Собака, которая не хотела быть просто собакой - Моуэт Фарли - Страница 20

Но, в конечном счете, разочарования, преследовавшие все попытки моего папы походить под парусом, не шли ни в какое сравнение с мерой его упорства. В августе того памятного года мы прицепили наш дом-фургон к Эрдли, поместили «Концепцию» на его крышу и отправились в настойчивые поиски водоемов для парусного спорта. И мы их отыскали.

Немного севернее, в краю сосен, за Принс-Альбертом, мы наткнулись на райский уголок под названием Эмма-Лейк. Это было настоящее озеро, полное настоящей воды, овеваемое дружелюбными ветрами.

Мы спускали «Концепцию» на воду с трепетом – ведь в прошлом было так много неудач. Затем мы сели в нее и подняли парус.

Стоял один из тех чудесных дней, которые бывают только па равнинах Запада – и больше нигде. Небо было кристально чисто и беспредельно, а жаркое солнце рождало на глади озера мириады ослепительных бликов. Стайки черных крачек рассекали крыльями западный бриз, прилетавший к нам из сосновых лесов. Он нежно надувал парус «Концепции», придавая ему прекрасную форму крыла. Каноэ ожило.

Мы плавали под парусом весь день, пока солнце нехотя не опустилось за синюю дымку от далеких лесных пожаров и не скрылось наконец совсем, унеся с собой бриз. А мы еще продолжали плыть в нашем маленьком суденышке, быстрое и легкое скольжение которого было более чем достойной наградой за те невзгоды, которые нам пришлось перенести.

Плавание «Лысухи»

Мой папа был не единственным в Саскатуне, кому были знакомы несбывшиеся надежды и тоска морской души, прикованной к суше. В городе насчитывалось достаточно много людей, разлученных с водной стихией. Папа перезнакомился с большинством из них благодаря своей работе и особенно потому, что на полках его библиотеки находилось одно из самых лучших собраний книг по лодочному спорту. Некоторые из тех папиных сотрудников, которые могли спутать слово «борт» со словом «брод», были склонны относиться неодобрительно к ежегодной дорогостоящей заявке на приобретение книг с явным мореходным уклоном. Но между прочим, главным библиотекарем был все же папа, и никто другой.

Эрон Пул был одним из тех, кто высоко ценил пристрастие папы к таким книгам. Этот человек, маленького роста, худощавый, с орлиным профилем, лет тридцать тому назад эмигрировал из приморских провинций, и в течение двадцати девяти лет ему не хватало ощущения морской воды, журчащей под килем судна. То, что он приехал из внутреннего района провинции Нью-Брансуик и за годы жизни в приморье фактически никогда не выходил в море на чем-нибудь крупнее гребной шлюпки, не имело никакого отношения к тем чувствам, которые испытывал Эрон. Как житель приморья, заброшенный в прерии, он верил, что в нем течет кровь знаменитых мореплавателей из портов Северной Атлантики, а за двадцать девять лет человек способен припомнить целый ряд вещей, которые должны были бы и могли с ним случиться. Эрон обладал настолько великолепной памятью, что мог часами говорить о том времени, когда он ходил из Люненберга[27] на Большую Ньюфаундлендскую банку, сначала юнгой, затем бравым матросом, потом помощником капитана и наконец шкипером самой красивой рыболовной шхуны на всем побережье.

Стремление вернуться в море с течением времени становилось все сильнее, и наконец, в 1926 году, когда Эрону шел шестьдесят пятый год, он приблизил свою мечту и начал строить судно. Он уже выдал замуж своих дочерей, продал свое дело, отослал свою жену в Калифорнию и теперь принялся работать для себя, для души. Он планировал провести свое судно из Саскатуна до Нью-Брансуика – и собирался проплыть весь путь, до последнего дюйма. Эрон принадлежал к той упрямой породе людей, которые не признают никаких препятствий, даже географических, вроде пустяков в две тысячи миль суши, которые пролегли между ним и его целью.

Он сам спроектировал судно и затем превратил подвал своего дома на Пятой авеню в лодочную верфь. Почти сразу же после того, как был заложен киль, один из его друзей, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, указал Эрону на то, что он никогда не сможет вытащить готовое судно из подвала, но Эрон не стал волноваться из-за проблем, которые относились к отдаленному будущему.

