Судьбы и сердца - Асадов Эдуард Аркадьевич - Страница 43

Гогочущим болванам:

— Снимите шапки перед ним,

Перед зобастым и смешным,

Нескладным пеликаном!

ЛЕБЕДИ

Гордые шеи изогнуты круто.

В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.

Смотрят с открыток, глядят с абажуров,

Став украшеньем дурного уюта.

Если хозяйку-кокетку порой

«Лебедью» гость за столом назовет,

Птицы незримо качнут головой:

Что, мол, он знает и что он поймет?!

* * *

Солнце садилось меж бронзовых скал.

Лебедь на жесткой траве умирал.

Дробь браконьера иль когти орла?

Смерть — это смерть, оплошал — и нашла!

Дрогнул, прилег и застыл, недвижим.

Алая бусинка с клюва сползла…

Долго стояла подруга над ним

И наконец поняла!

Разума птицам немного дано,

Горе ж и птицу сражает, как гром.

Все, кому в мире любить суждено,

Разве тоскуют умом?

Сердца однолюбов связаны туго:

Вместе навек судьба и полет.

И даже смерть, убивая друга,

Их дружбы не разорвет.

В лучах багровеет скальный гранит.

Лебедь на жесткой траве лежит.

А по спирали в зенит упруго

Кругами уходит его подруга.

Чуть слышно донесся гортанный крик,

Белый комок над бездной повис,

Затем он дрогнул, а через миг

Метнулся отвесно на скалы вниз.

* * *

Тонкие шеи изогнуты круто.

В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.

Смотрят с открыток, глядят с абажуров,

Став украшеньем дурного уюта.

Но сквозь фокстроты, сквозь шторы из ситца

Слышу я крыльев стремительный свист,

Вижу красивую, гордую птицу,

Камнем на землю летящую вниз.

«ЭФЕМЕРА ВУЛЬГАРИС»

Серебристый огонь под сачком дрожит,

Только друг мой добыче той рад не очень:

Эфемера Вульгарис… Обычный вид.

Однодневная бабочка… Мелочь, в общем…

Что ж, пускай для коллекции в строгой раме

Не такая уж это находка. Пусть!

Только я к Эфемере вот этой самой

Как-то очень по-теплому отношусь.

Мы порой с осужденьем привыкли звать

Несерьезных людей и иные отсевки

Нарицательно: «бабочки-однодневки!»

Я б иную тут все-таки клал печать.

Мотылек с ноготок? Отрицать не будем.

И, однако, неплохо бы взять пример

С этих самых вот маленьких Эфемер

Многим крупным, но мелким душою людям…

Сколько времени тянется день на земле?

Скажем, десять часов, ну двенадцать всего-то.

Но какая борьба и какая работа

Ради этого света кипит во мгле!

Где-то в речке, на дне, среди вечной ночи,

Где о крыльях пока и мечтать забудь!

Эфемера, личинка-чернорабочий,

Начинает свой трудный и долгий путь.

Грязь и холод… Ни радости, ни покоя,

Рак ли, рыба — проглотят, того и жди!

А питанье — почти что и никакое!

Только надобно выжить любой ценою,

Ради цели, которая впереди!

Как бы зло ни сложилась твоя судьба

И какие б ни ждали тебя напасти,

Не напрасны лишения и борьба,

Если все испытания — ради счастья!

И оно впереди, этот луч свободы!

А покуда лишь холод да гниль корней.

И такого упрямства почти три года,

Ровно тысяча черных и злых ночей!

Ровно тысяча! Каждая как ступень.

Ровно тысяча. Выдержать все сполна.

Словно в сказке, где «тысяча и одна…»

Только здесь они все за один лишь день!

И когда вдруг придет он на дно реки,

Мир вдруг вспыхнет, качнется и зазвенит.

К черту! Панцири порваны на куски!

И с поверхности речки, как дым легки,

Серебристые бабочки мчат в зенит!

Вот оно-это счастье! А ну, лови!

Золотое, крылатое, необъятное.

Счастье синего неба, цветов, любви

И горячего солнца в глазах, в крови

Семицветно-хмельное, невероятное!

— Но позвольте! — мне могут сейчас сказать. —

Кто ж серьезно такую теорию строит?

