История крепостного мальчика (сборник) - Алексеев Сергей Петрович - Страница 5

Забегали приказные люди:

— Где бумага?

— Где бумага?

— Где бумага?!

Была. Все видели. И вот — нет.

Приказной человек Кирилл, к которому вначале попала бумага, кивает на Степана: мол, отдал Степану.

— Была. Как же — была, — не возражает Степан.

— Так где бумага?

— Отдал.

— Кому?

— Мефодию.

— Была, — подтверждает Мефодий.

— Так где бумага?

— Отдал.

— Кому?

— Кирьяну.

— Была, — не возражает Кирьян.

— Так где бумага?

— Отдал.

— Кому?

— Меркулу.

— Была, — подтверждает Меркул.

— Так где бумага?

— Отдал.

— Кому?

— Сысою.

С тем же вопросом о бумаге теперь к Сысою.

— Как же, была, была, — отвечает Сысой.

— Так где же бумага?

— Так я же отдал ее Кириллу.

Вот чудеса, получилось: все вернулось опять к первому, к Кириллу.

Начинается новый круг.

— Так где бумага?! — повторный вопрос к Кириллу.

— Отдал ее Степану.

Степан:

— Отдал ее Мефодию.

Мефодий:

— Отдал ее Кирьяну.

Кирьян:

— Отдал ее Меркулу.

Меркул:

— Отдал ее Сысою.

Сысой:

— У Кирилла она, у Кирилла.

Так и идет по кругу — от одного к другому. Словно белка бегает в колесе.

Потерялась, короче, важная бумага. С фонарем, с огнем не найти конца.

Ждет доклада царь Иван Грозный. Никак не найдут бумагу.

Недолюбливал Грозный приказных людей. Не всех, конечно, а лишь нерадивых и волокитчиков разных. Немало таких развелось в те годы среди чиновного люда. «Ленивая братия» — называл их царь. Оказались такие и здесь, в Посольском приказе. И хотя нашлась все же потом бумага, оказалось, где-то в пути в каком-то служебном столу застряла, приказал все же царь Иван Васильевич Грозный вызвать к себе нерадивых. Вот стоит перед ним приказная братия: Кирилл,

Степан,

Мефодий,

Кирьян,

Меркул,

Сысой

и вместе с ними еще Редедя. Это главный начальник «братии».

Знают виновные: будет им от царя «кручина», то есть суровое наказание.

Не жаловал волокитчиков грозный царь. Ковал в кандалы, сажал в тюрьмы, отправлял в ссылку. Вот и эти будут сейчас в ответе.

Глянул царь на посольских лихих молодцов. Выждал минуту:

— Всыпать плетей. На площади. Всенародно. Всыпали им всенародно плетей. Больше всех начальнику их — Редеде.

Расширились при Иване IV дела торговые. Поощряет коммерческих людей государь. Прок всем от них. Выгода. Стали при Иване Грозном набирать силы торговые связи с другими странами. Крепчает предприимчивый люд и внутри страны.

Новые в те годы густо пошли купцы из простых, из нижних людей — из крестьян и посадских жителей. Называли этих новых купцов «торговые мужики», или «торговые люди». Были они людьми деловыми, предприимчивыми. Немалая польза оказалась от них государству.

От года к году увеличивалась торговля рожью, солью, древесиной, мехами, рыбой.

Часто «торговые люди» сами же производили или добывали продукт и сами же его продавали. Пошли целые торговые фамилии — Прощалыгины, Савины, Кобелевы. Однако встречались среди них и нахрапистые.

«Торговый мужик» Дормидонт Кольцо стал богатеть от торговли солью. Начал с малого, с малого. Завел он на каком-то озере, недалеко от Галича, крохотную соляную варницу. С утра до позднего вечера с сыновьями на варнице возится. По три пота с них и с себя сгоняет.

Идут годы. Крепчает, крепчает, крепчает дело. Поднимается в гору Дормидонт Кольцо. Выбивается в люди. Нет уже в помине старой, крохотной варницы. Целыми соляными угодьями владеет теперь Кольцо. Не гнут уже ни он, ни его сыновья в три погибели на тяжелой работе спины. Наемные люди трудятся на Дормидонтовых варницах.

