Журавли и цапли . Повести и рассказы - Голышкин Василий Семенович - Страница 4

«Лось-гастроном». Как он, зайдя в одном селе в булочную, умял два десятка пирожных с кремом, а потом принялся играть с продавщицей в прятки. Он водил, продавщица пряталась, а какие-то другие люди кричали в окно. Наверное, подсказывали, где лучше спрятаться. Это было не по правилам. Лось обиделся и ушел.

И вот последнее приключение: незнакомая девочка кормит его из своих рук черным хлебом с солью — лакомство, которым она по совету бабушки всегда запасается, отправляясь в лес по грибы. Девочка эта — Лялька Сергеева, председатель совета отряда имени Германа Титова, начальник штаба зоны пионерского действия «Восток-2».

Пока она кормит лося, три пары глаз — одна с тревогой, другая с любопытством, третья с азартом — наблюдают за ее действиями. Первая пара глаз — мамина: глупая, ну чего она ломает руки, разве Ляльку может что-нибудь устрашить? О существовании второй и третьей пар глаз Лялька даже не подозревает.

Лось поел и ушел, помотав головой, как будто раскланиваясь. Как будто… А почему бы ему и в самом деле не раскланяться с Лялькой? Дикий зверь, животное? Дельфин считался тоже животным. А теперь не считается. Наоборот, некоторые ученые относят его к разумным существам, изучают дельфиний язык. Может, животные все разумные, и этот лось тоже? Вот удача! Тогда его будет легко приручить, и зона пионерского действия «Восток-2» утрет нос зоне пионерского действия «Восток-1»: разведет лосей и заселит ими Зарецкие леса. Над тем, где зона возьмет лосей для развода, Лялька не стала ломать голову. Она как рыбак, которому повезло с первой поклевки, верила в свою удачу. Нашелся один, значит, другой, третий, пятый, десятый найдутся непременно. Надо только этого, первого, сохранить в тайне, чтобы не перехватила чужая зона. Она-то сохранит, а вот мама… С мамы она возьмет честное слово молчать о том, что видела. Ох нет, не сдержит мама слова. Как только начнет говорить по телефону, так и проговорится. А еще пионеркой была. Быть была, а слово держать не научилась. Папа, тот может. Лялька, когда маленькой была, взяла с папы слово никому не говорить, где она подсолнух посеяла. Вырастет с решето, сама скажет. А мама, когда огород полола, Лялькин подсолнух за вихор и с грядки вон: не мешай ежу-огурцу пузырем надуваться. Лялька в слезы и к папе:

— А ты где был?

— Маме помогал.

— Почему про подсолнух не сказал?

— Ты не велела.

А ведь верно, не велела. Папа слово сдержал. И хотя подсолнух пропал, Лялька взамен получила большее — друга папу, которому можно было доверить любую тайну. Нет, мама не такая. Она хоть какую Лялькину тайну сейчас же выдаст, потому что не придает Лялькиным тайнам никакого серьезного значения. Ребенок! Какие у нее могут быть тайны! Папа — тот придает, для папы все Лялькины тайны — серьезные. Но как же быть с мамой? Ага, кажется, придумала.

— Мама, — говорит Лялька, когда они возвращаются домой, — давай приготовим сюрприз.

Мама сразу вскинулась: сюрпризы — это по ее части.

— Кому? Какой?

— Всем. Приручим лося и домой заманим.

Мама запротестовала: лося? этого зверя?

— Ну какой же он зверь, мамочка, — Лялька покраснела от возмущения. — Совсем ручной. Ты же видела.

Мама пристально посмотрела на Ляльку. Видеть-то видела, а может, он и не такой вовсе человеколюбивый. Просто попался им в добрую минуту. Минута прошла, и он опять стал диким лесным зверем. Мама слышала, лосей даже волки боятся. А люди волков — подавно.

Губы у Ляльки задрожали от обиды и злости. Мама, добрая душа, сразу на попятную: ладно, если Ляльке хочется, пусть будет лось. Она задумалась. Лесной зверь у нее во дворе. И совсем домашний. Лялька с руки хлебом кормит. От посетителей отбою нет. «Мария Семеновна, скажите, как зовут этого… вашего сохатого?» — «Геркулес»…

— Геркулес, — сказала мама вслух.

— Что? — спросила Лялька.

— Геркулес. Мы назовем твоего лося Геркулесом.

Лялька поняла: мама у нее в руках, но на Геркулеса не согласилась.

