Загнанный зверь - Миллар Маргарет - Страница 5

— Понимаю.

— Про сон я рассказала вам, так как хотела объяснить, что у меня была причина пересчитать деньги. Обычно я этого не делаю. Я не скряга над грудой золота.

Она сказала это как бы в свою защиту, как если бы раньше кто-то обвинил ее в жадности.

— Зачем же вы храните такие большие суммы у себя в номере? — поинтересовался Блэкшир.

— Они нужны мне.

— Для чего?

— Ну, например, на чаевые, на покупку одежды и тому подобное.

Блэкшир не счел нужным указать, что тысячу долларов на чаевые так быстро не изведешь, а черное трикотажное платье мисс Кларво свидетельствовало о том, что покупки она делает редко и на одежду особо не тратится.

Тишина тянулась, как сплошная лента из вальцов, до тех пор пока не стало казаться, что неизвестно, в каком месте ее разрезать.

— Я люблю, чтобы деньги были у меня постоянно под рукой, — сказала Элен, наконец. — С ними я чувствую себя увереннее.

— Вернее было бы предположить обратное.

— Почему?

— Деньги делают вас желанной добычей.

— Вы полагаете, что этой женщине только этого от меня и надо? Только денег?

Она сделала нажим на слове «только», из чего Блэкшир понял, что она тоже подозревает и другие возможные цели.

— Вполне вероятно, — сказал он. — Это очень похоже на вымогательство. Не исключено, что эта женщина хочет запугать вас, смутить, чтобы потом вы рады были заплатить, лишь бы она оставила вас в покое. Но, может быть, она никогда больше не обратится к вам.

Мисс Кларво отвернулась со вздохом, в котором явно слышалось отчаяние.

— Я боюсь. По временам боюсь даже отвечать на телефонный звонок.

Блэкшир принял серьезный вид:

— А не известно ли вам, Элен, еще что-нибудь, о чем вы мне не сказали?

— Нет. В письме к вам я описала все, упомянула каждое произнесенное слово. Она… она сумасшедшая, не так ли, мистер Блэкшир?

— Немного ненормальная, конечно. Я в таких делах не разбираюсь. Я специалист по акциям и облигациям, а не по психозам.

— Значит, вы ничего мне не посоветуете?

— Я думаю, вам хорошо было бы отправиться на время в какое-нибудь путешествие. Покинуть город. Повидать свет. Поезжайте туда, где эта женщина вас не найдет.

— Мне некуда ехать.

— Весь мир для вас открыт, — нетерпеливо заметил Блэкшир.

— Нет… нет.

Мир открыт для тех, кто вдвоем: для супругов, любовников, матерей и дочерей, отцов и сыновей. Повсюду вокруг себя мисс Кларво видела пары — мать и отца, а теперь мать и Дугласа, — и при виде их она ощущала, как сердце ее обрастает ледяной коркой.

— Поезжайте в Англию, — продолжал Блэкшир. — Или в Швейцарию. Я слышал, зимой очень хорошо в Санкт-Морице.

— Что мне делать в таких местах?

— А что делают другие?

— Этого я не знаю, — серьезно сказала она. — Я утратила контакт с людьми.

— Надо наладить его снова.

— А как можно найти то, что потеряно? Вы что-нибудь теряли, мистер Блэкшир?

— Да. — Он подумал о своей жене и о своих бесконечных молитвах про себя, в которых он предлагал Богу: возьми мои глаза, руки, ноги, все что угодно, но оставь мне Дороти.

— Простите, — сказала мисс Кларво. — Я не подумала… я забыла…

Блэкшир закурил сигарету. Руки его дрожали от злости и от горьких воспоминаний, он вдруг почувствовал ненависть к этой нескладной женщине, которая все делала не так, как надо, и вовсе не думала об окружающих, была неспособна на заботу о ком бы то ни было, даже о собаке.

— Вы просили у меня совета, — сказал он совершенно бесстрастно. — Очень хорошо. Насчет недостающих денег вам придется обратиться в полицию. Хотите вы этого или нет, это ваш гражданский долг.

— Долг, — медленно повторила мисс Кларво, будто слово это обладало привкусом, подлежащим анализу, острым ароматом прошлого и вызывало в памяти касторку и алгебру, невыплаканные слезы, заусенцы и чернильные пятна от протекающей авторучки. У мисс Кларво было тонкое обоняние, она улавливала и определяла любые запахи, как бы ни выветрило их время.

