Мой друг Гитлер (пер. Г. Чхартишвили) - Мисима Юкио - Страница 3

Крупп. Партийные бонзы, значит, будут на «мерседесах» по виллам раскатывать, а бедный Крупп – гнуться у токарного станка?

Штрассер. Именно, господин Крупп. Это-то больше всего и нужно Германии. Жаль только, Гитлер со мной не соглашается. Германия ждет от нас бескорыстного служения и решительных действий, а не болтовни. И такие люди, как вы, должны подать пример: вернуть стране военные барыши, распахнуть для народа свои закрома, забыть об охотничьих угодьях и прочих английских штучках, а вместо шампанского пить молоко с добрых немецких пастбищ.

Крупп. Молоко?! Да я от него заболею.

Штрассер. Помнится, и Рем говорил нечто подобное. Уж не мальчик, казалось бы, а все в солдатики играет… «Хочу вырастить таких парней, которые утоляют жажду только вином». Какое будущее ждет Германию с такими парнями? Рем у нас эталон мужественности – пьет как лошадь.

Крупп. А вы – любитель молока, да? Социалист, ратующий за крепкое, здоровое завтра? За молочно-белое будущее? Нет уж, слуга покорный, по мне лучше умереть.

Гитлер. …взявшись за руки, вперед, в светлое будущее! Я поведу вас за собой! Я – ваш вождь, ваш впередсмотрящий. Я смету все преграды на вашем пути, обезврежу все минные поля, мерная поступь вперед нашего могучего марша не будет нарушена ничем – я гарантирую это! Слава Германии! Слава Германии!

Штрассер уже на балконе, слева от Гитлера. Толпа скандирует: «Хайль Гитлер!» Крупп неохотно поднимается на ноги. Гитлер поворачивается лицом к залу. Он возбужден, вытирает пот с лица платком.

Крупп (идет ему навстречу, протягивая руку). Браво, браво. Это была отличная речь, Адольф.

Гитлер. Как реакция слушателей?

Крупп. Большего экстаза просто не бывает.

Гитлер. Вы оттого так говорите, что не видели толпы. (Рему.) Твое мнение, Эрнст?

Рем. По-моему, отличная реакция.

Гитлер. А ты видел там, в восточной части площади, под фонарем, женщину в желтой юбке? В самом важном месте моей речи она резко повернулась спиной и пошла прочь. Она нарочно надела яркую юбку, чтоб я ее заметил, нарочно встала на виду и ушла – демонстративно ушла! Еврейка. Я просто уверен…

Чем дольше живу здесь, тем меньше нравится мне эта резиденция – мрачное, угрюмое здание. А я так рвался сюда, хотел, чтобы здесь был мой дом – самому не верится… Впрочем, к делу. Спасибо, господин Крупп, что пришли. Как видите, я вызвал двух своих старых товарищей. Переговорю с ними, а потом мы, не спеша, с вами побеседуем. А пока отдохните немного, посидите в приемной, хорошо?

Крупп. Как прикажете, господин канцлер. Но не забывайте, пожалуйста, что человек я старый и что время мое ограниченно.

Гитлер. Эрнст, ты – первый.

Рем. Как я рад, Адольф. Это была мощная, красивая речь. Ты – настоящий художник.

Гитлер. Ты хочешь сказать: художник, но не солдат?

Рем. И это тоже. Господь Бог назначил каждому свою роль: Адольф – художник, Эрнст – солдат.

Гитлер. Как дух твоих парней?

Рем. Их дух зависит от тебя, Адольф.

Гитлер. Об этом после. Из-за всех этих заседаний давно не было времени толком поговорить с тобой. Но, я вижу, ты все так же бодр, молод, энергичен. Тебя что, как Вотана, поят священным медом? Хорошо, что ты пришел. Знаешь, так захотелось послать к черту все эти государственные дела и просто поговорить со старым, добрым другом о минувших днях.

Рем. О двадцатых, да? Десять лет прошло… Легендарная эпоха, эпоха борьбы.

