Не плачьте о нас... - Качаев Юрий - Страница 13

Нина Елистратовна вынула из портфеля бумаги, сунула их в хозяйственную сумку и ушла.

Юра и Шагораш, чтобы, убить время, сели играть в шашки.

— Когда же наши-то вернутся? — заговорил Вптька. — Терпение лопается. Веришь, каждую ночь снится, будто выхожу на улицу, а там ни одного фашиста. И все по-старому. Дураки мы были, ох и дураки…

— Ты о чем?

— Да хотя бы о себе. Это надо же, на уроки из-под палки ходил… Ну теперь дудки. Землю носом рыть буду, а выучусь. И в Одессу, в мореходку, махну.

Юра хмыкнул:

— Раньше ты вроде в киномеханики собирался.

— Киномеханикам тоже лафа. Только чтоб на передвижке работать. Ну какой, скажи, интерес торчать на одном месте? Жизнь пройдет, и ничего не увидишь. А я дальше Пятигорска нигде еще и не был.

— А я бы учителем стал. Как мама…

ИЗ БЕСЕДЫ С СЕСТРОЙ ВАЛЕНТИНА КОТЕЛЬНИКОВА ВЕРОЙ ФИЛИППОВНОЙ ПОНОМАРЕВОЙ

"…7 сентября 1942 года меня, маму мою Феодосию Федоровну и бабушку — ей было 75 лет — арестовали.

На рассвете во двор нашего дома пришел немец в военной форме, с ним два полицая и парень по имени Юрий Карпов, друг моего брата Валентина. Спросили, где Валентин. Получив ответ, что он дома не ночевал, они арестовали нас и отвезли в подвал под армянской церковью.

Где был в эту ночь Валентин, я не знаю, но на следующий день его бросили в подвал, избитого, окровавленного. Он рассказал, что его взяли на улице, возили домой, делали обыск, искали оружие…

Как только привели Валентина, меня, маму и бабушку вызвали наверх и отправили в комендатуру. Поместили в одну из комнат, где уже находилась мать Карпова.

Мою маму вызывали на допрос и истязали. Требовали сказать, с кем из подпольщиков связан Валентин. Говорили, что у нас нашли оружие. Мама отвечала: "Не может быть". Два дня спустя нам отдали ключи и под конвоем полицая отвели домой.

Мама носила Валентину передачу до 14 сентября, а потом его не стало, и по сей день о его судьбе ничего не известно… Когда мы сидели в подвале, Карпова Юрия там не было".

Его действительно там не было. Потому что он все еще находился в гестапо. Очную ставку его с Валентином проводил Колесников.

Когда Вальку ввели в камеру Карпуня его не узнал. Изуродованное, отекшее от побоев лицо казалось маской, одна рука висела как плеть.

— Твой товарищ все нам рассказал! — сказал Колесников. — Может, и ты теперь соизволишь открыть рот?

Валька заплывшими глазами посмотрел на Кар-пуню и помотал головой. Он не верил, что его предали.

— Оставьте нас одних, — отводя взгляд в сторону, попросил Карпуня.

— Будь по-твоему. — Колесников вышел и звякнул засовом. Валентин сел на пол, прислонившись спиной к стене.

— Про какой фотоаппарат допытываются? — тихо спросил Валентин. — Это ты его взял?

— Нет. — Карпуня оглянулся на дверь и быстро зашептал: — Взяли Бондаревский и Дурнев. А я сказал, что ты.

— Зачем?

— Понимаешь, они грозились меня расстрелять, если не скажу, с кем был у машины. И я назвал тебя. Ты маленький, поплачь хорошенько — и сойдет. Ну, чего ты молчишь?

Карпуня подошел к Валентину и сел перед ним на корточки.

— Скажи им, что мы оставили "лейку" и портфель с бумагами в кустах. Мы должны спасти ребят. Слышишь?

— Слышу… Жалко… — чуть внятно отозвался Валя.

— Что жалко?

— Жалко, что не могу дать тебе по морде: рука сломана. Ты сволочь. И ребят ты уже продал. Или еще не успел? — Опершись на здоровую руку, Валя подался вперед и плюнул Карпуне в лицо. — Отойди от меня, шкура продажная, и успокойся: я все приму на себя… А ты поживи… До прихода наших…

Подготовка к новой операции

Целых четыре часа просидела Нина Елистратовна у Никитиной в томительном ожидании, да так и не дождалась ее. В голову лезли мысли одна страшнее другой: вдруг Екатерина Александровна угодила в облаву и портфель с документами попал в руки врагов. А может, Федора и Анатолия арестовали?

