Пеппи Длинныйчулок собирается в путь - Линдгрен Астрид - Страница 15

— Что это значит? — спросила Анника.

— Это значит: «Браво, браво!» Потом я очень усердно правил островом и в течение пятнадцати дней выдал столько всевозможных распоряжений, что их должно хватить на всё время моего отсутствия. А потом я поднял парус и направил свою лодку в открытое море, а жители острова кричали мне вслед: «Усумкуку кусумука!», а это значит: «Возвращайся поскорей, толстый король!» Я взял курс прямо на Сурабаю. И как вы думаете, что я увидел, когда я подплыл к пирсу? Мою старую чудесную шхуну «Попрыгунью»! А на борту стоял мой добрый верный Фридольф и что было силы махал мне рукой. «Фридольф, — сказал я ему, — теперь я снова беру на себя командование шхуной». — «Есть, капитан!» — ответил Фридольф, и я поднялся на капитанский мостик. Фридольф сохранил весь старый экипаж судна. И вот мы приплыли сюда, за тобой, Пеппи. «Попрыгунья» стоит на якоре в порту, так что ты можешь отправиться туда и приветствовать своих старых друзей.

Услышав это, Пеппи от радости вскочила на кухонный стол, сделала стойку на голове и принялась болтать ногами. Но Томми и Аннике стало грустно: было похоже на то, что от них увезут Пеппи.

— А теперь устроим праздник! — воскликнула Пеппи, когда снова встала на ноги. — Теперь мы закатим пир на весь мир!

Она накрыла на кухне стол, и все сели ужинать. Пеппи на радостях засунула себе в рот сразу три крутых яйца, да ещё в скорлупе. Время от времени она слегка кусала отца за ухо — так она была счастлива, что снова его видит. Господин Нильсон, который лежал и спал, вдруг проснулся и прыгнул прямо на стол. А когда он увидел капитана Длинныйчулок, стал потешно тереть глаза от изумления.

— Я рад, что ты не рассталась с Господином Нильсоном, — сказал капитан.

— У меня есть и другие домашние животные, — заявила Пеппи и, выбежав на террасу, внесла в кухню лошадь, которая по случаю праздника тоже получила крутое яйцо.

Капитан Длинныйчулок был очень горд, что его дочь так прекрасно всем распорядилась во время его отсутствия, и рад, что у неё оказался чемодан с золотыми монетами, так что ей не пришлось терпеть никаких лишений.

Когда кончился ужин, капитан вынул из своей сумки барабан, настоящий негритянский барабан, на котором отбивают ритм во время танцев и жертвоприношений. Капитан сел на пол и начал бить в барабан. Кухню заполнили странные, гулкие, ни на что не похожие звуки — Томми и Анника таких ещё никогда в жизни не слышали.

— Негритянская музыка, — объяснил Томми Аннике.

И тогда Пеппи скинула с ног свои огромные чёрные туфли и в одних носках принялась танцевать какой-то удивительный танец. Под конец король Эфроим исполнил дикую пляску воинов так, как её танцевали там, на острове Веселия. Он размахивал копьём, делал какие-то причудливые движения щитом, а его пятки так усердно стучали, что Пеппи закричала:

— Сейчас под нами провалится пол.

— Не важно! — крикнул капитан и закружился в ещё более бешеном ритме. — Ведь теперь ты будешь негритянской принцессой, цветок моего сердца!

И тогда Пеппи подскочила к отцу и заплясала вместе с ним. Они выделывали друг перед другом такие невероятные фигуры, издавали такие странные вопли и прыгали так высоко, прямо выше головы, что в конце концов у Томми и Анники, которые не сводили с них глаз, закружилась голова. Видно, Господину Нильсону тоже стало дурно, потому что он забился в угол и зажмурился.

Постепенно этот дикий танец перешёл в борьбу. Капитан подкинул свою дочь, и она угодила прямо на полку с посудой. Но там она просидела недолго. С диким криком прыгнула Пеппи через всю кухню прямо на папу Эфроима, схватила его за плечи и так пихнула головой вперёд, что он, как метеор, пронёсся под потолком и через открытую дверь угодил прямо в чулан. Поленница рухнула, дрова завалили его толстые ноги, и он никак не мог выбраться: уж очень он был тучен, да к тому же сотрясался от смеха. Его хохот звучал как раскаты грома. Пеппи потянула отца за пятки, чтобы помочь ему, но он захохотал ещё пуще, так что стал задыхаться: оказывается, он очень боялся щекотки.