Это что же: бороться, терзаться, ждать

И за краткое счастье вдруг все отдать?

Разве стоит так жить?! — А по-моему, стоит!

Если к цели упрямо стремился ты,

И сумел, и достиг, одолев ненастья,

Встать в лучах на вершине своей мечты,

Задыхаясь от солнца и высоты,

От любви и почти сумасшедшего счастья.

Пусть потом унесут тебя ветры вдаль

В синем, искристом облаке звездной пыли,

За такое и жизни порой не жаль!

Что б там разные трусы ни говорили!

МЕДВЕЖОНОК

Беспощадный выстрел был и меткий.

Мать осела, зарычав негромко,

Боль, веревки, скрип телеги, клетка…

Все как страшный сон для медвежонка…

Город суетливый, непонятный,

Зоопарк — зеленая тюрьма,

Публика снует туда-обратно,

За оградой высятся дома…

Солнца блеск, смеющиеся губы,

Возгласы, катанье на лошадке,

Сбросить бы свою медвежью шубу

И бежать в тайгу во все лопатки!

Вспомнил мать и сладкий мед пчелы,

И заныло сердце медвежонка,

Носом, словно мокрая клеенка,

Он, сопя, обнюхивал углы.

Если в клетку из тайги попасть,

Как тесна и как противна клетка!

Медвежонок грыз стальную сетку

И до крови расцарапал пасть.

Боль, обида — все смешалось в сердце.

Он, рыча, корябал доски пола,

Бил с размаху лапой в стены, дверцу

Под нестройный гул толпы веселой.

Кто-то произнес: — Глядите в оба!

Надо стать подальше, полукругом.

Невелик еще, а сколько злобы!

Ишь, какая лютая зверюга!

Силищи да ярости в нем сколько,

Попадись-ка в лапы — разорвет! —

А «зверюге» надо было только

С плачем ткнуться матери в живот.

КОМАРЫ

(Шутка)

Человек — это царь природы.

С самых древних еще веков

Покорил он леса, и воды,

И мышей, и могучих львов.

Но, «ракетным» став и «машинным»,

Царь, с великим своим умом,

Оказался, увы, бессильным

Перед крохотным комаром.

Комары ж с бесшабашным риском,

Не задумавшись ни на миг,

С разудалым разбойным писком

Истязают своих владык!

Впрочем, есть и у этой «братии»

Две особенно злых поры:

На рассвете и на закате

Сквозь любые плащи и платья

Людоедствуют комары.

Люди вешают сеток стенки,

Люди жмутся спиной к кострам,

Люди бьют себя по коленкам

И по всем остальным местам.

Нет спасенья от тех налетов

И в ночные, увы, часы:

Воют хищные «самолеты»

И пикируют с разворота

На расчесанные носы.

Людям просто порой хоть вешаться,

И, впустую ведя борьбу,

Люди воют, скребутся, чешутся,

Проклиная свою судьбу.

А полки наглецов крылатых

Налетают за будь здоров

И на темени кандидатов,

И на лысины докторов.

Жрут без всяческих аргументов,

Без почтенья, увы, хоть плачь.

Даже члены-корреспонденты

Удирают порою с дач!

И какие уж там красоты,

Если где-нибудь, горбя стан,

Человек, этот «царь природы»,

Вдруг скребется, как павиан!

Впрочем, надо признаться, к счастью,

Что разбойничий тот «народ»,

Нас не полным составом жрет,

А лишь хищной своею частью.

Сам комар — травоядно-тихий.

От рождения он не зол.

А кусают нас зло и лихо

Только «женщины» — комарихи,

Ну, как водится, — «слабый пол»!

Ах, ученые энтомологи!

Вам самим же пощады нет.

Вылезайте же из-под пологов,

Из-под сеток на божий свет.

Если хочет сама природа,

Чтоб комар на планете жил,

Дайте ж средство такого рода,

Чтобы «зверь» этот год за годом

Вроде с пользой бы послужил,

Измените вы в нем наследственность,

Озарите лучами мглу

И пустите «кусачью» деятельность

По направленному руслу.

Чтоб не смели они касаться

Всех добрейших людских голов,

А кусали бы лишь мерзавцев,