Женская война (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 70

Ленэ поспешил сообщить эту приятную новость принцессе, она тотчас созвала совет.

Клер отговорилась усталостью, чтобы не участвовать в приготовлениях против Каноля, и ушла в свою комнату поплакать на свободе.

Оттуда она слышала крики и угрозы черни. Все эти крики, все эти угрозы были направлены против Каноля.

Скоро послышались звуки барабана, роты собрались, народу раздали требуемые пики и аркебузы, из арсеналов вывезли пушки и снабдили их порохом. Двести лодок готовы были под покровом ночи двинуться по Гаронне, в то время как три тысячи человек отправятся по левому берегу реки для атаки крепости с суши.

Морской частью экспедиции командовал советник парламента Эспанье, человек храбрый и умный, а сухопутной — герцог де Ларошфуко, который только что вступил в город с двумя тысячами дворян. Герцог Буйонский должен был подойти на третий день с тысячью человек. Зная это, герцог де Ларошфуко старался сколько мог поспешить с атакою, чтобы товарищ его не присутствовал при ней.

V

Через день после того, как виконтесса де Канб приезжала в качестве парламентера на остров Сен-Жорж, в два часа пополудни Каноль осматривал укрепления. Ему доложили, что явился человек с письмом и хочет говорить с ним.

Его тотчас ввели, и он отдал Канолю депешу.

Послание вовсе не походило на официальное. Письмо, сложенное в продолговатой форме, было писано мелким и слегка дрожащим почерком на синеватой бумаге, гладкой и надушенной.

Увидев письмо, Каноль почувствовал невольное сердцебиение.

— Кто дал тебе его? — спросил он у посланного.

— Человек лет пятидесяти пяти — шестидесяти.

— С седыми усами и бородкой?

— Да.

— Немножко сутуловатый?

— Точно так.

— Похож на военного?

— Да.

Каноль дал ему луидор и велел тотчас же уйти.

Потом он отошел в сторону, спрятался за угол бастиона и с трепетом распечатал письмо.

В нем заключались только следующие строки:

Письмо не было подписано, но Каноль догадался, что оно от виконтессы, как прежде узнал Помпея. Он осторожно осмотрелся, не подглядывает кто-нибудь за ним, и, покраснев как мальчик, влюбленный в первый раз, поднес письмо к губам, горячо поцеловал и спрятал на груди.

Потом он взобрался на бастион, откуда мог видеть и течение Гаронны на целую милю, и всю окрестную равнину.

Ни на равнине, ни на реке никто не показывался.

— Так пройдет все утро, — прошептал он. — Они не нападут на меня днем. Они, вероятно, отдыхают на дороге и явятся ночью.

Услышав за собой шум, Каноль обернулся. Он увидел своего лейтенанта.

— Что, господин де Вибрак? — спросил он. — Что нового?

— Говорят, господин комендант, что знамя принцев завтра будет развеваться на острове Сен-Жорж.

— А кто говорит?

— Наши дозорные, которые вернулись; они видели приготовления городских жителей.

— А что отвечали вы тем, кто уверял вас, что знамя принцев будет развеваться завтра над крепостью Сен-Жорж?

— Я отвечал, что мне это все равно, потому что я этого не увижу.

— В таком случае вы похитили у меня мой ответ, сударь, — сказал Каноль.

— Браво, комендант! Мы только этого и хотим, и солдаты будут драться, как львы, когда узнают ваш ответ.

— Пусть дерутся, как люди, я больше ничего не требую от них… А какая будет атака?

— Нас хотят застать врасплох, — сказал де Вибрак с улыбкой.

— Как бы не так, черт побери! — отвечал Каноль. — Мы сегодня получаем уже второе известие об атаке… А кто у них главный начальник?

— Герцог де Ларошфуко командует сухопутными войсками, советник парламента Эспанье — отрядом на лодках.

— Ну, — сказал Каноль, — я дал бы ему совет.

— Кому?

— Этому советнику.

— Какой?

— Подкрепить городскую гвардию хорошим полком, знающим дисциплину: солдаты научат горожан, как выдерживать порядочный огонь.

— Он предупредил ваш совет, господин комендант, потому что до того, как вступил в судейское звание, был на военной службе. Он в эту экспедицию берет с собой полк де Навайля.