— Что ты, мамочка, Геркулес — старо. Назовем по-современному… — Лялька задумалась. — Вот… Леший!

Мама больше всего боялась отстать от современности и сразу согласилась:

— Леший… Очень мило.

Увы, сюрприз не состоялся. Помешала этому вторая пара глаз, которая слишком много видела. А так как по соседству с глазами находилась еще пара ушей, то и она не осталась без работы: слышала то, что ей вовсе не предназначалось.

Короче, когда Лялька на следующий день пришла в школу, все высыпали ее встречать. Аплодисменты… Цветы… «Ура»… У Ляльки голова пошла кругом. Что за «космическая» встреча? Мысль как белка забегала по красным дням ее календаря: день рождения Ляльки как человека… День рождения как пионерки… Других знаменательных дней в ее биографии не было. А те, которые были, не приходились на сегодняшний. В таком случае, по какому поводу торжество?

— По поводу лося! — Тот, кто сказал это, хотел доставить Ляльке удовольствие, но сам испугался, увидев, как тучей нахмурилось ее лицо.

Обида комочком подкатила к горлышку. Проглотив его, Лялька спросила:

— Кто сказал?

— Он вот. — Ребята, недоумевая (в чем, собственно, дело?), вытолкнули вперед Женьку Орлова. — Он все видел и слышал.

Женька Орлов нагло ухмылялся: да, он. Взял и сказал. Он ведь не обещал ей, как мама, хранить лося в тайне. И вообще, плевал он на все тайны. «Лосей развести… Лес заселить»… Как они все клюнули. Ляльке — цветы. Ляльке — аплодисменты. А ему — зависть. Как он злится на себя за эту зависть. И как рад, что хоть чем-то может досадить виновнице торжества: не удалось курочке снести яичка ни простого, ни золотого. Ну-ка, ну-ка, что ты сейчас сделаешь, узнав, что твоей тайны больше не существует. Заплачешь? Плачь. Он бы, честно говоря, заплакал, даже не будучи девчонкой, а ей, как говорится, сам бог велел… Эх, Женька, Женька, ну когда же ты отучишься мерить сверстников и сверстниц на свой аршин? Чтобы Лялька Сергеева заплакала… Жди, заплачет! Железная девчонка. И не ты над ней, а она над тобой скорей посмеется. Вот уже, слышишь, хохочет:

— Ой, умру, какой лось? Объездчикова лошадь. Объездчик на поляне пас, а мы с мамой шли… Честное пионерское.

— Лошадь… Ха-ха-ха… — Шум, гам, аплодисменты.

Женька Орлов стоял — в лице ни кровинки. Ну погоди, сейчас он тебе… Сейчас он… О, если бы Лялька знала, что он сейчас с ней сделает! Ее честь, весь ее вожатский авторитет был у него в руках, точнее, в его кармане. Стоило Женьке Орлову слазать в этот карман, достать улику, неопровержимо свидетельствующую о Лялькиной лжи, и нет Ляльки — председателя совета отряда имени космонавта Германа Титова, Ляльки — начальника штаба зоны пионерского действия «Восток-2», а есть обыкновенная лживая девчонка, недостойная не то что уважения, а даже доброго взгляда. Барьер жалости? По грачам из рогатки тоже в первый раз было нелегко…

Женька Орлов сунул руку в карман и, как обжегся, тут же выдернул ее обратно. Вдруг понял, что если поступит так, как задумал, то навсегда, на всю жизнь потеряет к себе уважение как к человеку. Повернулся и молча, сопровождаемый смешками, пошел прочь.

Лялька задумчиво смотрела вслед. Странно, чего хочет этот мальчик? Зачем он выдал ее тайну?

Прозвенел звонок и, прервав Лялькины мысли, позвал ее на урок. Она села за парту и под диктовку учителя написала: «Каким я хочу видеть своего современника». Именно это хотел выведать у нее учитель Степан Иванович, продиктовав тему будущего сочинения. Каким же она хочет видеть своего современника? Лялька взяла шариковую ручку и начала: «Идеалом моего современника являются слова «мир» и «дружба». Слово «убить» для него является глаголом прошедшего времени». Остановилась. Передохнула, как на подъеме. Перечитала написанное и ужаснулась: «являются слова», «является глаголом»… Ужас что! Поискала другие слова и не нашла. Интересно, где они прячутся? Когда их не ищешь — в разговоре, например, — они сами находятся. А захочешь записать — ни за что сразу не дадутся. Ладно, сразу не дадутся, потом вспомнятся. Не в словах дело, а в мыслях.