Женская война (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 72

Каноль заметил, что более всего крепости вредила батарея герцога де Ларошфуко.

— Вибрак, — сказал он, — поручаю вам Равайи; чтобы он не двинулся ни на шаг вперед, пока меня здесь не будет. Я пойду к нашим пушкам.

Каноль побежал к двум орудиям, отвечавшим на пальбу неприятельской батареи; он сам смотрел за их действиями, командовал, сам направлял их. В минуту он сбил три пушки из шести и положил на равнине человек пятьдесят. Остальные, не ожидавшие такого жестокого сопротивления, подались назад и думали уже о бегстве. Герцог де Ларошфуко, старавшийся остановить их, получил контузию, и у него вышибло шпагу из рук.

Увидев такую удачу, Каноль оставил батарею начальнику артиллерии, а сам побежал туда, где рота навайльцев, поддержанная людьми Эспанье, силилась взять крепость приступом.

Вибрак держался крепко, но только что был ранен в плечо пулей.

Появление Каноля, встреченное криками радости, удвоило храбрость солдат.

— Извини, — сказал он Равайи, — я принужден был оставить тебя на минуту, милый друг, но, как ты видел, надо было разбить пушки герцога де Ларошфуко; будь спокоен, я опять здесь.

В эту минуту капитан полка де Навайля, слишком раздраженный, чтобы отвечать на шутку, повел людей своих на приступ в третий раз и, вероятно, не слыхал слов Каноля из-за страшного грохота артиллерии и мушкетов. Поэтому барон вынул пистолет из-за пояса и, протянув руку к прежнему товарищу, который стал теперь его неприятелем, спустил курок.

Пуля была направлена твердой рукой и верным глазом: она пробила руку Равайи.

— Благодарю, Каноль! — закричал он, увидев, откуда сделан выстрел. — Я заплачу тебе за это!

Но, несмотря на свою храбрость, молодой капитан принужден был остановиться; шпага выпала у него из рук. Подбежавший Ремонанк поддержал его.

— Хочешь прийти ко мне? — спросил Каноль. — Тебе здесь перевяжут рану. Мой хирург ничем не хуже моего повара.

— Нет, я вернусь в Бордо; но жди меня с минуты на минуту, потому что я непременно вернусь, обещаю тебе. Только получше выберу время.

— Назад! Назад! — закричал Ремонанк. — С той стороны отступают. До свидания, Каноль, вы выиграли первую партию.

Ремонанк говорил правду: крепостная артиллерия нанесла значительный урон войскам Ларошфуко, который по меньшей мере потерял человек сто. Отряд на лодках — почти столько же. Самые большие потери понесла навайльская рота, потому что, поддерживая честь мундира, она шла все время впереди горожан советника Эспанье.

Каноль поднял пистолет.

— Прекратить огонь! — закричал он. — Пусть они отступают спокойно. Нам нельзя тратить зря порох.

Действительно, дальнейшие выстрелы были бы напрасны, потому что осаждавшие отступали очень поспешно, оставляли мертвых и уносили только раненых. Каноль начал считать свои потери: у него было шестнадцать раненых и четверо убитых. Сам он не был даже оцарапан.

— Черт возьми, — говорил он через четверть часа, принимая нежные ласки Нанон, — вот меня и заставили заслужить патент коменданта! Какая нелепая резня! Я убил у них не меньше, чем человек полтораста, и раздробил руку одному из лучших друзей моих, чтобы его не убили.

— Правда, — отвечала Нанон, но сам ты цел и невредим?

— Слава Богу. Наверно, ты принесла мне счастье, Нанон; но надобно бояться второго приступа! Жители Бордо чрезвычайно упрямы, притом Равайи и Ремонанк обещали мне опять явиться сюда.

— Ну и что? Тот же человек командует крепостью, те же солдаты защищают ее. Пусть явятся, во второй раз их примут еще лучше, чем в первый. Не так ли? Вы успеете еще более усилить средства защиты?

— Дорогая, — отвечал Каноль доверительно, — крепость узнаешь хорошо, только когда защищаешь ее. Моя совсем не неприступна, и если б я был герцогом де Ларошфуко, так взял бы Сен-Жорж завтра. Кстати, д’Эльбуэн не будет завтракать с нами.

