Друзья бога - Слюсаренко Сергей Сергеевич - Страница 56

Ленивая кобылка трусила по каменистой дороге, совершенно не обращая внимания на попытки Топо пришпорить ее. Она двигалась только тем шагом, который ей нравился. Но, в общем, не слишком медленно, и к вечеру Рикки преодолел уже большую часть пути, избежав снежных заносов и бурь на горном участке. Когда Топо проехал пограничный столб герцогства Моденского, его сердце начало биться чаще. Он не знал, из-за чего — от возможности спасти друга или от того, что скоро увидится с Анной. Дорога тем временем шла через лес, и сгущающиеся сумерки вселяли тревогу. Беспокоился он не зря. Через несколько минут он увидел всадника в темном плаще, стоящего с невозмутимым видом поперек дороги. Топо придержал кобылу и, подъехав ближе, вежливо осведомился:

— Не позволит ли мне благородный сеньор продолжить мое путешествие?

— А кто сказал, что южанам можно разъезжать здесь даром? — с типичным шипящим сиролезским выговором спросил всадник.

Ясно, что он узнал в юноше южанина по протяжному неаполитанскому выговору. Но родина собеседников не имела никакого значения. Даже не оборачиваясь, по топоту копыт Топо понял, что сзади, со спины, выехали из лесной чащи еще двое.

Рикардо тяжко вздохнул. Меньше всего он хотел сейчас разбираться с разбойниками. Тем более здесь, в чужих для него местах, и сейчас, когда промедление могло стоить жизни друзьям. Он сидел в седле расслабленно, стараясь следить за всеми бандитами сразу. Те, видя, что жертва пока не сопротивляется, и чувствуя легкую добычу, приближались к Топо.

Глава 26

Утро казни словно по заказу было безоблачным и безветренным. Андреа разбудили шаги тюремщиков. С ними пришел и священник. Именно поэтому заключенный понял, что казнь состоится сегодня.

— Готов ли ты покаяться в содеянных злодеяниях, сын мой? — спросил священник.

— Я не сделал ничего в своей жизни, в чем бы сейчас было нужно каяться, — твердо ответил Андреа.

— Гордыня говорит в тебе, но перед богом мы все равны. А тебе надо побеспокоиться о душе, — не отставал падре.

— Вы так уверены в своей правоте? — В душе Андреа поднялся протест. Он никак не хотел говорить о душе с этим посетителем.

— Я верую в Господа нашего.

— А я уверен, что у вас могут возникнуть большие проблемы если не с Господом, так с Ватиканом, если там узнают о том, что сегодня произойдет.

— Поверь мне, сын мой, — смиренно продолжил священник, — все, кого я исповедовал в этом царстве скорби, придумывали много интересного. И на папу ссылались, и на королей. Но в итоге все каялись и исповедовались. А ведь иногда исповедь приводила и к освобождению.

— Как же так, падре? — удивился Андреа. — Вы только что мне говорили о спасении души, а теперь говорите о спасении тела? Церковное ли это дело?

— Сокровища, которые добывают пираты, иногда служат церкви. И указав, где лежит награбленное, пират может даже избежать смерти. Сила Бога превыше силы государства.

— Уйди! Не оскорбляй имя Господне. — Возмущению Андреа не было предела. Церковь, которая воспитала его, которая для него всегда была символом истинной веры, в судный час пришла к нему вымогать деньги. — И знайте, вас, как фарисея, Бог покарает!

— Дурачок, — только и сказал поп и, перекрестив камеру, громко добавил: — Выводите!

Андреа, несмотря на то, что тюремщики приказали немедленно выходить, обнял Барри и ласково сказал ему бессмысленные слова. Потом, потрепав кота по голове, подобрал кандалы, натершие за время пребывания в тюрьме кровавые рубцы на запястьях и лодыжках, и вышел из камеры. Яркий свет ударил по отвыкшим глазам. Юноша закрыл лицо ладонью и только спустя какое-то время смог осмотреться. Тюремный двор за эти дни сильно изменился. Посреди каменной площади стояло несколько десятков новеньких свежеструганных виселиц. Судя по всему, плотников набирали для строительства самых лучших, и виселицы выглядели прекрасно, словно храм. Какой-то извращенный эстет даже украсил поперечины из толстых брусьев крупной рельефной резьбой, скорее всего для того, чтобы порадовать казнимых красивым эшафотом.

Вокруг виселиц собрались не только офицеры английской эскадры, но и вся знать Венеции. Город был давно лишен столь интересного зрелища, и только эскадра Ост-Индской компании предоставила горожанам почти забытое развлечение. У каменной стены каземата стояли строем моряки «Диссекта». Андреа обвел толпу глазами в надежде увидеть Топо. Но его не было. Юноша до последней секунды надеялся, что они с другом что-нибудь придумают. По обе стороны от капитана встали стражники и чуть позади священник. Впереди с важным видом стал человек в черном камзоле, с толстой золотой цепью на шее. В руках он держал два серебряных весла — символ адмиральской власти. Андреа поймал себя на мысли, что он смотрит на это все с отстраненным любопытством, словно на казнь привели не его.

На фоне моряков выделялись две фигуры, стоящие с высоко поднятыми головами. Это были Травалини и Мокей. Врач, увидев Андреа, помахал ему рукой. Выстроенные в полукаре барабанщики взяли в руки палочки, и раздалась дробь, видимо, для того чтобы придать зрелищу особую торжественность. Священник, выйдя на середину площади, начал длинную и скучную проповедь о преступлениях на морях и о врагах мира — пиратах. Андреа, слушая святошу, вдруг подумал, что он зря так и не стал пиратом, настолько далека от него была и продажная мораль судей, и фарисейские рассуждения священника, и пышная мишура казни.

Поп окончил, и на трибуну, сооруженную напротив виселиц, поднялся тучный мужчина. Судя по знакам различия на военном камзоле, это был глава английской эскадры. Он поклонился группе знати, стоящей чуть в стороне, скорее всего городским властям. Дождавшись ответного поклона, англичанин развернул свиток, который ему подал человек в черной мантии. Это был текст приговора.

Андреа не вслушивался в слова, он все еще надеялся, что придумает, как остановить казнь, добиться если не справедливости, то хотя бы возможности спастись. Зачтение приговора время от времени прерывалось громкими возгласами со стороны знати, возмущенной кровавыми злодеяниями капитана Андреа Амалфийского и экипажа «Диссекта». Приговор был в итоге зачитан. Всех расковали и подвели к виселицам. Видимо, желая произвести наибольший эффект, приговоренных решили казнить одновременно, благо палачей, а ими были моряки английской эскадры, хватало.

— Стойте! — Андреа нашел в себе силы. — Я имею право на последнее слово.

— Имеете, имеете, — с гадкой улыбкой произнес командующий. — Говорите!

— Я… — начал Андреа.

— Достаточно, слово вы уже сказали, — оборвал его англичанин.

Он был очень доволен своей шуткой и громко рассмеялся, глядя на знать и ожидая от них поддержки. Но почему-то шутку не оценили. Толпа молча и хмуро смотрела на англичанина.

Командующий поднял руку с платком, чтобы отдать последний приказ, но тут над площадью раздался громогласный голос: