Женская война (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 75

Каноль прочел и еще раз перечитал письмо, дрожа и бледнея от ужаса при каждой строчке, каждой букве этого послания. Он чувствовал, сам не постигая этой тайны, что странная сила овладела и распоряжалась им. Не могут ли враги захватить остров, пройдя через подземелье, ведущее из его спальни к замку Канб и предназначенное для спасения Нанон? Известна ли им тайна этого подземного хода?

Вибрак следил за выражением его лица.

— Плохие вести, господин комендант? — спросил он.

— Да, кажется, на нас опять нападут в следующую ночь.

— Какие упрямцы! — воскликнул Вибрак. — Я думал, что они сочтут себя достаточно побитыми и мы избавимся от них, по крайней мере, на неделю.

— Считаю излишним, — сказал Каноль, — рекомендовать вам величайшую бдительность.

— Будьте спокойны, господин комендант. Они, верно, постараются напасть на нас врасплох, как было в первый раз?

— Не знаю, но приготовимся ко всему и примем те же меры предосторожности, что и прежде. Обойдите и осмотрите крепость вместо меня, я вернусь к себе, мне нужно отдать несколько приказаний.

Де Вибрак кивнул и пошел с той беспечностью, с какой встречают опасность военные, попадающие в нее на каждом шагу.

Каноль вернулся в свою комнату, всячески стараясь, чтобы Нанон не увидела его, и, убедившись, что он один в комнате, заперся на ключ.

У изголовья его кровати на ковре, окруженном золотой лентой, оказался герб фамилии де Канб.

Каноль сорвал ленту и под ней увидел очертания двери.

Она открылась ключом, который виконтесса прислала ему вместе со своим письмом: перед Канолем оказался вход в подземелье, которое, очевидно, шло по направлению к замку Канб.

Каноль застыл на минуту; пот выступил у него на лбу. Этот таинственный подземный ход, может быть не единственный в крепости, невольно пугал барона.

Он зажег свечу и решил осмотреть его.

Он спустился по двадцати ступенькам, потом по легкому скату пошел под землей.

Скоро он услышал глухой гул, который сначала испугал его, потому что непонятно было, откуда он исходит; но, пройдя далее, барон догадался, что над его головой течет и шумит река, несущая свои воды к морю.

В нескольких местах свода были трещины, через которые, вероятно, когда-то просачивалась вода, но их заметили вовремя и замазали цементом, который скоро стал тверже камня.

Почти десять минут Каноль слышал над головой шум воды; мало-помалу шум утих и казался шорохом. Наконец не стало слышно и этого шороха, и, в безмолвии пройдя шагов пятьдесят, Каноль дошел до лестницы, совершенно похожей на прежнюю. За последней ступенькой находилась массивная дверь, которую не выломали бы и десять человек. Для защиты от ружейного огня или пожара она была плотно окована железом.

— Теперь понимаю, — сказал Каноль. — Здесь, у двери, будут ждать Нанон и спасут ее.

Комендант вернулся, прошел под рекой, нашел лестницу, поднялся в свою комнату, прикрепил ленту на прежнее место и в задумчивости отправился к Нанон.

IX

Нанон, как и всегда, сидела над географическими картами, письмами и книгами. Бедняжка по-своему вела гражданскую войну за короля. Увидав Каноля, она с восторгом протянула ему руку.

— Король едет, — сказала она, — и через неделю мы будем вне опасности.

Каноль отвечал с грустной улыбкой:

— Он все едет и, к несчастью, все еще не приезжает.

— О, на этот раз я получила самые верные известия, дорогой барон, меньше чем через неделю он будет здесь.

— Как бы ни спешил он, Нанон, он все-таки опоздает к нам.

— Что вы говорите!

— Я говорю, что бесполезно тратить силы над этими картами и бумагами, гораздо лучше подумать о бегстве.

— Бежать! Почему?

— Потому что я получил дурные вести. Против нас готовится новая экспедиция, в этот раз я могу погибнуть.

— Что же, друг мой? Ведь решено: ваша участь — моя, как мои богатства — ваши.

— Нет, этого не должно быть. Я не смогу держаться храбро, если мне придется опасаться за вас. Помните ли, в Ажене вас хотели сжечь или бросить в реку? Нет, Нанон, из сострадания ко мне не упрямьтесь, не оставайтесь здесь; ваше присутствие может сделать меня трусом.

