Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Век перевода (2006)

Витковский Евгений Владимирович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 11

Изменить размер шрифта:

ПОЛЬ ХЕНКЕС{27} (1898–1984)

«Высоко между тисами блещет пока…»

Высоко между тисами блещет пока

древняя статуя… Где-то во мраке

блещут седины… Звонкие всплески

фанфар… Шутовские тиары, — кароссы, —

звон колокольцев печален,

стыд обреченных голов

над факелом чадным, над жалким венком…

Туч раскаленных обрезки —

величье презренное… Скорбные знаки,

отраженные кровью… звон клинка

у порога — ответом на все вопросы,

скульптура и молот — не нужно слов.

О юная печаль среди развалин,

над загубленным родником!..

«Вороний крик с высоты…»

Вороний крик с высоты

над осенним терновником в сизых плодах…

Зрелостью жилы полны,

и сердце жаждет руки,

что бросит его, словно плод,

в глубины небытия…

Паденье… Любовь заставляет в нем

забыть о минувших годах

и бережно передает

то, что упало, ветру в персты…

Ночь разделяет слитое днем:

плод и опаль, свершения и пустяки…

Сгорает в огне луны

только то, что иссохло… Вот, сердце, свобода твоя.

«Общее наше, последнее лето…»

Общее наше, последнее лето,

улыбка — иней, предвестник мороза;

ярь-медянкой подернута бронза

дряхлого сердца; просверк зарницы

над забралом янтарным, над высоким челом,

способным ценить и предвидеть…

Неизбежность прощания, звездный лик

просвечивает сквозь арфу,

песнь — заморожена…

От весенних следов —

лишь оттиски подошв на снегу

возле дома, чей вход запечатан навеки.

«Печаль, больная струна…»

Печаль, больная струна,

сквозящая в фата-моргане,

сплетенная девушками из желаний,

загаданных в миг паденья звезды…

Сестры болтают, однако молчит

клавиатура судьбы, —

один лишь способен ее разбудить

вещий пролет метеора,

рождающий искры в глубинах артерий,

только он понимает мелодию,

с висками связавшую терн,

след от сердца, и снег,

и двусмысленные значки

на мраморе, меж венков и прядей луны.

«Благородны были его пути…»

Благородны были его пути,

но куда ему! Как в половодье,

собирается сволочь — что за шум, что за норов!

Вестник радости? Убирайся добром, —

это бонзы шипят, пуская слюнки:

у нас — автоматика! Горе врагу!

О техника! Дым над трубою Молоха

ползет от концлагеря, с дальнего поля.

Подмастерья стоят на подхвате, по струнке,

в камерах пыток — уют несравненный,

кафель, металл и кровь никуда

не хлынет из гладкого желобка;

оптимальная зрелость, заверить могу:

есть занятие для словоблудов-жонглеров;

«добровольная смерть» — здесь добро, здесь же воля,

здесь — почет за придумку; для молодняка

самоубийство — это неплохо,

это несложно и даже гуманно почти…

Замыкание мысли: искрят провода.

В тучах драконы исходят пеной,

а над ними взрывается глыбами гром.

ЭЛИЗАБЕТ ЛАНГГЕССЕР{28} (1899–1950)

Клингсор[1]

Он порою ладонью к моей щеке

прикоснется, и станет тепло.

Словно ветер, придет, пропадет вдалеке,

только напишет на зыбком песке:

«Кондвирамур[2], тяжело!»

Бывает, что лето подходит к концу,

медный замок вдали встает;

но подсолнухи-стражи, лицом к лицу,

оберегают дорогу к дворцу,

замкнувшему створки ворот.

Меж георгинов и темной листвы —

путь: горящая полоса.

Что же, феи, со мною наделали вы:

что за шум мне мерещится — звон тетивы

иль волшебного колеса?

Парсифаль, неужели потерян твой след,

неужели забыт, как назло?

Машут крыльями окна и множится свет,

но зеркальная мощь возрастает в ответ…

Кондвирамур, тяжело!

Замок мой маленький гордость хранит:

целься, вращаясь, в надир и в зенит,

ярче сияй на орбите;

ну-ка, к работе,

духи без плоти:

льните друг к другу,

мчитесь по кругу,

пряжу труда берегите!

Древним созвездьям тесны небеса:

вижу Большого и Малого Пса

полные магией взгляды.

Ранее срока

чахнет осока —

блещет звериной

песьей уриной,

но убегают Плеяды.

Бремя страдания не упусти:

кольник[3] с метелицей в жгут заплети,

истину вызнаешь скоро,

нынче — в скарлатных

жабах отвратных,

завтра же — в юных

золоторунных

пленницах стада Клингсора.