Священный лес - Гэсо Пьер Доминик - Страница 28

Знахари его деревни, собравшись в священном лесу, положили на каменную плиту посреди полянки девять рисовых хлебцев. Вуане должен был, выйдя на поляну, не раздумывая отыскать предназначенный ему один-единственный хлебец и съесть его: остальные были отравлены.

Знахарь, выдержавший испытание, становится хранителем традиций и всех тайн племени. Вуане часто говорил нам о колдунах, но мы понимаем теперь, что в его устах это пренебрежительный термин, который он применяет ко всем хранителям фетишистского культа — противникам Зэзэ.

У каждого знахаря есть помощники. Любопытный факт: гадатель Вэго, несмотря на звание и почтенный возраст, всего лишь подручный Зэзэ.

— Ля, еще совсем молодой, — говорит нам Вуане, — могу командовать почти всеми стариками в Тувелеу, потому что я сменю Зэзэ после его смерти.

Роль помощника определена довольно точно. Он заменяет зоги во всех действиях, которые запрещены последнему в силу его положения. Так, помощник может взять на себя уничтожение врагов своего шефа.

— При желании, — уверенно отвечает Вуане на наш вопрос, — можно за несколько недель сделать человека сумасшедшим.

Я вспоминаю о наших бессонных ночах, о необъяснимых звуках и голосах, о раздвоении Вуане. Какое воздействие может оказать подобная атмосфера тревоги на человека, с детства погруженного в мистическую среду леса?

Открываю один глаз. Вуане, склонившись надо мной, трясет гамак:

— Ну, патрон, вставай.

День только занялся. Вуане никак не расстанется с этой привычкой будить нас спозаранку.

С ним пришел Вэго. Он уставился на Топи, который выпрямляется с трудом.

— Старик обмоет вас в реке, — говорит Вуане, — Потом вы можете выйти.

Конечно он принял это решение вчера вместе с Зэзэ после осмотра наших рубцов, но нам ничего не сказал. Уже неделю мы живем пленниками в зеленом колодце и рады вновь обрести свободу.

Мы стоим по пояс в сильной струе потока. Еще не жарко. Взгромоздившись на утес перед нами, Вэго выкрикивает заклинания, теряющиеся в грохоте водопада, и, взяв в руки связку листьев, кропит нас водой. Вуане, скрестив руки, бесстрастно наблюдает за нами с берега.

После этого ритуального крещения мы, дрожа, выходим из воды и кое-как обсушиваемся, делая осторожные движения. Вздувшиеся рубцы еще стягивают кожу на ребрах.

Затем, связав гамаки, мы трогаемся назад, в деревню. В хижине царит непривычный порядок. Это в наше отсутствие хозяйничал Вуане. Он, очевидно, очень тяготится бездействием, если решился проделать такую работу. Мы горячо его благодарим.

Едва мы успеваем расположиться, как приходит какой-то дрожащий старик. Он вынимает из кармана бубу совершенно измятый бланк и протягивает его нам. Он когда-то был пехотинцем и знает несколько слов по-французски, но не умеет читать; в наше отсутствие никто не мог ему объяснить, что означает эта вызывающая беспокойство бумага. Короткого объяснения достаточно, чтобы разогнать страх — старика просто вызывают в Масента, чтобы вручить ему в военном бюро пенсионное свидетельство.

Когда он удаляется, мы видим, что пришел Зэзэ. Он сидит с хмурым видом под навесом хижины. Плохие новости: татуировка в Согуру, которая должна была состояться через несколько дней, отложена. Вытянуть из наших информаторов точные сведения на сей счет невозможно — у них весьма смутные представления о календаре. Подражая соседям — исламизированным малинке, у которых неделя начинается в субботу, — они установили начало своей недели в пятницу. По словам Вуане, некоторые глубокие старики еще помнят, что год тома состоял из десяти месяцев разной продолжительности. Фактически течение времени отмечается в сознании тома только круговоротом времен года и полевых работ.

В результате последовательных уточнений мы наконец выясняем, что обречены еще на месяц ожидания.

