибся, может быть, в эту ночь ничего не случится, но все равно будем готовы.

— Кто идет? — раздался голос сержанта в подземелье.

Ему отвечал какой-то голос, в котором не слышалось никакой враждебности.

— Вот за вами уже идут, — сказал Каноль.

— Да ведь еще нет нападения, друг мой, все тихо; позвольте мне остаться при вас, они не придут.

Нанон не успела еще договорить, как во внутреннем дворе крепости три раза раздалось:

— Кто идет?

За третьим возгласом последовал выстрел из мушкета.

Каноль бросился к окну и отворил его.

— К оружию! — кричал часовой. — К оружию!

Каноль увидел в углу черную движущуюся массу: то были неприятельские солдаты, выходившие из низенькой сводчатой двери, ведущей в погреб, где лежали дрова. В этом погребе, как и в его комнате, без сомнения, находился потайной ход.

— Вот они! — вскричал Каноль. — Спешите, вот они!

В ту же секунду залп из двадцати мушкетов ответил на выстрел часового. Две или три пули попали в окно, которое запирал Каноль.

Он обернулся: Нанон стояла на коленях.

Прибежали ее служанки и камердинер.

— Нельзя терять ни минуты, Нанон! — сказал Каноль. — Бегите, бегите!

Он поднял Нанон, легкую как перышко, и побежал с ней в подземелье, крикнув ее людям, чтобы они шли за ним.

Сержант стоял на своем посту с факелом в руках. Солдаты, товарищи его, зажгли фитили и готовились стрелять по группе людей, между которыми стоял старинный знакомец наш метр Помпей, бледный и расточавший всевозможные уверения в дружбе.

— Ах, господин де Каноль, — вскричал он, — скажите вашим солдатам, что мы именно те люди, которых вы ждали! Черт возьми! Нельзя так шутить с друзьями!

— Помпей, — сказал Каноль, — поручаю тебе госпожу де Лартиг. Ты знаешь, кто отвечает мне за нее своей честью, ты же будешь отвечать головой.

— Отвечаю, отвечаю!

— Каноль! Каноль! Я с вами не расстанусь! — кричала Нанон, обнимая барона. — Каноль! Вы обещали мне идти за мной.

— Я обещал защищать крепость Сен-Жорж, пока в ней будет хоть один камень, и я сдержу слово.

Несмотря на крики, слезы, мольбы Нанон, Каноль передал ее Помпею, который увлек ее в глубину подземелья при помощи нескольких лакеев виконтессы де Канб и собственных ее служанок.

Каноль следил глазами за этим милым белым привидением, которое, удаляясь, простирало к нему руки. Но вдруг он вспомнил, что его ждут в другом месте, и бросился вверх по лестнице, приказав сержанту и солдатам идти за собой.

Де Вибрак стоял в его комнате, бледный, без шляпы, со шпагой в руке.

— Господин комендант! — закричал он, увидав Каноля. — Неприятель в крепости!

— Знаю.

— Что ж делать?

— Прекрасный вопрос! Черт возьми! Умирать!

Каноль оросился во внутренний двор. По дороге он увидел топор и схватил его.

Двор был заполнен врагами. Шестьдесят солдат гарнизона сообща старались защитить вход в комнаты Каноля. Со стороны слышались крики и выстрелы; это доказывало, что везде дерутся.

— Комендант! Комендант! — закричали солдаты, увидев Каноля.

— Да, да, — отвечал он, — комендант ваш пришел умереть с вами! Мужайтесь, друзья мои! Вас взяли изменой, не надеясь победить.

— На войне все хорошо, — сказал насмешливым голосом Равайи, у которого рука была подвязана и который призывал своих солдат схватить Каноля.

— Сдавайся, Каноль, сдавайся! — кричал он. — Тебе предложат выгодные условия.

