Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Окно выходит в белые деревья...

Евтушенко Евгений Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Окно выходит в белые деревья... - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 41

Изменить размер шрифта:

Иваново-Иваново,

ты было Танцеваново,

ты было Целованово

где поцелуи жгут,

а стало биржей девичьей,

где не Иван-царевичей —

а клиентуру ждут.

Клиенты азиатские,

кавказские, арабские

на «мерсах», «БМВ»

приехав за «невестами»,

заходят в бары местные —

ткачихи там прелестные,

но безработные.

В поисках свеженького

господин Кавказ

спрашивает вежливенько:

«Девочки, как вас?»

«А зачем все сразу

наши имена?»

«Выбираю только Зазу —

в честь моя жена».

И заходит господин Дынестан,

выбирает, пообхватистей стан,

чтобы дыни, как твердыни, на груди,

а не пели, чуть сожмешь:

«Уйди-уйди».

Господин Новоарбатов —

он владелец депутатов,

ресторанов, казино,

ювелирных магазинов,

и газет, и лимузинов,

и конюшен в Косино,

он в Иваново давно —

не в какое-то Авруццо

заезжает «оттянуться».

Он, любитель бедных Лиз,

любит в сексе вокализ:

«Мне — блондинку покрасивей,

да с косой не приплетной,

чтобы новый гимн России

она пела подо мной,

чтобы я, как патриот, знал —

Россия мне дает».

Иваново, Иваново,

доставит боль и вам оно.

Была ярмарка невест,

но на ней сегодня крест.

Знать, нечистый завертел

ярмарку голодных тел.

Хорошо клиенты платят,

но прощаются,

спешат,

и не свадебные платья —

только доллары шуршат.

Скажи, Ваше величество,

рабочий класс,

почем девичество

нонеча у нас?

Олечки да Верочки,

революционерочки,

для чего был ваш террор?

Чтоб сейчас такой позор?!

Кто наши гегемоны

и генералы свадебные?

Те, у кого мильоны

краденые.

Но лучше зашить разговорчивый рот.

Язык

до киллера

доведет.

И все-таки

сказ

про Ивана-дурака

еще продолжается наверняка…

Мы рваными

Иванами

росли, полынный хлеб грызя,

и выросли,

и вынесли

все то, что вынести нельзя.

Иван-дурак

умен, да так,

что не купить его враньем.

Безвременье

беременно

началом будущих времен.

Сеченые,

моченые

в соленой собственной крови,

мы высились

у виселиц,

шепча: «Россия, ты живи».

И выжила,

и выживет,

как правде руки ни вяжи,

и чище нет,

и выше нет,

чем правда, выжившая в лжи.

Вся царщина,

вся барщина

прошли, тебя не раскроша,

безбрежная,

мятежная,

России нежная душа.

Да славится

красавица

земля,

где правда не умрет.

Да здравствует,

да властвует

великий государь-народ!

1976–2001

МОЙ ВАРИАНТ ОКУДЖАВЫ

Так повторяю Богу,

строчку чуть-чуть изменя:

«Дай же Ты всем понемногу

и позабудь про меня».

Февраль 1977-1998

«Однажды мы спали валетом…»

Б. Слуцкому

Однажды мы спали валетом

с одним настоящим поэтом.

Он был непечатным и рыжим.

Не ездил и я по Парижам.

В груди его что-то теснилось —

война ему, видимо, снилась,

и взрывы вторгались в потемки

снимаемой им комнатенки.

Он был, как в поэзии, слева,

храпя без гражданского гнева,

а справа, казалось, ключицей

меня задевает Кульчицкий.

И спали вповалку у окон

живые Майоров и Коган,

как будто в полете уснули

их всех не убившие пули.

С тех пор меня мыслью задело:

в поэзии ссоры — не дело.

Есть в легких моих непродажный

поэзии воздух блиндажный.

В поэзии, словно в землянке,

немыслимы ссоры за ранги.

В поэзии, словно в траншее,

без локтя впритирку — страшнее.

С тех пор мне навеки известно:

поэтам не может быть тесно.

Март 1977