Кто тебя предал? - Беляев Владимир Павлович - Страница 30

ПОПАЛИСЬ

Возможно, Каблак и не узнал бы в обросшем, припадающем на одну ногу человеке в полосатой больничной пижаме Журженко, капитана Красной Армии, но старший лейтенант Зубарь носил знаки различия и был вооружен автоматом «ППШ»,— не узнать в нем советского воина было нельзя.

 — Все, Иван Тихонович,— прошептал Зубарь, видя, как приближаются к ним ускоренным шагом полицаи. И, оглянувшись, скомандовал: — А ну, за стену! Попробуйте вскочить. Я подсажу.

 — А ты? — впервые переходя на «ты», шепнул Журженко.

 — Отобьюсь. Давайте!

 Из последних сил Журженко подпрыгнул на здоровой ноге, и, когда рука его схватила черепичную поверхность стены, Зубарь, изловчившись, подтолкнул слабеющее тело капитана вверх. Журженко перевалился через стену и грузно, плашмя упал в кусты крыжовника.

 Полицаи были уже совсем близко. Зубарь схватил было автомат, но было уже поздно: Каблак навалился на старящего лейтенанта всем своим телом.

 — Попался, вражий сыну! — хрипел Каблак, впиваясь в горло Зубаря своими волосатыми пальцами, а другие полицаи уже скручивали его руки и связывали их поясами.— Заспиваешь теперь у нас «Если завтра война...».

 ...Как и обычно под утро, 30 июня монахини ордена василианок вместе с Иванной стояли коленопреклоненные на холодном полу внутренней церкви. Только немногие из них были посвящены в тайны особых приготовлений, затеянных игуменьей Верой.

Обращаясь к святой Терезе, монахини читали молитву:

 — «Любвеобильная и сострадательная святая, приди на помощь нашим братьям, страждущим под гнетом долгого и жестокого противохристианского гонения. Умоли бога дать им стойкость в вере и преуспеянии в любви к богу и ближнему и в уповании на пресвятую богородицу. Ущедри их достойными священниками, кои удовлетворяли бы правосудию божию за святотатства против святой евхаристии и за богохульства...»

 Игуменья почти машинально, не вдумываясь в смысл произносимых слов, повторяла — в который раз! — эту направленную против советского строя молитву, а в мозгу ее пульсировала только одна мысль: «Когда же? Когда же?» Она осеняла себя крестным знамением, когда с улицы вбежала раскрасневшаяся сестра Моника и, припав на колени рядом с игуменьей, шепнула:

 — Всё! На площади наши!

 Мать Вера встала, отряхнула подол сутаны и властным, похожим на голос полководца, отдающего команду, голосом произнесла:

 — Дочери мои! Царство антихриста кончилось. Все во двор! Встречать! Домолимся позже! Иванна, принеси из дальней сторожки в саду хлеб, и соль, и рушник.

 Возвращаясь из сторожки по тропинке, вьющейся между кустами крыжовника, с подносом, застланным вышитым полотенцем, на котором возвышался испеченный еще накануне каравай хлеба и соль в солонке из червленного серебра, Иванна услышала стон за кустами.

 Осторожно раздвинув куст, она увидела лежащего на траве человека в полосатой пижаме. Из ноги его сочилась кровь. Лица лежащего Иванна не успела рассмотреть — раненый уткнулся лицом в густую траву.

 Подавая дрожащими руками игуменье поднос с хлебом, у Иванна шепнула:

 — В саду у нас раненый стонет. Может, помощь ему нужна?

 — После! — бросила игуменья и, услышав гул мотоциклов, подала знак.

 Ранее забежавшая на колокольню сестра Моника натянула веревки, и, повинуясь ее руке, заиграли колокола и колокольчики.

 Под частый и мелодичный звон колоколов первые немецкие мотоциклы и въехали в монастырский двор.

 Снимая на ходу замшевые перчатки, сопровождаемый младшими офицерами и Эрихом Энгелем штурмбанфюрер СС Альфред Дитц подошел к игуменье Слободян и, отсалютовав, поцеловал ее дородную руку.

 — Боже мой... пан советник,—умиленно протянула мать Вера.—Пане Альфред! Боже! Счастье какое!— И, подавая ему поднос с хлебом и солью, сказала интимно: — Бывая у вас в комиссии, я и предположить не могла, что вам так идет военная форма. Но зачем только по вашему совету мы отправили на запад треть моих монахинь?

 — Чтобы обмануть большевиков, мы отправляли туда не только живых, но даже мертвых,— сказал Дитц, передавая поднос с хлебом и солью ординарцу.— Сколько лет, сколько зим! Так, кажется, говорит ваша пословица? Рад вас видеть в полном здравии, мать Вера...

 — Вы рады? — умилилась игуменья.—А вот мы-то как рады! Боже!

 В глазах ее заблестели слезы.

 Изумленными глазами, в которых одновременно отражалось любопытство и удивление, наблюдала эту встречу Иванна. Должно быть, давно уже были знакомы друг с другом строгая настоятельница монастыря и элегантный, с проседью на висках немецкий штурмбанфюрер СС Альфред Дитц с эмблемой смерти на тугой и высокой фуражке.

 — Насколько мне память не изменяет, мать игуменья, правое крыло вашего монастыря пустует,— сказал Дитц, оглядываясь.— Я хотел бы разместить здесь свою зондеркоманду. В других зданиях еще можно натолкнуться на большевистские сюрпризы, а за вашей стеной мы будем чувствовать себя как в крепости. Вы не возражаете?

 — Боже! Какие могут быть разговоры! Конечно, располагайтесь. Мои послушницы немедленно вымоют там полы! — согласилась игуменья.— Пресвятая дева Мария услышала наши молитвы...

 Беседа была прервана появлением в распахнутых воротах монастыря группы полицаев во главе с Каблаком. Увидев немцев, окруживших игуменью, Каблак сперва хотел было попятиться, но, узнав в гитлеровском офицере своего недавнего шефа, отрапортовал:

 — Пане штурмбанфюрер! Извините. Никто из русских не выбегал из монастыря?

 Он хотел было, подчеркивая их старые отношения, назвать бывшего советника комиссии его фамилией, но побоялся допустить оплошность: как бы ему снова не влетело за нарушение правил конспирации.

 Дитц тоже узнал Каблака, но, поморщившись, перевел свой вопросительный взгляд на игуменью.

 Оглянувшись, игуменья сказала вполголоса:

 — Там, в саду, посторонний какой-то...

 Иванна услышала эти слова, и ей стало страшно. Но еще больший страх испытала она, когда через несколько минут увидела, как полицаи волокут под руки раненого человека в полосатой пижаме. С лица его, покрытого ссадинами, лилась кровь. Должно быть, полицаи избили его там, в саду. Девушка без труда узнала своего недавнего квартиранта, капитана Журженко. «Что я натворила! Как жестоко отомстила человеку, который хотя и причинил мне зло, но сейчас ранен и совершенно беззащитен!» Меж тем Каблак, победно салютуя, доложил Дитцу:

 — Пане штурмбанфюрер! Поймали переодетого большевистского капитана. Дозвольте вести дальше? Дитц милостиво кивнул головой.

 — Иди, зараза большевистская! — крикнул Каблак и, желая выслужиться перед начальством, изо всей силы ударил Журженко прикладом автомата в спину.