— Что же касается этой женщины, Эвелин Меррик, то я уже дал вам хороший совет: устройте себе каникулы. Бывают такие ненормальные люди, которые получают наслаждение от анонимных звонков незнакомым или малознакомым людям.

— Она назвала себя. Звонок не был анонимным.

— Только в отношении вас. Но вы ее не знаете. Никогда не слышали о ней прежде, так ведь?

— Мне так кажется. Но я не уверена.

— А обычно вы хорошо запоминаете людей — имена, лица, речи?

— О да. — И мисс Кларво с горьким удовлетворением кивнула. — Я их запоминаю.

Блэкшир встал и, подойдя к окну, выглянул на улицу. Начался вечерний час пик, люди сновали во всех направлениях, спешили добраться домой: в Вествуд или Тарзану, в Редондо-Бич или Глендейл, в Эскондидо или Хантингтон-парк, в Шерман-Оукс или Линвуд. Как будто поступил заказ эвакуировать Голливуд и всей эвакуацией руководил один-единственный полицейский, регулировщик дорожного движения с пронзительным свистком.

Обернувшись через плечо, Блэкшир сказал:

— Вы не из тех, кто с готовностью следует советам.

— То, что вы предлагаете, невозможно. Я не могу оставить Лос-Анджелес как раз сейчас по причинам личного характера. — И она туманно намекнула: — Моя семья.

— Понимаю. Что ж, я попытаюсь помочь вам, но боюсь, не найду способа оказаться вам полезным.

— Такой способ есть.

— Какой?

— Найти ее.

Нахмурившись, Блэкшир обернулся к собеседнице:

— Зачем?

— Я хочу… я должна увидеться и поговорить с ней. Мне необходимо избавиться от этой… неопределенности.

— Возможно, эта неопределенность сидит у вас внутри, Элен. Встреча с незнакомкой может не спасти вас.

Элен властным жестом подняла руку, как будто хотела заставить собеседника замолчать. Но почти сразу же уронила руку и сказала:

— Может быть, и нет. Но вы могли бы попытаться.

— Для зацепки у меня одно только имя.

— Нет. Есть кое-что еще. Как вы, надеюсь, помните, она сказала, что на днях станет знаменитой, ее… ее тело будет выставлено во всех музеях страны. Это должно означать, что она позирует художникам, она — натурщица.

— В этом городе натурщиц — пруд пруди.

— Но это отправная точка для поиска. Разве нет агентств по найму натурщиц?

— Есть.

— Вот там и можно попытать счастья. Я вам заплачу, конечно. Я заплачу…

— Вы забыли одну вещь.

— Какую?

— Я не нанимаюсь на подобную работу.

Минуту она помолчала.

— Вы обиделись, что я предложила деньги? Извините. Когда я предлагаю заплатить кому-нибудь, я никого не хочу этим оскорбить. Просто деньги — это единственное, что я могу предложить.

— Вы невысокого мнения о себе, Элен.

— Оно у меня не от рождения.

— Откуда же?

— Это слишком долгая история, чтобы ее рассказывать, и слишком скучная, чтобы ее слушать.

— Понимаю.

Но на самом деле Блэкшир ничего не понимал. Он помнил ее отца, высокого, подтянутого, спокойного человека, явно любившего свою немного манерную маленькую жену Верну. Блэкшир не мог себе представить, благодаря каким блуждающим хромосомам или семейным недоразумениям появились на свет такие непохожие дети, как Элен и Дуглас. Блэкшир никогда не был близким другом семьи, хотя знал их всех с тех пор, как Элен училась в колледже, а Дуглас — в военном училище. Время от времени Блэкшира приглашали на обед, в этих случаях тон разговору за столом задавала Верна Кларво, которая могла без конца говорить в координатах «я — мне — мое». Ни одному из детей нечего было сказать, а если и было, им, видимо, велели помалкивать. Они были вроде образцовых арестантов за столом тюремного надзирателя — Дуглас, светловолосый и хрупкий для своего возраста, и Элен, карикатура на отца, с ее мальчишеской прической и костлявыми руками и ногами.

Вскоре после смерти Кларво Блэкшир очень удивился, когда прочел в светской хронике утренней газеты, что Дуглас женился. Он был меньше удивлен, когда через несколько недель прочел в судебной хронике о расторжении брака.