Однако все страхи оказались напрасными. Ничего плохого не случилось. Скорее наоборот. Партизанская разведка готовилась нанести оккупантам чувствительный удар. Все говорило о том, что сведения Федора верны.

Возвращаясь в смятении домой, Нина Елистратовна увидела у входа в гостиницу "Бристоль" [10] группу немецких офицеров. К гостинице то и дело подъезжали легковые машины, из них выходили все новые и новые чины, среди них были даже генералы.

У своего дома Нина Елистратовна ощутила смутное беспокойство. Она оглянулась исподтишка: неподалеку, у перекрестка, стоял невзрачный человек и читал наклеенную на заборе афишу. В ее сторону он не глядел, но Нина Елистратовна почувствовала неладное. Неужели за нею установлена слежка? Чепуха! Просто сдают нервы. Однако не мешает проверить…

У Бондаревских сидели Дурнев и Лева Акимов.

— Здравствуй, сосед, — сказала ему Нина Елистратовна. — Ты чего такой невеселый?

— Да мать шумит, — нехотя отозвался Лева. — Даже к вам насилу пустила. Грозится на ключ запирать.

— Тебя запри, так ты дверь на себе унесешь, — заметил Юра и повернулся к матери: — Ну что?

Она присела к столу.

— Начну по порядку. Документы, которые вы добыли, исключительно ценные. В них есть сведения о вражеских аэродромах. Они сразу же уйдут по назначению. И еще всем вам большущий привет, угадайте, от кого… От лейтенанта Маркова.

— Так, значит, он партизанит?

— Где вы его видели? В городе?

Нина Елистратовна улыбнулась и тут же построжала:

— Отставить! Вы громче кричать не можете?

— Я бы даже сплясал, — вставил Витька.

— Спляшешь при встрече. А сейчас я вам дам задание.

Ребята сразу притихли.

— Завтра в двенадцать начнется совещание немецкого командования. В театре. Большая земля об этом знает и пришлет авиацию. Наше дело — помочь летчикам, навести их на цель. — Нина Елистратовна вынула из сумки и положила на стол пистолет-ракетницу. — Вот ваше оружие. Вы поднимитесь на Ма-шук и, как только появятся наши самолеты, пустите три ракеты в сторону театра. Просигналите и немедленно скроетесь. Приказ ясен?

— Ясен, — за всех ответил Лева Акимов.

— Ты, самый старший, назначаешься командиром. Всего предвидеть нельзя, поэтому поступай по обстоятельствам.

Лева слегка побледнел, отчего на лице у него еще отчетливее проступила россыпь веснушек.

— На Горячей горе, — продолжала Нина Елистратовна, — будет другая наша группа. Это на тот случай, если с вами произойдет что-нибудь непредвиденное.

— Хорошо бы заминировать театр, — сказал Юра.

— Идея хорошая, но, увы, невыполнимая. Гитлеровцы — пуганые вороны. Обшарили в театре каждую щелочку и при входе всех обыскивают. И артистов и служащих.

— А что в городе? — спросил Витька.

— Очень много приезжих офицеров. Тем не менее очередную сводку Информбюро наши вывесили.

Когда Витя и Лева ушли, Нина Елистратовна сказала сыну:

— Пойди прогуляйся с Игорьком. Посмотри, нет ли там поблизости человека в клетчатом пиджаке. Кажется, он за мной следит.

Юра и Игорь вернулись через полчаса.

Мать вопросительно посмотрела на старшего. Он отрицательно покачал головой.

"Выходит, померещилось", — подумала Нина Елистратовна и пошла на кухню делать "затируху" — кипяток, заправленный кукурузной мукой. Восемь стаканов этой муки она выменяла вчера на свое праздничное шерстяное платье.

Генерал-полковник фон Клейст принял Винца неласково. Он даже не предложил ему сесть.

— Это безобразие, капитан, — разразился он гневной тирадой, — бы работаете спустя рукава. Не можете обеспечить элементарного порядка во вверенном вам районе. По дороге сюда меня дважды обстреляли партизаны, и если бы не бронетранспортеры… — Генерал досадливо махнул рукой и прервал самого себя: — Ладно, речь сейчас не о моей персоне. Меня просто изумляет, что творится повсюду у нас в тылу.