— Боже мой!.. Каноль, вы пугаете меня!

— Нанон, умоляю вас… Поклянитесь, что, если меня атакуют, вы сделаете все, что я ни прикажу…

— О Господи, к чему такая клятва?

— Она даст мне силу жить, Нанон; если вы не обещаете слепо повиноваться мне, клянусь, я непременно буду искать смерти.

— Клянусь!.. Все-все что вы хотите, Каноль!.. Клянусь вам нашей любовью.

— Слава Богу, Нанон! Теперь я спокоен. Соберите самые ценные из ваших украшений. Где ваше золото?

— В бочоночке, окованном железом.

— Приготовьте все это, чтобы можно было отнести вслед за вами.

— Ах, вы знаете, Каноль, что настоящее мое сокровище не золото и не бриллианты. Каноль, уж не хотите ли вы удалить меня?

— Нанон, вы убеждены, что я честный человек, не так ли? Клянусь честью, что все эти меры внушены мне лишь страхом за вас.

— И вы думаете, что я в опасности?

— Думаю, что завтра остров Сен-Жорж будет взят.

— Каким образом?

— Не знаю, но уверен.

— А если я соглашусь бежать?..

— Так я постараюсь остаться живым, клянусь вам.

— Приказывайте, друг мой, я буду повиноваться, — сказала Нанон, протягивая Канолю руку, и, невольно засмотревшись на него, забыла, что по ее щекам стекают две крупные слезы.

Каноль пожал ей руку и вышел. Если б он остался еще минуту, то поцеловал бы ее в эти жемчужные слезы, но он положил руку на письмо виконтессы как на талисман; письмо это дало ему силу уйти.

Он провел день в жестокой тоске. Решительная угроза: «Завтра Сен-Жорж будет взят» — беспрерывно звучала в его ушах. Как, каким образом возьмут остров? Почему виконтесса говорит ему об этом с такой уверенностью? Как нападут на него? С берега? Или с моря? С какой неизвестной точки налетит на него беда, еще невидимая, но уже неизбежная? Было отчего сойти с ума.

Весь день Каноль под лучами солнца искал врагов в отдалении. Вечером он мучил свои глаза, рассматривая рощи, отдаленную равнину и извилистое течение реки; но бесполезно: нигде он ничего не видел.

Когда совершенно стемнело, осветился флигель в замке Канб. Каноль увидел там свет в первый раз с тех пор, как приехал в крепость.

— Ага! — сказал он, — вот явились избавители Нанон.

И тяжело вздохнул.

Какая загадочная, таинственная вещь сердце человеческое! Каноль больше не любил Нанон, он обожал госпожу де Канб. Однако, когда ему пришлось расставаться с Нанон, сердце его разрывалось на части. Только вдали от нее или расставаясь с ней, чувствовал он истинную силу странной своей привязанности к этой очаровательной женщине.

Весь гарнизон не спал и находился на стенах. Каноль, устав смотреть, начал прислушиваться к ночному мраку. Никогда темнота не казалась такой немой и сиротливой. Ни один звук не нарушал этой тишины, подобной безмолвию пустыни.

Вдруг Канолю пришла в голову мысль, что враги могут явиться к нему через подземный ход, который он осматривал. Это было маловероятно, потому что в таком случае его, верно, не предупредили бы, однако ж он решился стеречь подземелье. Он велел приготовить бочонок с порохом и фитиль, выбрал лучшего из своих сержантов, подкатил бочонок к последней ступеньке подземелья, зажег факел и отдал его в руки сержанта. Возле него встали еще два человека.

— Если в этом подземелье появятся больше шести человек, — сказал он сержанту, — то сначала прикажи им удалиться; если они не согласятся, подожги фитиль и толкни бочонок: подземелье покато, он взорвется среди врагов.

Сержант взял факел, за ним молча стояли два солдата, освещенные красноватым огнем факела, у ног их лежал бочонок с порохом.

Каноль воротился наверх, спокойный хотя бы в этом отношении; но, войдя в свою комнату, он обнаружил там Нанон, которая, видя, что он спустился со стены и прошел к себе, решила пойти что-нибудь у него узнать и теперь с ужасом смотрела на зияющее отверстие подземного хода, о котором она не знала.