Гнев духов - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 19

Новенькая пирога на удивление легко скользила по воде. Почти как обычная долбленка. С боку на бок не переваливалась, встречными волнами не захлестывалась, нигде пока не подтекала. Постепенно юный охотник перестал беспокоиться и все больше смотрел по сторонам. Они с Золотой Тенью скатывались вниз по течению и потому мчались со стремительностью брошенного гарпуна. Сосны, липы, устья ручейков мелькали по сторонам. Застигнутые врасплох жирные утки, недовольно крякая, поднимались на крыло. Позади осталась одна излучина, вторая. Перед третьей охотник опустил весло и даже подгреб назад, замедляя бег, повернул к северному берегу, вглядываясь в кусты.

— Большой Кот? — тревожно прошептала девочка.

— Нет, котов здесь никто больше не замечал после нашего возвращения, — ответил охотник. — Ни котов, ни следов… А-а, вот она, протока. Мы тут с отцом когда-то косуль скрадывали. Добычливое место!

Он повернул прямо в кустарник, над которым накренилась древняя могучая липа, носом раздвинул прибрежный камыш. Лодка скользнула над близким желтым песчаным дном, пробралась под кроной и оказалась в речушке шириной всего в десяток шагов. Плыть приходилось осторожно: поперек русла тут и там лежали поваленные деревья, иногда даже полупогруженные в воду. Могучий Саблезуб постоянно поворачивал то вправо, то влево, выискивая щели, через которые можно протиснуться дальше. По бересте на днище несколько раз угрожающе проскрежетали сучья топляка. Охотник даже дыхание затаил — но пирога выдержала, не порвалась.

— Нам здесь не пройти, Камыш! — повернулась к нему девочка.

— Она только при впадении такая, — облизнув пересохшие от волнения губы, ответил охотник. — Тут берега высокие. Дальше легче будет.

После двух поворотов русла его предсказание сбылось: лес по сторонам стал светлее, берега протоки раздались, по краям заколосился камыш и рогоз, закачались кувшинки с ослепительно-белыми цветками. Изредка между кронами осин, ольхи и березок до лодки даже пробивался солнечный свет, согревая путников. Спрятанная от ветра, гладкая и тихая вода отражала в себе весь окружающий мир. Могучий Саблезуб, невольно оберегая этот покой и безмятежность, никуда не спешил, мягко опуская весло в воду, делая плавный гребок, а потом так же тихо и осторожно его вынимая.

Обманутые тишиной, чуть не из-под самого носа лодки выскакивали то одинокие селезни, то увлеченные поиском добычи цапли. А после одной из излучин путники вдруг оказались на удалении броска камня от целого стада пришедших на водопой оленей. Бедолаги бросились бежать с такой скоростью, что треск ломаемого подлеска доносился, наверное, даже до селения. Еще через пару поворотов путники обнаружили на берегу копающего что-то в прибрежной тине крупного медведя. Теперь ужас вкрадчивым холодком забрался уже под одежду к людям. Зверь поднял голову, проводил их тяжелым задумчивым взглядом, но в воду не полез.

— Хорошо, не весна, — убрал руку с копья Могучий Саблезуб. — Не голодный. Весной бы задрал обязательно. — И тут же поправился: — Попытался бы задрать.

У охотника отчего-то вдруг разболелась спина, и дальше он погнал лодку быстрыми решительными гребками. Еще несколько пологих поворотов русла — и они выплыли в просторное тихое озеро, мохнатое от камышовых зарослей. Местами стебли с черными кисточками стояли сплошной стеной, местами колыхались лишь отдельные растения, местами густые заросли чередовались с редкими — но найти свободную водную гладь здесь было почти невозможно.

— Это оно. — Камыш повернул чуть правее и погреб к дальнему берегу, к сосновым кронам, выдающим сухое место. — Места здесь низкие, влажные. Крупный зверь не заходит. Топко, мокро. Зато косулям и зайцам раздолье. Непуганые они тут — лови не хочу.

У Мохнатого озера была еще одна особенность, о которой вспомнил Могучий Саблезуб, собираясь в путь. Топкие торфяные берега в большинстве мест резко обрывались в воду, а потому тут не было ни мелей, ни прибрежных камней. А значит — меньше опасности ободрать хлипкое берестяное днище. Да и причаливая, можно не вытаскивать лодку, а прямо из нее шагать на берег.

Правда, под соснами выход на сушу оказался не просто мелким и пологим, а напоминал россыпь камней, приготовленных каким-то гигантом для очага, да так и забытых. Но это оказалось не столько неприятностью, сколько удачей. Развернув пирогу кормой, охотник вылез прямо на один из валунов. Удерживая за борт, протянул лодку мимо себя, помог вылезти Золотой Тени, после чего поднял заметно полегчавшее суденышко к себе почти на половину длины и опустил в развал меж могучими камнями. Здесь она не качалась, а значит — ни обо что не терлась бортами и днищем.

— Мы с отцом чуть выше останавливались, — показал он девочке рукой. — Там удобная прогалина.

Обустройство стоянки было недолгим: раскатать поверх травы мягкий камышовый мат, накрыть его старыми оленьими шкурами, волчьи бросить сверху, чтобы укрываться. Чума или навеса юный охотник ставить не собирался: лето, тепло. Дождя, судя по редким облакам, пока не ожидается. А коли погода и переменится, дом недалеко. Сел в лодку — да вернулся.

Оставив Золотую Тень разбираться с прочими пожитками, Камыш взял топор, прошел от сосен к низкому и чахлому, явно заболоченному осиннику. Чем хороша такая поросль — высокой она не поднимается, сохнет на корню. Стволики обычно в руку толщиной. Для острого и тяжелого каменного топора — всего два удара. А иной сухостой, подгнивший у корней, и вовсе рукой ломается. Привычно поглядывая по сторонам в поисках следов от заячьих зубов на коре или молодых ветках, Могучий Саблезуб обошел осинник по широкой дуге, вернулся с несколькими сухостоинами, уложил возле мата и отправился в лесок снова. Потом еще раз. Вскоре возле сосен высилась стопка дров высотой почти по пояс.

— Кабы для дома так же легко дрова можно было собирать, — посетовал Могучий Саблезуб. — А живности с этой стороны почему-то не видно, никаких следов. Странно.

— Может, тут уже кто-то охотился? — Золотая Тень достала корец с холодным мясом, сваренным еще утром, кинула несколько кусочков Пухлику, еще несколько положила себе в рот. Спросила: — Тебе согреть, Камыш, или так подкрепишься?

— Давай так, — присел он рядом. — Нет, если бы охотились, кострище бы осталось. Жалко, тут снасти ставить было бы ближе.

— Может, циновку от ветра сплести? — предложила девочка. — Или просто навес поставить?

— Только хуже сделаем. Пока место открытое, комаров ветром будет сносить. Тут их вечерами изрядно, — подкрепившись, охотник отодвинул корец. — Ладно, пойду пока за наживкой.

Всем известно, что больше всего зайцы, да и другие травоядные зверьки, всем лакомствам предпочитают хвощ — как сами стебли, так и сытные его клубеньки. Вот только растет это угощение далеко не везде, бегать за ним бедолагам получается слишком далеко. Этим и пользуются охотники, когда хотят заполучить добычу наверняка. У Мохнатого озера хвоща имелось вдосталь. Но только в одном месте: на пересыхающем глинистом наволоке как раз за осинником. Каждую весну половодье высоко поднимало воду над этим местом, затапливая и губя древесную поросль и обычную траву, после чего влага медленно, очень медленно уходила в мелеющее озеро. Оставшаяся на солнце глина пересыхала, покрывалась крепкой, как череп зубра, коркой, лопалась, разрывая корни выжившей травки, покрывалась глубокими трещинами. На этом суровом месте благополучно выживал только хвощ — растущий и в воде, и на суше, и легко добывающий влагу в любую сушь благодаря сильным глубоким корням.

Однако ударам камня и лезвию ножа не могли противостоять ни корка глины, ни жилистые корневища. Накопав и нарезав изрядную охапку, Могучий Саблезуб отнес ее в лодку, уложил у заплечного мешка, поднялся к стоянке, обнял Золотую Тень, прижавшись щекой к щеке:

— Я быстро! Копье постоянно рядом держи. Крупного зверя здесь быть не может, но так спокойнее.

Без груза и девочки пирога скользила по воде с такой легкостью, словно летела. Камыш почти не потратил сил, чтобы пересечь озеро и выбраться на мягкий торфянистый берег напротив стоянки. Каково было дно с этой стороны, никто не знал. Наверное, тоже глинистым — но жижа находилась где-то глубоко под корнями редко стоящих берез и ольхи. Срезав на ближайшей веточку, он сделал на ней глубокий надрез, потом наискось срубил комель. Получился корявенький деревянный крючок. Но охотник гнался не за красотой. Он привязал крапивную нить чуть выше, обломал лишние ветки, после чего согнул стоящую рядом молодую иву толщиной с руку, вторым концом привязал нить к макушке. Примерился по высоте, сделал прямой надрез на стволе березы, завел кончик крючка в него, отпустил. Туго натянутая нить завибрировала от натуги, но иву удержала. Зацеп был, конечно, слабенький, крючок мог выскочить из прореза от легчайшего толчка — но именно этого Могучий Саблезуб и добивался. Он обмотал небольшой пучок хвоща другой нитью, положил на траву, свободный конец осторожно обмотал вокруг крючка. Теперь, стоит кому тронуть хвощ — крючок выскочит из прорези, и ива распрямится. Оставался пустяк: кинуть вокруг приманки петлю, подвязав ее к ивовой макушке.