— Как! Полк де Навайля?

— Точно так.

— Мой старый полк?

— Да. Кажется, весь полк со всем оружием и снаряжением перешел на сторону принцев.

— А кто там полковник?

— Барон де Равайи.

— О!..

— Вы его знаете?

— Как же! Очаровательный малый, смел, как его шпага! В таком случае дело будет жарче, чем я думал, и мы порядочно повеселимся.

— Какие прикажете принять меры, господин комендант?

— Сегодня вечером везде удвоить караулы, солдатам ложиться спать одетыми, ружья иметь заряженные и под рукой. Одна половина солдат пусть спит, пока другая будет настороже. Да, вот еще что.

— Слушаюсь.

— Говорили вы кому-нибудь о том, что ко мне являлся посланный?

— Нет, никому.

— Хорошо. Держите это дело в тайне до некоторого времени. Выберите дюжину самых дрянных солдат: у вас здесь, верно, есть браконьеры, рыбаки?

— Их даже чересчур много, господин комендант.

— Так выберите из них дюжину и отпустите до завтрашнего утра; они отправятся ловить рыбу в Гаронне или охотиться в окрестности. Ночью господа Эспанье и Ларошфуко захватят их и станут расспрашивать.

— Не понимаю…

— Сейчас поймете: надо, чтобы осаждающие вообразили, что мы совершенно спокойны. Люди, которых они возьмут и которые ничего не знают в самом деле, поклянутся им, что мы беспечно спим, и невольно введут их в заблуждение.

— Превосходно!

— Допустите врагов до самой крепости, пусть высадятся на берег и приставят лестницы.

— Так когда же стрелять?

— Когда я прикажу. Если хоть один выстрел раздастся в наших рядах прежде приказания, я прикажу расстрелять того, кто выстрелит.

— А, черт!

— Гражданская война — это дважды война. Ее надобно вести не так, как охоту. Пусть господа бордосцы смеются, смейтесь сами, если вам это приятно, но не иначе как с моего позволения.

Лейтенант ушел и передал приказания Каноля другим офицерам, которые посмотрели друг на друга с удивлением.

В коменданте уживались два человека: утонченный дворянин и неумолимый воин.

Каноль пришел ужинать с Нанон, но двумя часами ранее обычного; он решил, что проведет всю ночь до зари на крепостном валу. Он застал Нанон за чтением огромной кучи писем.

— Вы смело можете защищаться, дорогой Каноль, — сказала она. — Уж теперь вам недолго ждать помощи: король едет сюда, маршал де Ла Мельере ведет армию, а герцог д’Эпернон скоро будет с пятнадцатью тысячами человек.

— Между тем все-таки пройдет дней восемь-десять, Нанон, — отвечал Каноль с улыбкой, — а ведь остров Сен-Жорж нельзя считать неприступной крепостью.

— О, пока вы здесь комендантом, я за все отвечаю.

— Хорошо, но именно потому, что я здесь комендант, я могу быть убит… Нанон! Что сделаете вы в случае моей смерти? Подумали вы об этом?

— Да, — отвечала Нанон тоже с улыбкой.

— Так приготовьте ваши сундуки, лодочник будет ждать в назначенном месте. Если нужно будет броситься в воду, у вас будет четверо из моих людей, мастера плавать, они доставят вас на тот берег.

— Все эти предосторожности бесполезны, Каноль; если вас убьют, тогда мне ничего не нужно…

Доложили, что ужин готов.

Во время него Каноль раз десять вставал и подходил к окну, выходившему на реку. Не доев, он вышел из-за стола. Начинало темнеть.

Нанон хотела идти за ним.

— Вернитесь, — сказал ей Каноль, — и поклянитесь мне, что не выйдете из комнаты. Если я буду знать, что вы подвергаетесь опасности, то я не отвечаю за себя. Нанон, тут дело идет о моей чести, прошу вас, не играйте ею.

Нанон подставила Канолю губы, казавшиеся особенно алыми на бледном лице, и потом ушла в свою комнату, сказав:

— Повинуясь вам, Каноль, хочу, чтобы друзья и враги узнали человека, которого я люблю! Действуйте!