— Почему?

— Ядро разорвало его пополам.

VI

Возвращение осаждавших в Бордо представляло печальную картину. Горожане отправились в поход с торжеством, надеясь на свою многочисленность и на искусство своих предводителей; они нисколько не беспокоились насчет успеха, предаваясь надежде, которая человеку в опасности заменяет все.

В самом деле, кто из осаждавших в молодости своей не гулял по рощам и лугам острова Сен-Жорж один или с веселой компанией? Кто из жителей Бордо не орудовал веслом, рыболовными сетями или охотничьим ружьем в тех местах, куда отправлялся он теперь солдатом?

Поэтому нашим горожанам неудача показалась вдвойне обидной. Они вернулись домой, повесив головы, покорно слушая восклицания и стоны женщин, которые, как это принято у американских дикарей, считали отсутствующих воинов и беспрерывно узнавали о новых потерях.

Общий ропот наполнил весь большой город печалью и смущением. Воины рассказывали в своих домах про неудачу, каждый по-своему. Начальники отправились к принцессе, которая жила, как мы уже сказали, у президента.

Принцесса, сидя у окна, ждала возвращения экспедиции. Она происходила из воинственного семейства, была супругой одного из величайших в мире полководцев, воспитывалась в презрении к буржуа, пытающимся изображать из себя военных. Поэтому она не могла не испытывать смутного беспокойства, думая о том, что горожане, ее сторонники, идут в бой с армией настоящих солдат. Но три обстоятельства успокаивали ее: первое — что экспедицией командовал герцог де Ларошфуко, второе — что впереди шел полк де Навайля, и третье — что на знаменах красовалось имя Конде.

По очень понятной причине все надежды принцессы, наоборот, приводили в отчаяние виконтессу де Канб, и все, что могло привести прославленную даму в отчаяние, доставило бы виконтессе радость.

Первым к принцессе явился герцог де Ларошфуко, весь в пыли и крови. Рукав его черного камзола был разорван, а сорочка облита кровью.

— Правду ли сказали мне? — спросила принцесса, бросаясь к нему навстречу.

— А что вам сказали, ваше высочество? — отвечал герцог очень хладнокровно.

— Говорят, что осада не удалась?

— Так вам сказали не все: мы просто разбиты.

— Разбиты! — воскликнула принцесса, побледнев. — Разбиты! Но это невозможно.

— Разбиты, — прошептала виконтесса, — разбиты Канолем!

— Но как же это случилось? — спросила принцесса высокомерно, показывая таким образом свое негодование.

— Это случилось, ваше высочество, как случаются все неудачи в игре, в любви, на войне: мы столкнулись с человеком, который хитрее или сильнее нас.

— Так этот господин де Каноль очень храбр? — спросила принцесса.

Сердце госпожи де Канб радостно забилось.

— Да, Боже мой, храбр, как все мы! — отвечал Ларошфуко, пожимая плечами. — Только у него были свежие солдаты, крепкие стены, и он приготовился к защите, потому что, вероятно, был извещен о нашем нападении, поэтому он легко справился с нашими бордосцами. Ах, ваше высочество, какие это жалкие воины! Они обратились в бегство при втором залпе!

— А навайльцы? — спросила Клер, забывая, что вопрос ее очень неосторожен.

— Вся разница, сударыня, — отвечал Ларошфуко, — между навайльцами и горожанами состоит в том, что горожане побежали, а навайльцы отступили.

— Теперь нам остается только потерять Вер!

— Это очень возможно, — проговорил Ларошфуко с удивительным хладнокровием.

— Разбиты! — вскричала принцесса, топнув ногой. — Разбиты какой-то дрянью под предводительством некоего господина де Каноля! Каноль! Какое странное имя!

Клер покраснела до ушей.

— Имя это кажется вашему высочеству смешным, а кардиналу Мазарини оно кажется чудесным. И я почти смею сказать, — прибавил герцог, быстро и проницательно взглянув на Клер, — что так думает не один он. Имена как разные цвета, ваше высочество, — продолжал герцог, улыбаясь своей желчной улыбкой, — о них не спорят.