Чудесный сад - Сборник Сборник - Страница 35

Вот как Малик женился на байской дочери. И до конца своих дней бай не узнал, каким образом попал в руки джигита его ларец. Ну, а мы-то с вами это хорошо знаем.

Как Алдар-Косе променял драный чапан на лисью шубу

Мороз да ветер, метель да бураны — настал свирепый месяц хют — февраль.

Издавна известно: «Хют пришёл — джут пришёл». Горе в стужу скоту, горе и бедному люду; плохо в непогоду под кровлей зимовки, куда как хуже в голой степи.

В лютую вьюгу — гривы коня с седла не видать — тащился Алдар-Косе на убогой клячонке по сыпучим снегам. Вязнет лошадка в сугробах, то и дело падает на колени, погоняй её, не погоняй — быстрее не пойдёт.

Одёжка на Алдаре такая: рваная шапка на голове, рваный чапан на плечах, на ногах ветхие байпаки. Совсем окоченел, бедняга, ёжится, жмётся, дует в ладони, клянёт и холод и дорогу, а всё же духом не падает.

«Нет надежды на счастливый случай только у покойника», — думает Алдакен.

Едва он так подумал, ветер разорвал перед ним снежный полог и стало видно: едет степью наперерез какой-то человек. Бойко идёт по стылым увалам конь под всадником. Значит, добрый это конь. А у кого же быть такому коню, если не у бая. Повеселел Алдакен:

«Вот он, счастливый случай. Волка никто не гонит в капкан, сам лезет».

Сдвинул он лихо шапчонку на затылок, распахнул на груди чапан и, кинув поводья, точно вовсе и не торопится, затянул, что было голоса, песню.

Всадники съехались. Алдар мигом определил, что не ошибся в догадке: на сытом холёном аргамаке в пышной лисьей шубе колыхался грузный, пузатый бай.

— Что горланишь? — придержал бай коня. — Одурел от холода, что ли?

— А мне вовсе не холодно, — весело отвечал Алдар-Косе. — По правде говоря, я даже рад свежему ветерку. Без него меня окончательно сморила бы жара.

— Перестань болтать чепуху!.. — оборвал бай. — У меня вон какая шуба, и то я промёрз до самых костей. Неужто твои лохмотья греют лучше, чем лисий мех?

— Добрый человек, — снисходительно улыбнулся Алдар, — ты, возможно, и не глуп от природы, да наверняка не богат опытом. Разве ты не догадался, какой у меня чапан?

— Какой ещё нужен опыт, — огрызнулся бай, — чтобы сразу сказать: в твоём чапане было бы двести дыр, когда б не было на нём сотни заплаток.

— Ах, какие безрассудные слова ты говоришь, мой бай! — осуждающе прищурился Алдар. — Для тёмного человека весь мир тёмен. Ты заметил в моём чапане множество прорех, да не сообразил того, что в них, в прорехах этих, кроется волшебная сила. Чапан мой не простой, это заколдованный чапан. Ветер и холод мне нипочём: влетят в одну дырку — и тут же вылетают в другую. И мне в моём бесценном чапане в любую стужу теплее, чем летним днём.

Бай слушал и всё шире разевал рот.

«Вот так чапан! — позавидовал он. — Как бы его выманить у этого простака…»

«Хороша твоя шуба, бай, — тем временем размышлял Алдар-Косе, — да не удержаться ей на твоих плечах, как не держится вода в дырявом ведре».

Помолчал, пошмыгал синим носом бай и вдруг предложил:

— Хочешь меняться? Я дам тебе лисью шубу, ты мне — заколдованный чапан.

— Отдать чапан? — Алдар насмешливо оглядел бая и, сняв шапку, стал ею обмахиваться. — Нет, светик мой, чем тратить время на пустые шутки, лучше бы ты поспешил домой, пока вовсе не окостенел в своей лисьей шубе.

Бай ещё пуще раззадорился:

— Если тебе мало шубы, прибавлю денег. В степи голод. С деньгами не пропадёшь.

— Зачем мне деньги? «Беззаботный толстеет от одной воды».

— Не упрямься, — уговаривал бай. — Отдаю в придачу коня. Смотри, какой конь: из всех моих коней — первый. Снимай чапан — надевай шубу, слезай с клячи — садись на аргамака! Ну, не тянись!..

«Пока мудрый думает, решительный делает». А кто на свете решительней нашего Алдакена? Не прошло и пяти минут, как он уже нёсся по снежной пустыне на байском скакуне, отогреваясь в лисьей шубе.