К тому времени, когда мы приехали в Саскатун, Эрон и его лодка уже не один год были постоянным объектом насмешек. Стоило упомянуть название лодки, и этого оказывалось достаточно, чтобы вызвать хихикание в пивных барах, даже у тех, кто успел посмеяться над этой самой шуткой сотни раз. То, что Эрон решил назвать свое детище «Лысуха», наперекор мнению толпы, было очень характерно.

– А что тут такого? – бывало, кричал он своим пронзительным и жалобным голосом. – Лысуха – очень красивая птица. Знает, когда надо нырнуть. Знает, когда плыть. Почти не умеет летать? А кому, черт побери, надо, чтобы лодка летала?

Речь Эрона была почти такой же грубой, как и его плотницкие работы, которые получались очень топорными. Он трудился над своим судном с беспредельным напряжением, но почти при полном отсутствии знаний и умения. Терпеливым он тоже не был, а терпение – очень важное достоинство в судостроителе. Как и можно было ожидать, те, кому позволялось присутствовать при постройке, дали лодке другое имя. Они называли ее «Принцесса на шпаклевке».

Название это было довольно метким. Лишь очень немногие доски обшивки плотно прилегали к соседним, разве что по воле случая. Говорили, что в годы постройки «Лысухи» лавка скобяных изделий Блэндинга, где Эрон делал закупки, получала большую часть прибыли от продажи замазки для шпаклевки щелей.

Когда мой папа и Эрон встретились, постройка «Лысухи» уже достигла того предела завершенности, который ей, по-видимому, вообще не суждено было превзойти. При длине в двадцать четыре фута она имела плоское днище, а обводы корпуса были такими же жесткими и нескладными, как у портовой шаланды; к тому же корпус судна имел перегиб еще до того, как оно покинуло строительное ложе. При постройке использовались железные болты, которые начали ржаветь еще до спуска лодки на воду. Щели и швы в ее корпусе могли проглатывать по галлону шпаклевки в день, причем на следующее утро шпаклевку уже не удавалось обнаружить.

Однако, несмотря на свои многочисленные недостатки, «Лысуха» была судном, и самым крупным из тех, которые Саскатун когда-либо видел. Эрон не мог обнаружить в нем никаких изъянов, и даже мой папа, который не был ослеплен творческой влюбленностью и знал сомнительную мореходность «Лысухи», отказывался замечать ее несовершенства, так как это судно стало частью и его мечтаний.

Для нас с мамой не было неожиданностью, когда в один мартовский день папа объявил, что будущим летом возьмет отпуск для того, чтобы помочь Эрону довести «Лысуху» до Галифакса[28].

Весь Саскатун проявил острый интерес к проекту. Яростные споры относительно шансов «Лысухи» на успешное плавание вспыхивали среди самых различных слоев горожан. Торговая палата приветствовала это смелое предприятие с оптимизмом, свойственным таким организациям, и предсказывала, что «этому примеру первопроходцев последуют большие флотилии грузовых барж, а матушка Саскачеван будет доставлять зерно, взращенное ее детьми, на рынки всего мира». С другой стороны, служащие двух железных дорог издевались над «Лысухой», отказываясь признать ее конкурентоспособной угрозой их прибыльному занятию – перевозке зерна.

Но в целом город гордился тем, что Саскатуну выпала честь стать портом приписки мореходного судна. Были напечатаны карты, показывавшие путь судна и дополненные описаниями тех красот, которые предстанут перед глазами его экипажа во время плавания. Карты свидетельствовали, что это будет одно из самых необычных плаваний, когда-либо совершенных, не исключая кругосветного плавания капитана Кука.

Чтобы достигнуть своего места назначения, «Лысуха» должна была проследовать на север по реке Саут-Саскачеван до ее слияния с северным притоком, а затем пройти на восток в озеро Виннипег. Оттуда свернуть на юг, чтобы из внутреннего моря провинции Манитоба войти с севера в воды Ред-Ривер и попасть по ней на территорию Соединенных Штатов. Продолжая следовать на юг по течению реки Миннесота до Сент-Пола, «Лысуха» очутится в верховье Миссисипи и по этой великой реке пройдет до Мексиканского залива. Остальная часть плавания будет проходить (когда обогнут полуостров Флорида) все прямо и прямо на север вдоль побережья Атлантического океана до залива Святого Лаврентия[29].