— Не щекочи меня, — стонал он, — лучше кинь меня в море или вышвырни через окно. Делай что хочешь, но только не щекочи меня!

Капитан смеялся так, что Томми и Анника испугались: не рухнет ли дом? В конце концов ему всё же удалось выбраться из чулана и встать на ноги. Даже не передохнув, он тут же кинулся на Пеппи и швырнул её на другой конец кухни. Она упала лицом прямо на плиту и измазалась сажей.

— Ха-ха-ха, вот вам и настоящая негритянская принцесса, — радостно закричала Пеппи и повернула ставшее чёрным как уголь лицо к Томми и Аннике.

Потом, она издала ещё один вопль и кинулась на отца, схватила его и стала кружить с такой силой, что браслеты его зазвенели, а золотая корона упала на пол и закатилась под стол. В конце концов Пеппи удалось повалить капитана на пол. Она села на него верхом и спросила:

— Живота или смерти?

— Живота! Живота! — задыхаясь, крикнул капитан Длинныйчулок, и они снова принялись хохотать, а потом Пеппи слегка укусила его за нос.

— Я ни разу так не веселился с тех пор, как мы с тобой выставляли пьяных матросов из кабачка в Сингапуре! — сказал капитан и полез под стол за своей короной. — Вот бы сейчас посмотрели на меня мои подданные: их величество лежит под столом на кухне.

Капитан надел корону на голову и стал расчёсывать мочало своей набедренной повязки — она сильно поредела после игры с дочкой.

— Боюсь, папа, тебе придётся отдать её в художественную штопку, — сказала Пеппи.

— Пожалуй, это уже не поможет, — сокрушённо заметил капитан.

Он сел на пол и вытер пот со лба.

— Пеппи, дитя моё, ты так же хорошо врёшь, как прежде? — спросил он.

— Когда у меня есть время, папа, но это нечасто случается, к сожалению, — скромно ответила Пеппи. — А у тебя как обстоит дело с враньём? Ты ведь тоже был большой мастер по этой части.

— Своим подданным я обычно вру по субботам в награду за усердную работу в течение всей недели. Мы устраиваем вечера вранья под барабан, а потом танцы и факельные шествия. И знаешь, чем больше я вру, тем вдохновеннее они бьют в барабаны.

— У меня, папа, дело обстоит хуже: моему вранью никто не аккомпанирует. Я хожу по дому одна-одинёшенька и вру сама себе, но, правда, с таким удовольствием, что даже слушать приятно. Вот недавно, перед тем как заснуть, я наврала себе про телёнка, который умел плести кружева и лазить на деревья, и получилось так здорово, что я поверила каждому слову. Да, это называется навраться всласть! И всё-таки никто при этом не играет на барабане.

— Не огорчайся, дочка, ври всласть, а на барабане буду играть я, — сказал капитан Длинныйчулок, тут же схватил барабанные палочки, и великолепная дробь чуть не оглушила детей.

Он лупил в барабан в честь своей дочери, а Пеппи забралась к нему на колени и прижалась вымазанной сажей щекой к его подбородку, который тут же стал чёрным.

Анника сидела в углу и о чём-то сосредоточенно думала. Она никак не могла решить, вежливо ли будет, если она выскажет то, что не даёт ей покоя.

— Врать — плохо, — сказала она наконец, собравшись с духом, — так говорит наша мама.

— До чего же ты глупа, Анника, — сказал Томми. — Ведь Пеппи врёт не по-настоящему, а понарошке. Она просто сочиняет всякие сказки, и всё. Неужели ты этого не понимаешь?

Пеппи задумчиво поглядела на Томми.

— Из тебя, Томми, наверно, выйдет великий человек, — сказала она. — Ты так умно рассуждаешь.

Наступил вечер. Томми и Аннике надо было идти домой. Они провели великолепный день, так интересно было увидеть настоящего негритянского короля. А какое это было счастье для Пеппи — вновь найти своего папу! И всё же… и всё же…