Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 39

— Н-нет… Что за разговор?

— Ну, тогда и я… вынужден посплетничать… Позавчера она вдруг посетила меня в моем кабинете, в школе. Официально так. "Дмитрий Олегович", могу я попросить у вас регистрационные документы на все наши суда?" Я даже заморгал. "С какой стати у меня? Они должны быть у Дани. То есть у Вострецова. Он их сам всегда регистрировал в навигационной инспекции. Почему вы не спросите у него?" — "Но видите ли, — говорит она, — Даниил Корнеевич не занимает никакой штатной должности, а здесь такая официальная ситуация. Объединение "Солнечный круг" ведет переучет собственности всех подведомственных ему детских клубов. То, что еще не внесено в список, теперь должно быть включено в реестр и оприходовано…"

— Й-ясно, — выговорил Корнеич и опять склонился к трубе. — Еще один финт. Чиновникам понадобился наш флот…

— Я ей говорю: "При чем здесь "Солнечный круг". Яхты всегда были исключительно собственностью "Эспады". Это фактически. А формально они, по-моему, записаны на частных лиц. На самого Вострецова, на Рафалова, на нескольких родителей. Так было проще, пока флотилия не имела официального статуса…" Она мне: "Но ведь сейчас такой статус есть!" — "Очень рад, — говорю, — что есть, Аида Матвеевна. Однако все эти вопросы надо решать с Вострецовым и другими флагманами флотилии…"

Корнеич сказал, продолжая смотреть в трубу:

— Фиг ей… Глянь-ка, а Словутский ведь первым вырезается к буйку. Я же говорил…

Словко пришел первым не только к обоим поворотным буйкам, но и к линии старта-финиша. Но это было еще не все! Дистанция-то не просто треугольная, а с "колбасой". Пришлось выпиливать против ветра к буйку номер два, а затем уже, раскинув пруса бабочкой, спешить в фордевинд к финишу. Лисенка Берендея теперь приторочили к штагу. Он уже не мешал, а наоборот — создавал при попутном ветре дополнительную парусность.

Кирилл Инаков так и не догнал "Зюйд", отстал на полтора корпуса. На пирсе он хлопнул Словко ладонью о ладонь.

— Вот что значит ходить под пятью парусами! Поздравляю… Давай апсель, сейчас заставлю головотяпов пришивать что надо…

"Вообще-то первый головотяп — командир", — хмыкнул про себя Словко, но не сказал, конечно. Инаков это и так знал.

Словко собрал вокруг себя троих матросов, обнял сразу всех за мокрые плечи:

— Люди, мы с вами молодцы. Давайте так же дальше…

Дальше, однако, не получилось "так же".

На своем родном "Оливере Твисте" Словко занял только третье место. Первым пришел теперь Кирилл, на "Гавроше". А вторым… второй то есть — Ксения Нессонова. На старенькой "Тете Полли". Так хитро выкрутилась, обошла нескольких рулевых, которые столкнулись у второго буйка, и спокойненько финишировала сразу за Инаковым.

— Вот и учи вас на свою голову, — пробурчал Словко с дурашливой досадой, когда сошлись на пирсе. Ксеня изобразила провинившуюся первоклассницу:

— Я больше не буду…

Дистанции были рассчитаны так, что при среднем ветре должны были занимать около часа. Однако сегодня дуло покрепче, поэтому даже самые отстающие укладывались минут в сорок пять. И до обеда флотилия успела провести четыре гонки. У Словко были первое, третье, четвертое и второе места. В общем зачете он пока "болтался" где-то между вторым и третьим местами. Но, конечно, все еще было впереди.

— Давайте пятую дистанцию! — требовали энтузиасты. — Успеем, пока дежурные мотаются с термосами. — Смотрите, как здорово дует!

Но Корнеич, глянув опытным глазом на облака и на воду, сказал, что дует, пожалуй, "чересчур здорово".

— А скоро перестанет, — добавил подошедший Степан Геннадьевич. — На несколько минут. Затем ка-ак плюнет! Причем с другой стороны… Гляньте сами… — И дернул головой, показал высоко в небо. Там происходило торжественное передвижение облачных масс. Причем облака не приходили со стороны, а как бы рождались прямо из воздуха, густели и выстраивались в фигурные нагромождения.

Корнеич взял мегафон:

— Внимание, все экипажи! Не гоночные, а постоянные! Быстро перегнать суда в лагуну! Швартовать бортами к шинам, накрепко! Убрать паруса, закрепить гики! Скоро будет трепка!

Такие команды не надо отдавать дважды. Яхты одна за другой отскакивали от пирса, как мячики, и, крутнувшись на зыби, мчали, в тихую, огороженную бетонным молом бухточку, которая называлась "лагуна". Здесь матросы их крепили к развешенным на дощатых причалах шинам — носовыми и кормовыми швартовами.

Ветер неожиданно стих — как отрезало. Опоздавшие яхты с повисшими парусами спеши в лагуну на гребках. Озеро в минуту успокоилось, отразило темнеющие облачные груды. Синие краски сменились желтовато-серыми, резко запахло сырым песком и старыми досками причалов. Облака сдвинулись еще плотнее, в них появился лиловый цвет. По лиловому беззвучно проскочила огненная жилка. Прямо над головами заклубился темный мохнатый ком размером с планету. Из него за шиворот Словко упала большая капля…

Неторопливыми чугунными шарами прокатился по тишине гром.

— Народ, пошли по укрытиям! — скомандовал Корнеич.

У каждого экипажа были привычные места на случай непогоды. И сразу все разбежались — кто в дощатый ангар, где зимой хранились яхты, кто в железный шлюпочный эллинг, кто в штабной домик станции…

— Пойду к машине, — сказал Корнеичу Кинтель. — Пора думать о желудках…

Подошел Каперанг.

— Даня, меня вызывают в школу, туда явились какие-то представители военного округа. Чую, что не за хорошим… Держи тесь тут…

— Не волнуйся. Аиду, если появится опять, гони. Феликса тоже. Я сам разберусь.

Они пожали руки, Каперанг пошел к своей зеленой "девятке".

Словко на причале последний раз проверил швартовы "Оливера", окликнул матросов:

— Давайте в ангар, ребята! Сейчас польет! Одежду не забудьте, а то вымокнет!

Матвей, Сережка и Рыжик подскочили к нему. Рыжик — с прижатым к жилету свертком одежды и лисенком.

— Словко, я возьму Берендея с собой, а то совсем промокнет!

— Правильно!.. Ну, бежим!

Капли уже часто стучали по доскам и бетону. Подгоняя ребят, покатился над берегом нарастающий раскат. Несколько раз вспыхнули под тучами трескучие белые звезды. Рванулся ветер, прижал на берегах вербы и рябины, и сразу хлестнули струи.

Словко и его экипаж влетели в ангар, когда там укрылись уже больше десятка ребят. Были здесь Кирилл с его "головотяпами" (Глебкой Вахрамеевым, Валеркой Юдиным и Павликом Штерном), Нессоновы с их матросами. Следом, отфыркиваясь, вошли Корнеич и начальник станции Поморцев.

— Вовремя скрутились, — весело сказал Степан Геннадьевич.

— Только все же подмокли малость… Ну-ка… — Корнеич дотянулся до высокой полки, достал два свертка с ветхими парусами. — Люди, вытирайтесь и укутывайтесь, чтобы не продрогнуть…

Двух стакселей хватило для вытирания, двух больших гротов — чтобы накрыться всем. Уселись на рундуки с запасными деталями, на лежавшие у стены старые мачты, прижались друг к другу горячими локтями и плечами, парусина обняла всех пыльным шуршащим уютом…

А в широкие открытые двери видно было, как беснуется, вспыхивает, ревет ветром и ливнем гроза. Над озером, над кустами и травами проносились белесые водяные смерчи. Над растущими у лагуны кленами дергались и метались верхушки мачт…

— А Кинтель и Равиль поехали с термосами в столовую, — дернув плечами, сообщил Сережка Гольденбаум.

— Ну и прекрасно. В машине ведь, не промокнут, — сказал Корнеич. Он сидел на ящике, отдельно от всех, в тельняшке и в пробковом жилете, который натянул, видимо, для тепла. Встряхивал промокшую штурманскую куртку. В сторонке устроился и Степан Геннадьевич, попыхивал сигаретой.

— А если машину смоет с дороги? — спросила Ксеня.