Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Двадцать лет спустя (часть вторая) (худ. Клименко) - Дюма Александр - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

— Итак, по вашему мнению, — возразила с усмешкой испанка, кусая губы от гнева, — вчерашнее возмущение, превратившееся сегодня в восстание, может завтра перейти в революцию?

— Да, ваше величество, — ответил серьезно Гонди.

— Послушать вас, сударь, так можно подумать, что народы утратили всякое почтение к законной власти.

— Этот год несчастлив для королей, — отвечал Гонди, качая головой. — Посмотрите, что делается в Англии.

— Да, но, к счастью, у нас во Франции нет Оливера Кромвеля, — возразила королева.

— Кто знает, — сказал Гонди, — такие люди подобны молнии: о них узнаешь, когда они поражают.

Все вздрогнули, и воцарилась тишина.

Королева прижимала обе руки к груди. Видно было, что она старается подавить сильное сердцебиение.

— Портос, — шепнул д’Артаньян, — посмотрите хорошенько на этого священника.

— Смотрю, — отвечал Портос, — что дальше?

— Вот настоящий человек!

Портос с удивлением взглянул на своего друга; очевидно, он не вполне понял, что тот хотел сказать.

— Итак, — безжалостно продолжал коадъютор, — ваше величество примет надлежащие меры. Но я предвижу, что они будут ужасны и лишь еще более раздражат мятежников.

— В таком случае, господин коадъютор, вы, который имеете власть над ними и считаетесь нашим другом, — иронически сказала королева, — успокоите их своими благословениями.

— Быть может, это будет уже слишком поздно, — возразил Гонди тем же ледяным тоном, — быть может, даже я потеряю всякое влияние на них, между тем как, возвратив Бруселя, ваше величество сразу пресечет мятеж и получит право жестоко карать всякую дальнейшую попытку к восстанию.

— А сейчас я не имею этого права? — воскликнула королева.

— Если имеете, воспользуйтесь им, — отвечал Гонди.

— Черт возьми, — шепнул д’Артаньян Портосу, — вот характер, который мне нравится; жаль, что он не министр и я служу не ему, а этому ничтожеству Мазарини. Каких бы славных дел мы с ним наделали!

— Да, — согласился Портос.

Королева между тем знаком предложила всем выйти, кроме Мазарини. Гонди поклонился и хотел выйти с остальными.

— Останьтесь, сударь, — сказала королева.

«Дело идет на лад, — подумал Гонди, — она уступит».

— Она велит убить его, — шепнул д’Артаньян Портосу, — но, во всяком случае, не я исполню ее приказание; наоборот, клянусь богом, если кто покусится на его жизнь, я буду его защищать.

— Хорошо, — пробормотал Мазарини, садясь в кресло, — побеседуем.

Королева проводила глазами выходивших. Когда дверь за последним из них затворилась, она обернулась. Было видно, что она делает невероятные усилия, чтобы преодолеть свой гнев; она обмахивалась веером, подносила к носу коробочку с душистой смолой, ходила взад и вперед. Мазарини сидел в кресле и, казалось, глубоко задумался. Гонди, который начал тревожиться, пытливо осматривался, ощупывал кольчугу под своей рясой и время от времени пробовал под мантией, легко ли вынимается из ножен короткий испанский нож.

— Теперь, — сказала наконец королева, становясь перед коадъютором, — теперь, когда мы одни, повторите ваш совет, господин коадъютор.

— Вот он, ваше величество: сделать вид, что вы хорошо все обдумали, признать свою ошибку (не это ли признак сильной власти?), выпустить Бруселя из тюрьмы и вернуть его народу.

— О! — воскликнула Анна Австрийская. — Так унизиться? Королева я или нет? И этот сброд, который кричит там, не толпа ли моих подданных? Разве у меня нет друзей и верных слуг? Клянусь святой девой, как говорила королева Екатерина, — продолжала она, взвинчивая себя все больше и больше, — чем возвратить им этого проклятого Бруселя, я лучше задушу его собственными руками.

С этими словами королева, сжав кулаки, бросилась к Гонди, которого в эту минуту она ненавидела, конечно, не менее, чем Бруселя.

Гонди остался недвижим. Ни один мускул на его лице не дрогнул; только его ледяной взгляд, как клинок, скрестился с яростным взором королевы.