Гитлер. Когда я в первый раз встретился с тобой – в Мюнхене, помнишь? – я почувствовал сразу: это – товарищ. Господин капитан Эрнст Рем из штаба Мюнхенского военного округа… Помню, я вытянулся по стойке «смирно» и отсалютовал. (Отдает честь.)

Рем (весело улыбаясь). «Ефрейтор Гитлер, я объясню вам, как важна поддержка военных для создания партии, как необходима армейская дисциплина для партийной организации, как полезно знание стратегии для партийной политики. Отныне моя жизнь и моя судьба принадлежат вам»… Этак поклялся я тогда самому себе. И клятву исполнил. Я привлек на твою сторону военных, на деньги из секретного армейского фонда купил для тебя газету. Я собирал добровольцев и резервистов, учил тебя азбуке военных наук, я шел с тобой плечом к плечу через все бури той эпохи обмана и предательства.

Гитлер. Ты, Эрнст, всегда был храбрецом.

Рем. Иногда, правда, нас заносило.

Гитлер. И сейчас заносит.

Рем (делая вид, что не расслышал). А как здорово мои штурмовики всыпали красным на митинге в «Хофбройхаузе» в ноябре двадцать первого! Расписали мы их бледные хари под цвет их знамени.

Гитлер. А помнишь историю с сапогом? Крысу Адорста помнишь?

Рем. С сапогом? Еще бы! Еле ноги унесли после очередной передряги. Смотрю на себя – вроде цел. Сам-то цел, а сапог смертельно ранен на поле брани!

Гитлер. Ну да – носок прострелен, и подметка разевает пасть.

Рем. Я хотел к сапожнику бежать, а ты говоришь: «Нет, постой».

Гитлер. Я сразу понял: героический сапог командира штурмовиков – это же памятник славной борьбы, он еще пригодится поднимать дух бойцов. Ты себе купил новые сапоги, а я твой старый, простреленный, отполировал как следует и поставил в наш штаб, на полку.

Рем. А потом какая-то сволочь сунула в сапог кусок сыра.

Гитлер. Жалко не нашли кто. Какой-нибудь еврей.

Рем. Ага, сунул в сапог сыр! Как-то раз, ночью, захожу я в штаб, вдруг слышу – кругом тишина, а откуда-то: хруп-хруп, хруп-хруп. Смотрю – из дыры в сапоге крысиная морда высовывается.

Гитлер. Ты рассвирепел, хотел ее немедленно прикончить.

Рем. А ты опять: «Нет, постой».

Гитлер. Кто подложил сыр – вопрос особый. Но мужественная крыса, с риском для жизни пробравшаяся в твой исторический сапог, показалась мне хорошим предзнаменованием, предвестницей удачи.

Рем. И с тех пор ты велел каждый вечер подкладывать в сапог по кусочку сыра.

Гитлер. Крыса мало-помалу привыкла. Помнишь, сидим мы с тобой вдвоем, беседуем ночь напролет, а она вылезает, бесстрашно подбирается поближе и сидит, смотрит. Я решил, что пора дать ей имя.

Рем. Я как-то прихожу, а у нее на шее зеленая ленточка. На ленточке написано: «Эрнст». Разозлился – страшное дело. (Оба хохочут.) Но виду не подал. А на следующий день приходишь ты в штаб…

Гитлер. Пришла моя очередь беситься. У крысы на шее красная ленточка и написано: «Адольф». (Хохочут.) Скандал, драка! Десять лет… да, каких-то десять лет назад мы были еще достаточно молоды, чтобы устраивать казарменные розыгрыши и драться… Ну, мне с тобой было, конечно, не справиться. И я предложил компромисс. С тех пор крыса носила белую ленточку, на которой красовалась надпись: «Адорст». Из Адольфа и Эрнста получилась крыса по имени Адорст.

Рем. Да-а, крыса Адорст… До такого и братья Гримм не додумались.

Гитлер. Занятная была крысенция.

Рем. А куда она потом-то делась?

Гитлер. Исчезла куда-то.

Рем. Наверно, сдохла.

Гитлер. Скорее всего. (Поет.)

Рем (подхватывает).