Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - Россман Вадим - Страница 69

Тем не менее далеко не везде отношения глобальности и столичности складываются так гармонично и безоблачно. Это относится, прежде всего, к политическим столицам третьего мира или мировой периферии. Например, во многих странах Азии, Африки и Латинской Америки часто возникают конфликты и проблемы на почве возможности сочетания глобальных, национальных и местных городских интересов в рамках одного столичного города. Часто легитимные интересы бизнеса и нации сталкиваются и приходят в противоречие друг с другом.

Глобальные города и столицы имеют разные номосы и критерии эффективности. Глобальные города являются узлами соединения динамических финансовых потоков и энергий. Столицы воплощают статическое равновесие и компромисс. Глобальные города пытаются ускорить процессы или отпустить их на волю, столицы – субстанции, которые заземляют, замедляют процессы принятия решений и локализуют императивы глобальной экономики. Глобальные города – узлы в системе глобальных связей. Столицы – точки динамического равновесия внутри страны и международное лицо национальных государств. Глобальные города ориентированы на прозрачность границ и пытаются минимизировать вмешательства со стороны государства. Столицы, будучи топосами государственного принуждения, построены на апелляции к границам, регуляциям и законам. Глобальные города являются связками между глобальными экономическими центрами. Столицы – узлы международных политических связей и связки (hinges) по отношению к внутренним пространствам, ландшафтам и этносам.

Необходимо также признать важные отличия и даже противоположность в архитектурных и урбанистических требованиях глобальности и столичности, которые находят свое воплощение в городах. Глобальный город и столица конкурируют за устройство урбанистических пространств и публичных мест. Государственная служба требует достаточно спокойного места, где сосредоточены различные министерства и ведомства. Символизм столиц связан с образами национальной идентичности, уникальностью и самобытностью. Императив столичности предполагает создание центра, в котором акцентируется уникальность национального проекта. Глобальные города или глобальные аспекты столичных городов, напротив, акцентируют стандартизацию, гомогенизацию и однородность городской среды.

Разница в императивах глобальности и столичности связана также с тем, что номосы их существования подчинены разным целям – экономической эффективности, с одной стороны, и идеям представительства и социальной справедливости – с другой. Глобальный город, как и всякий мегаполис, оценивается, прежде всего, с точки зрения его эффективности. Но эффективность современных столиц, скорее, должна оцениваться по другому критерию: их мерой является осуществление идеалов социальной справедливости и единства, которые воплощены в центре. В идеале столица как раз и является своего рода пространственной проекцией справедливости.

По причине разности императивов в некоторых странах происходит разделение этих функций. Если на ранних этапах формирования национальных государств столицам было крайне важно расподобление или обособление от религии и королевской власти, то сегодня на повестку дня во многих странах также встает вопрос об отделении политики от экономики. При этом акцент ставится на функциональной дифференциации городов. Во многих случаях отцы-основатели многих современных наций или резко возражали против совмещения экономических и политических функций в одном городе, или неохотно их принимали. Примерами таких государств являются Италия, Финляндия или Австралия. В результате этих процессов создаются специализированные компактные столицы, отличные от крупных экономических центров и мегаполисов.

Критически важным фактором в достижении баланса между глобальностью и столичностью является то, в какой мере глобальные и столичные города в состоянии осуществлять свои функции источников диффузии знаний, информации и опыта не только на международной арене, но и внутри своей страны. При этом глобальность как характеристика столичных городов имеет двойственный характер.

В странах, где политика не слишком искажает рыночные механизмы, рост цен на факторы производства (землю, труд и капитал) заставляет бизнесы искать более выгодное расположение для своих предприятий и учреждений обслуживания, за счет чего начинают развиваться вторичные региональные центры. Таким образом, опыт и знания, накопленные в мегаполисе и в глобальной сети городов, просачиваются на периферию. В менее демократических государствах искажение принципов рыночного саморегулирования и гравитационная сила столицы настолько велики, что не позволяют такому циклу инноваций развиваться естественным путем. Они втягивают в свои орбиты и замыкают на себе все города страны. Гравитационная сила столицы, обусловленная политическими факторами, перетягивает экономические стимулы и выносит за скобки факторы собственно производства. Глобальность таких городов обычно обусловлена не столько их инновационным потенциалом, сколько их ролью передаточного механизма в мировой системе капитализма.

Глобальность городов в экономически неразвитых регионах мира связана не с их вкладом в циклы международных инноваций, а с их региональной ролью. Такого рода глобальность часто является результатом экономической отсталости и недоразвитости страны и всего региона в целом. Она обычно является сигналом неспособности к собственно экономической конкуренции. Эта глобальность, которая часто совмещается со столичностью, может вести к колоссальной сверхцентрализации ресурсов и бесконтрольному разрастанию главного мегаполиса страны. Крупные и хаотично разрастающиеся города развивающихся стран, которые часто являются еще и столицами, нередко становятся стихийным бедствием для их внутренних экономик. Кроме того, они сами создают ситуацию диссонанса и интерференции между своими столичными и глобальными функциями.

Неспособность организовывать экономику вокруг разных урбанистических центров в качестве компенсации ведет к мобилизации политических ресурсов для подчинения регионов и усиления такими столицами своей сомнительной роли глобального города. Такие глобальные столицы склонны к узурпации глобальности и объективно препятствуют интеграции в глобальные процессы других урбанистических центров и регионов страны.

Например, Москва, реальный международный вес и статус которой снизился в результате падения Советского Союза, приобрела статус глобального города в качестве ворот в евразийское экономическое и финансовое пространство не столько в силу наличия собственно инновационного потенциала, сколько в результате отсутствия конкуренции внутри страны и неразвитости системы городов.

Москва, конечно, не является исключением в данном отношении. Примерно в той же самой связи в 1927 году критически относящийся к скромному обаянию своей столицы и к ее роли в национальной истории известный испанский философ Ортега-и-Гассет так писал о Мадриде:

Глобализм Москвы или Мадрида, описанный здесь Ортегой, предстает в качестве чего-то вторичного по отношению к первичному глобализму настоящих глобальных городов, которые крутят маховики прогресса.

Однако наиболее успешным городам в развитых странах, как мы уже говорили, удается гармонически совмещать глобальные и столичные функции и императивы. Характер их модерна инкорпорирует национальную самобытность и характеризуется специфической интерпретацией глобальности и поисками своей национальной роли в глобальных процессах. В таких городах глобальность и столичность органически уживаются друг с другом в качестве элементов единого целого.