— Этого человека можно было бы исключить из списка живых, если бы при дворе нашелся новый Витри и в эту минуту вошел в комнату, — прошептал д’Артаньян. — Но прежде, чем он напал бы на этого славного прелата, я убил бы такого Витри. Господин кардинал был бы мне за это только бесконечно благодарен.

— Тише, — шепнул Портос, — слушайте.

— Ваше величество! — воскликнул кардинал, хватая Анну Австрийскую за руки и отводя ее назад. — Что вы делаете! — Затем прибавил по-испански: — Анна, вы с ума сошли. Вы ссоритесь, как мещанка, вы, королева. Да разве вы не видите, что в лице этого священника перед вами стоит весь парижский народ, которому опасно наносить в такую минуту оскорбление? Ведь если он захочет, то через час вы лишитесь короны. Позже, при лучших обстоятельствах, вы будете тверды и непоколебимы, а теперь не время. Сейчас вы должны льстить и быть ласковой, иначе вы покажете себя самой обыкновенной женщиной.

При первых словах, произнесенных кардиналом по-испански, д’Артаньян схватил Портоса за руку и сильно сжал ее; потом, когда Мазарини умолк, тихо прибавил:

— Портос, никогда не говорите кардиналу, что я понимаю по-испански, иначе я пропал и вы тоже.

— Хорошо, — ответил Портос.

Этот суровый выговор, сделанный с тем красноречием, каким отличался Мазарини, когда говорил по-итальянски или по-испански (он совершенно терял его, когда говорил по-французски), кардинал произнес с таким непроницаемым лицом, что даже Гонди, каким он ни был искусным физиономистом, не заподозрил в нем ничего, кроме просьбы быть более сдержанной.

Королева сразу смягчилась: огонь погас в ее глазах, краска сбежала с лица, и губы перестали дышать гневом. Она села и, опустив руки, произнесла голосом, в котором слышались слезы:

— Простите меня, господин коадъютор, я так страдаю, что вспышка моя понятна. Как женщина, подверженная слабостям своего пола, я страшусь междоусобной войны; как королева, привыкшая к всеобщему повиновению, я теряю самообладание, едва только замечаю сопротивление моей воле.

— Ваше величество, — ответил Гонди с поклоном, — вы ошибаетесь, называя мой искренний совет сопротивлением. У вашего величества есть только почтительные и преданные вам подданные. Не против королевы настроен народ, он только просит вернуть Бруселя, вот и все, возвратите ему Бруселя, он будет счастливо жить под защитой ваших законов, — прибавил коадъютор с улыбкой.

Мазарини, который при словах «не против королевы настроен народ» навострил слух, опасаясь, что Гонди заговорит на тему «Долой Мазарини», был очень благодарен коадъютору за его сдержанность и поспешил прибавить самым вкрадчивым тоном:

— Ваше величество, поверьте в этом господину коадъютору, который у нас один из самых искусных политиков; первая же вакантная кардинальская шляпа будет, конечно, предложена ему.

«Ага, видно, ты здорово нуждаешься во мне, хитрая лиса», — подумал Гонди.

— Что же он пообещает нам, — сказал тихо д’Артаньян, — в тот день, когда его жизни будет угрожать опасность? Черт возьми! Если он так легко раздает кардинальские шляпы, то будем наготове, Портос, и завтра же потребуем себе по полку. Если гражданская война продлится еще год, я заказываю себе золоченую шпагу коннетабля[*].

— А я? — спросил Портос.

— Ты, ты потребуешь себе жезл маршала де Ла Мельере, который сейчас, кажется, не особенно в фаворе.

— Итак, — сказала королева, — вы серьезно опасаетесь народного восстания?

— Серьезно, ваше величество, — отвечал Гонди, удивленный тем, что они все еще топчутся на одном месте. — Поток прорвал плотину, и я боюсь, как бы он не произвел великих разрушений.

— А я нахожу, — возразила королева, — что в таком случае надо создать новую плотину. Хорошо, я подумаю.

Гонди удивленно посмотрел на Мазарини, который подошел к королеве, чтобы поговорить с нею. В эту минуту на площади Пале-Рояля послышался шум.

Гонди улыбнулся. Взор королевы воспламенился. Мазарини сильно побледнел.

вернуться