Благоуханность. Воспоминания парфюмера. - Веригин Константин Михайлович - Страница 16

В обширном саду, окружавшем теннисную площадку, было очень много этих белых лилий, и достаточно было легкого дуновения ветерка, чтобы все площадка прониклась их ароматом. Тяжелыми волнами разливалась бальзамическая его сладость, и что-то резкое, дерзостное, дразнящее, страстное было в ней. Мысль одурманивалась, кровь загоралась сильней, и мы усиливали темп игры, стараясь рассеять дурман; игра спасала нас...

Но вот новая волна воздуха, и новый аромат заливает площадку. Это где-то рядом цветет липа. Ее цветы пахнут медом и солнцем, и дыхание их, более прозрачное, чем аромат лилии, все же пьянит... Но нам не до него. Мы полностью отдаемся игре. Сильная подача, драйв, удачный удар слева, и... восхищенный взгляд партнерши переполняет все бытие интенсивной радостью... Сет окончен. Уступив площадку другим игрокам, я ухожу с Верой в глубь сада. Нам нужно обсудить все подробности пикника на Ай-Петри, вершине Крымских гор. Вера организует этот пикник в честь своего семнадцатилетия, и ей так хочется, чтобы все было удачно, весело и хорошо. Мы сворачиваем с широкой аллеи на узенькую тропинку. Густая зелень обступает нас. Удивительно хорошо в этом зеленом царстве, полном душистого покоя! Но вдруг чем-то сильно пахнуло, так сильно, что кажется, всем существом воспринимаем мы этот аромат. Большой белый цветок магнолии на уровне наших лиц. Красота его завораживает. Что может быть прекраснее распускающейся магнолии! Да и запах ее сперва необычайно приятен своей лимонной душистостью, но скоро головы наши начинают кружиться, и аромат кажется тяжелее и глуше. Словно спугнутые им, его темной страстью, возвращаемся мы на площадку. Сет еще не кончен. Те же белые силуэты, тот же взлет мячей... Но многое уже изменилось. Мы не сразу понимаем, в чем дело. Тени немного длиннее... нет, не то. С двух сторон садовники поливают цветы. Высокая струя воды, дробясь и играя, освежает кусты и деревья, сбивает пыль с трапы, наклоняет цветы. Воздух полон влажной свежестью, и по-новому пахнет сад. Это не душистый аромат жаркого времени, он не льется по земле, не спускается к ней. Как фимиам, поднимается дыхание земли к вечернему небу, и по-новому пахнут цветы. Особенно те, что днем почти не напоминали о себе, начинают благоухать все сильнее. Царит над всем аромат жасмина.

Удивительна прелесть этого небольшого белого цветка! Естественно, что все современные первоклассные духи содержат его в себе, хотя эссенция, из него добываемая, стоит немалых денег. Аромат его то доминирует над всеми ароматами, то сливается с ними, то как бы вторит им. То, опять отрываясь, возносится, доминируя, дразня, чаруя, лаская своей благоуханностью...

Домой возвращаемся мы по главной аллее, обсаженной лавровишней. Она тоже в цвету, и одуряюще пахнут ее бело-желтые цветы; но что-то назойливое, дешевое кроется в их аромате. Мы невольно ускоряем шаг... Вот и огни дома. Возле него, вокруг "бабушкиной" беседки, растет белый табак. Мы идем теперь в волнах его мускусного, тонкого, солнечного и в то же время свежего, чудесного запаха.

День окончен. Мы сидим на веранде за холодным ужином. На столе — свечи в зеленых колпачках. Беседа тиха и благодушна. Вокруг огней носятся ночные бабочки, букашки падают, опаляя крылья. Мы умолкаем, жалея их, но отогнать не можем.

Усталость чувствуется все больше и больше; расходимся мы рано. В спальне, на ночном столике, горит маленькая лампа. Приветливо манит постель. Настежь открыты окна. Лунная крымская ночь во всем своем южном великолепии. Море, горы, сад кажутся сказочно застывшими в голубом серебре.

Трудно оторваться от окна — так хорошо дышится всей грудью, так упоителен воздух! Вся комната пронизана волнами различных ароматов. В кровати я стараюсь определить их, отличить один от другого, но глаза закрываются, затемняется сознание, и последним видением встает милый облик, ласковый взгляд.

К. М. Веригин. Благоуханность. Воспоминания парфюмера. Бал.

Сиянье люстр и зыбь зеркал

Слились в один мираж хрустальный,

И веет, веет ветер бальный

Теплом душистых опахал.

И. Бунин.

Молодость неисчерпаемо богата яркими чувствами и переживаниями. Кажется порой, что с годами многое забывается, но, чем старше становишься, тем более выступают из глубины сознания свежие, молодые воспоминания, и среди них во всех своих милых подробностях сияют первые наши балы. Сколько грез, волнений и мечтаний они вызывали. К ним готовились неделями, месяцами, и в воспоминаниях они кажутся чудесными, нереальными, выхваченными из обычной жизни, овеянными музыкой, сказочными встречами прекрасного принца и задумчивой Царь-Девицы. Само ожидание бала было чудесным, наполненным грезами; каждый новый день увеличивал радость будущего, манил и звал. И вот наконец просыпаешься с чувством, что ждать остается лишь до вечера, что день бала уже наступил.

Платья, вызывавшие столько размышлений, разговоров и примерок, готовы. Легкие, светлые, воздушные — в них та же девичья прелесть, что и в их юных хозяйках. Сшитые обычно не в больших домах, а местными швеями по моделям модных журналов, они были все же полны милой фантазии и скромной простоты, так как о больших декольте у барышень и речи быть не могло.

Конец первой мировой войны связан для меня даже не с настоящими балами, а с нарядными танцевальными вечерами, уютными, семейными, такими же, вероятно, какие устраивали наши отцы в дни своей молодости. Уклад жизни тогда еще не менялся так быстро, как он меняется в наши дни. Люди были гостеприимны и просты; принимали широко, но поразить никого не хотели, хотя и готовили все на славу. Танцевали еще старинные польки, венгерку, мазурку и краковяк, полонез, кадриль, падекатр и падеспань, и новшеством являлись танго и фокстрот. Однако высшим достижением бальных танцев, уносивших нас на крыльях, опьянявших своей воздушностью и быстротой, был вальс. И музыка его, веселая, разнообразная, легкая, певучая, всегда особенно ярко отзывалась в душе.

Фокстрот тоже танцевался легко и весело, но настоящим танцем его не считали; роль же танго была тогда еще не столь значительной, как стало позже. О нем рассказывали немало анекдотов, порой не совсем скромных; но мы, молодежь, еще не ощущали его задумчивого ритма, таинственных замедлений, страстности.

В жизни молодежи танец занимает всегда большое место, и, быть может, это объясняется тем, что ничто так быстро, приятно и легко не сближает, как он. Не надо думать о теме разговора, не надо угадывать мысли партнера, уметь заинтересовать его, достаточно отдаться музыке и знать, что всем танцующим так же весело и легко, как тебе.

В нарядном, залитом светом зале танец имеет свою особую магию. Как часто вызывает он увлечение, влюбленность и даже любовь. Хорошо танцующая дама вся отдается его ритму и вверяется своему кавалеру; он же, попадая под власть музыки, теряет свою отчужденность и незаметно для себя, в благоуханной близости своей дамы, попадает во власть ее очарования...