Со времени нашего прибытия в страну тома срок праздника беспрестанно переносится. Может быть, знахари — противники Зэзэ хотят взять нас измором?

Сероватые тучи покрывают небо, еще такое голубое утром. На деревню обрушивается потоп.

За все шесть дней нашего пребывания в чаще не упало ни капли воды. На этот раз Вуане оказался прав: Окобюзоги охранял нас, пока у нас не было крыши над головой.

Через несколько часов появляется старый Вуане Бэавоги. Он вернулся из района Согуру и подтверждает информацию Зэзэ. Татуировка назначена на ближайшее новолуние, то есть приблизительно через месяц. Наши пессимистические предположения оказались правильными: знахари из Согуру решили ждать до последнего предела в надежде, что мы уедем раньше.

— Я не стал слушать их россказни, — добавляет старый Вуане, — я все это знаю. Они не могут намного изменить срок татуировки — ее нужно делать до больших дождей, или же духи предков рассердятся, и все умрут.

Отсрочка праздника еще раз опрокидывает патл планы. Сезон дождей уже в самом разгаре, от сырости отснятая пленка может испортиться. Нужно как можно быстрее отвезти ее в Париж. Вирэль сам вызывается выполнить это поручение, хотя по его лицу видно, что ему не хочется уезжать. Завтра мы проводим его до Бофосу.

Вечером блюстители культа приходят разделить с нами трапезу. Кантональный вождь Коли Зуманиги, с которым мы встречались в Масента у Форомо, подтверждает через Вуане приглашение на большой праздник женщин в его деревне. Может быть, нам удастся заснять там тайные обряды. Это делает жертву Вирэля еще более тяжелой. Видя его расстроенное лицо, каждый из наших друзей-знахарей решает сделать ему подарок. Пусть даже во Франции знают, что тома считают его своим братом! Вэго дарит Вирэлю бубу из широких полос, Вуане — копию маски Ангбаи, а Зэзэ — трезубец колдуна.

9

Отчаянно скрежеща коробкой скоростей, грузовик, увозящий Вирэля в Масента, вскоре исчезает в облаке пыли.

Мы снова в малепькой хижине напротив харчевни Барэ. Нас охватывает гнетущее чувство, будто мы у исходной точки путешествия и все надо начинать заново.

Мы с беспокойством думаем о нашим семьях в Парная. Что они подумают, когда увидят, что Вирэль вернулся один? Им будет, конечно, нелегко согласиться с этой новой отсрочкой на неопределенное время.

Враждебная коалиция не сложила оружия. Зэзэ и Вуане все время намекают на это в разговорах, но они верят в свою власть и, после того как татуировали нас, не сомневаются в конечном успехе.

— Заговор будет сокрушен, — твердит Вуане. — Вы уже не билакоро, вы — тома.

Решив это раз и навсегда, он начинает готовить нашу поездку в кантон Баэзиа. Коли может оказаться могучим союзником, и Вуане не хочет откладывать визита по его приглашению ни на минуту. Он уже нашел африканца-шофера, согласившегося доставить нас по дороге на Кисидугу к перекрестку, от которого идет тропа на Буэилазу — резиденцию кантонального вождя. Таким образом, носильщики не понадобятся — пешком придется пройти лишь несколько километров, а Коли пришлет своих людей за нашими вещами.

Мы приходим в Буэилазу раннпм утром. Небо безоблачно. Площадь заполнена шумной, пестрой толпой, и в деревне царит такое же оживление, как в Бофосу в базарный день.

Зэзэ и Вуане проводят нас среди толчеи к большой хижине Коли Зуманиги, крыша которой из гофрированного железа сверкает на солнце.

Вождь кантона Баэзиа — важное лицо. Его семья, число членов которой невозможно сосчитать — одних жен у него более двухсот, — занимает почти всю деревню.

Могила предков Коли отделана цементом. У него есть фонограф, новый велосипед и полуразобранный автомобиль, хранящийся под широким навесом хижины.

Коли любезпо встречает нас на пороге. На нем мягкая фетровая шляпа, цветастая калифорнийская рубашка и шорты.

— Ишэ… Ишэйо… Имама… Мамайо.

Затем он приглашает нас войти.