Идут годы. Все больше набивает «торговый мужик» мошну. Скупил по всей округе другие варницы. По всему большому краю он главный теперь по соли. Он и цены диктует теперь на соль. Поступает хитро. Прижмет, припрячет запасы соли. Исчезла вдруг соль в продаже.

— Соли!

— Соли!

— Соли! — кричит округа.

Начинает Дормидонт Кольцо понемножку выбрасывать соль в продажу. Только берет теперь за нее втридорога. Что поделаешь — клянут его люди, но тащат деньги.

Богатеет, богатеет «торговый мужик» Дормидонт Кольцо. Богатеют Прощалыгины, Савины, Кобе левы. Богатеют другие.

Все шире идет торговля рожью, солью, овсом, смолой, древесиной, мехами, рыбой. Как сок березовый по весне, прет купец с небывалой силой. Торговое время. Дорогу — торговый мужик идет. Осторожней — любого в пути собьет.

Во времена царя Ивана Грозного появилось много разных налогов и податей. В том числе и налог, который назывался полоняничные деньги.

Огромны границы у Русского государства. Проходят на востоке, на юге, на западе. Окружают Россию другие страны, другие народы. Не со всеми у России покой и мир.

По-разному оказывались русские люди на чужбине, за пределами Русского государства. В неудачном бою попадали воины в плен. В лихих набегах выкрадывали русских людей степные народы. Враги ходили на Русь походами и угоняли вместе с собой мирных людей, как свою добычу.

Плененных и угнанных людей затем продавали в рабство в Турцию, в Персию, в другие страны.

Елизарка Большое Ухо был нерусским. Мордвин он. Из-под Саранска. Однако в плену оказался как русский воин. В одном из боев, будучи ратником в русском войске, в плен угодил Елизарка.

Рослым он был, плечистым. Продали его гребцом на галеры. Приковали Елизарку цепями к лавке. Водит и водит он целые дни веслом.

Нет тяжелее труда, чем труд гребца на галерах. Солнце кострищем палит на небе. Пот ручьями бежит по телу. Машет и машет веслом Елизарка.

Ветер волком бежит по морю. Волны к небу горбами тянутся. Машет и машет веслом галерник.

Девять лет промучился Елизарка. Был в Италии и в Испании, был на Корсике и в Мавритании. Был на Сицилии и Сардинии, был в Португалии и Иларии. Только не видел он Италии и Испании. Не ходил по Корсике и Мавритании. Не дышал воздухом Сицилии и Сардинии, Португалии и Иларии. Сидел он в тюрьме галеры-крепости. Цепью к лавке навек прикован.

Вспоминает Елизарка Большое Ухо родные места: дом над рекой, речку Алатырь. Далекой все кажется сказкой.

Ходили как-то они на галере к знойной Африке. Попал к ним новый тогда галерник, цветом — черный, черный.

Поражался Елизарка Большое Ухо, что есть на белом свете вдруг люди черные.

— Подобен саже, темнее ночи.

Отвечают Елизарке:

— Бывают еще чернее.

Оказались рядом они на веслах. Подружились. Гребли, каждый на своем языке о чем-то своем шептались.

На десятый год плена попал Елизарка неожиданно на торговый корабль. С этим кораблем прибыл он в Черное море. А оттуда в устье реки Днепра. Тут и свалилось небесным даром на Елизарку счастье.

Объявили вдруг Елизарке, что выкупает из плена, из полона его Россия.

Опешил Елизарка:

— Как выкупает? На что?!

— На полоняничные деньги, — ответили Елизарке.

Много в России налогов разных. Ропщут люди. Однако не скупились они на полоняничные деньги. Исправно всегда вносили. Неспокойно пока на границах России. Понимали — беды, плен, полон может случиться с каждым.

И вот шагает домой Елизарка. Не один он. Набралось много таких, кто был выкуплен из разных заморских мест.

Разные люди идут из плена. Вот рослый, вот низкий. В летах, молодой. Одинокий, с детьми, с женою. Всех их возвращает на родину Родина.

Вот русский идет, вот чуваш, вот татарин. Снова русский, опять чуваш. Смотрит Елизарка: а вот свой из своих, такой же, как он, саранский мордвин шагает.

Переглянулись они с земляком саранским. Хорошо у них на душе.

Был Фома Вскинь Рука простым промысловым человеком. Жил он на севере, на реке Пинеге. Рыбу ловил, имел бобровые гоны, уточные ловища, лавку в местном городе на посаде.