— Где ты достал такую шубу? Где добыл такого коня? — спрашивали после друзья у Алдара-Косе.

Алдакен только лукаво щурился:

— Пусть расскажет вам об этом бай, который польстился на мой драный чапан. А мне известно одно: «Лучше иметь ума с пуговицу, чем рост с верблюда».

Как Алдар-Косе победил трех великанов

Спокойно было тем летом в степи: ни вражеских набегов, ни междоусобиц, ни барымты. Да внезапно навалилась беда: из неведомых стран, из-за снежных гор пришли три великана. Пришли, поставили под горой свою великанскую юрту и стали промышлять себе еду.

А что её промышлять, когда еда вот она, рядом.

Набросились великаны на стада, стали их пожирать. Заревела скотина, кинулись пастухи её отбивать, да где же им совладать с великанами! А великаны набили утробу, да от сытости затеяли игру: тысячелетние скалы, тысячепудовые камни давай из земли выворачивать да перекидывать с места на место.

От этой игры застонала земля, заплескались воды, побежали звери из нор и берлог, полетели птицы из насиженных гнёзд, потянулись кочевья с тучных пастбищ в выжженную степь.

Собрались в круг аксакалы, старейшины родов и аулов, стали думать, как избавиться от несчастья, как великанов умилостивить. Уставясь в бороды, думают день, думают другой, думают третий…

А пока они думают, Алдар-Косе уже делает дело.

Ходят кони по долине — хорошо!

Ходят овцы по полыни — хорошо!

Скачут козы по утёсам — хорошо!

Спят коровы по откосам — хорошо!

Подбил он сапоги, сменил рубаху, срезал палку, прихватил на дорогу мешочек свежего творогу и отправился прямо к горам, к великаньему стойбищу.

Встречные его уговаривают:

— Вернись, Алдар-Косе, пропадёшь понапрасну… Беги с нами подальше от напасти, спасай жизнь!

Алдар-Косе в ответ похохатывает:

— Заяц погибает от шелеста камыша, герой погибает за честь!

— По-другому ты заговоришь, весельчак, когда увидишь великанов. Сразу, дружок, оробеешь.

А Алдар своё:

— Если долго гнаться за робким, он сделается храбрецом, если крепко разозлить слабого, он сделается силачом.

— Одной храбростью великанов не сразить. А силы против них не найдётся во всём свете.

— Камень дробит голову, а рука дробит камень. Слыхали про это? Ничего не сделают мне великаны, потому что каждый батыр не без придури.

Идёт да идёт Алдар-Косе. Вот уже видны снежные горы. И от гор, сам точно ожившая гора, движется навстречу великан.

Как увидел Алдакен чудище, так и дух у него перехватило. Но он сказал себе:

«Трус помирает тысячу раз, смелый — однажды. Что мне терять? Голому ливень не страшен…»

Остановился великан, упёр кулаки в бока, наклонился и стал разглядывать человека. Алдар тоже остановился и тоже — только снизу вверх — глядит на великана. Глядел, глядел да вдруг как захохочет:

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Великан отроду не слыхивал человеческого смеха.

— Что ты говоришь? — рявкнул он.

— Ничего не говорю. Я смеюсь над тобой.

— Смеёшься? Что же во мне смешного?

— Слишком ты мне хилым показался, великан.

— А ты разве сильней?

— Сильней не сильней, а могу из камня воду выжать.

При этих словах Алдар-Косе наклонился, будто поднимая камень, а у самого в горсти уже припрятан изрядный ком творогу. Сдавил он покрепче творог: сыворотка и брызнула между пальцами.

— Ну-ка, великан, попробуй и ты так!

Нашёл великан камень, стал его сжимать одной рукой, потом обеими, долго маялся, сам весь от пота вымок, а вода из камня так и не потекла. Бросил он камень и говорит:

— Вижу теперь, крепок ты силой. Зачем нам ссориться, батыр? Пойдём со мной. Будешь дорогим гостем.

Подошли к великанской юрте. Ну и юрта! За три дня на арбе не объехать, за день верхом не обскакать.

Вошли. Алдар-Косе учтиво поздоровался, а великан стал взахлёб нахваливать товарищам его силу и удаль.

Усадили великаны Алдара на почётное место, вытащили из казана, что был как перевёрнутый холм, бычью тушу и принялись гостя потчевать.