— А, это ты, Равайи! — вскричал Каноль. — Я думал, что уж заплатил тебе долг дружбы! Но ты еще недоволен, так погоди же…

Каноль, прыгнув шагов на пять-шесть вперед, метнул в Равайи топор, который он держал в руке, с такой силой, что рассек шлем и латный воротник стоявшего рядом с Равайи офицера из горожан; тот упал замертво.

— Черт возьми! Вот каким образом ты отвечаешь на мою учтивость? — сказал капитан навайльцев. — Пора бы мне привыкнуть к твоей манере! Друзья мои, он с ума сошел. Стреляйте в него, стреляйте!

Тотчас из неприятельских рядов раздался залп. Пять или шесть человек упало около Каноля.

— Пали! — закричал он своим. — Огонь!

По его приказанию выстрелили только три или четыре мушкета. Захваченные врасплох в ту самую минуту, когда они меньше всего ожидали нападения, и растерявшиеся в ночной темноте, солдаты Каноля потеряли боевой дух.

Каноль понял, что делать нечего.

— Вернемся в дом, Вибрак, — сказал он, — возьмем с собой и солдат. Забаррикадируем двери и сдадимся только тогда, когда они возьмут нас приступом.

— Огонь! — закричали два голоса — Эспанье и Ларошфуко. — Вспомните об убитых товарищах, они требуют мщения! Огонь!

Опять град пуль засвистел вокруг Каноля, но не нанес ему вреда, однако значительно уменьшил его отряд.

— Назад! — закричал де Вибрак. — Отступаем.

— Вперед! Вперед! — кричал Равайи. — За ними, скорей!

Враги бросились вперед. Каноль не более чем с дюжиной солдат выдержал их натиск; он поднял ружье убитого солдата и действовал им как палицей.

Все его товарищи вошли в дом. Он вошел туда после всех, вместе с Вибраком.

Оба они с неимоверными усилиями закрыли дверь, несмотря на противодействие осаждавших, и заперли ее огромным железным засовом.

Окна были с железными решетками.

— Топоры! Тараны! Если нужно — пушки сюда! — кричал герцог де Ларошфуко. — Мы должны взять их живыми или мертвыми.

Страшный залп последовал за этими словами — две или три пули пробили дверь. Одна из этих пуль раздробила бедро Вибраку.

— Ну, комендант, — сказал он, — мое дело кончено, теперь постарайтесь устроить ваше; меня это больше не касается.

И он опустился на землю около стены, потому что уже не мог стоять на ногах.

Каноль осмотрелся кругом: человек двенадцать могли еще защищаться. В числе их находился и сержант, которого он оставил дежурить в подземелье.

— Где факел? — спросил барон. — Куда ты девал факел?

— Признаться, я бросил его там, у бочонка, господин комендант.

— Он еще горит?

— Вероятно.

— Хорошо. Выведи всех этих людей через заднюю дверь. Постарайся выторговать для себя и для них самые выгодные условия. Остальное уже мое дело.

— Но, мой командир…

— Повиноваться!

Сержант опустил голову и подал солдатам знак идти за ним. Все они скоро исчезли во внутренних помещениях: они поняли намерение Каноля и вовсе не желали взлететь с ним на воздух.

Каноль на миг прислушался: дверь рубили топорами что, однако, не мешало стрельбе продолжаться. Стреляли наудачу, стреляли по окнам, полагая, что за ними спрятались осажденные.

Вдруг страшный грохот показал, что дверь подалась, и Каноль услышал, как толпа нападавших бросилась в дом с радостными криками.

— Хорошо, хорошо, — прошептал он, — через пять минут эти радостные крики превратятся в стоны отчаяния.

И он бросился в подземелье.

Там, на бочонке с порохом, сидел молодой человек, у ног его дымился факел; он закрыл лицо обеими руками.

Услышав шум, юноша поднял голову.

Каноль узнал госпожу де Канб.

— А, вот и он, наконец! — вскричала она, поднимаясь.

— Клер! — прошептал Каноль. — Зачем вы здесь?

— Умереть с вами, если вы хотите умереть.

— Я обесчещен! Я погиб! Мне остается только это.