Тайной владеет пеон - Михайлов Рафаэль Михайлович - Страница 78

— Да, я страшно везучий человек, Грегорио, — нако­нец сказал он. — Враги погубили мою мать, сгноили в ссылке жену, отняли у меня молодость, а в тюрьмах и концлагерях  я просидел чуть ли не полжизни. — Он вздохнул. — И все же я счастлив. Мне не смогли пере­крыть дорог, у меня не смогли отнять людей, явок, па­ролей, воззваний, митингов... Кто испытал счастье уви­деть улыбку на лице пеона, — может считать, что жил! Я живу, Грегорио! Я счастлив!

На границе плантации их ждали. Сборщики кофе сидели у изгороди. Один из них, с взлохмаченной рыжей шапкой волос, из-под которой сверкали редкой голу­бизны глаза, подождал, пока приезжие усядутся на землю, и продолжал разговор с товарищами:

— Третий месяц не дают жалованья. Сунулись к боссу — выгнал: «Американцы, — говорит, — у меня кофе не берут. Откуда взять деньги?..» Это наш-то кофе не берут! До чего дожили, парни. Нашу респуб­лику маисовой дразнили, а где наш маис? В лавки за­возят гниль. А фасоль наша куда испарилась? Может быть, приезжий объяснит? А перец почему в цене под­скочил? Что делается, парни? Голова кругом идет.

Взгляды устремились на Карлоса. Он пожал плечами.

— А я, сеньоры, к вам за отгадкой приехал. На рынках столицы кофе хоть завались, — никто не берет. Иностранцы везут к нам кукурузу и фасоль. Неужели, думаю, наши маисовые поля оскудели? Армаса поймали за руку: президент получил взятку в двадцать пять тысяч долларов за то, что разрешил плутоватому купцу гнилой маис сбывать гватемальцам. И у меня голова кругом идет, сеньоры.

Голубые глаза рыжего сборщика заискрились сме­хом; он крикнул:

— Вот вам и отгадка, парни. Кто президента поит, — тот и корову доит. Армаса гринго на штыках к нам принесли, а кто его вынесет? Подходи — записы­вайся в отряд по выносу тела Армаса.

Люди ответили дружным смехом. Как видно, план у кофейных рабочих созрел давно. Карлос с радостью наблюдал, как гнев народа отливался в крупных коря­вых подписях, которые ставили сборщики на листах партизанской клятвы. Высокий веснушчатый рабочий прижал к листу большой палец.

Его сосед потянулся за карандашом, но тотчас от­вел руку. Уставясь в землю, глухо сказал:

— Не могу уйти с вами, сеньоры. Четверо ребят дома. Жена больная. Хоть убейте, — не могу.

— Мы тебя не неволим, — печально сказал рыжий сборщик. — Мы сами со слезою выйдем из дому. Мы счастье себе и детям добывать пойдем. Оставайся с семьей, Росалио.

— Останься, — загудели рабочие. — Четверо детей! Понимаем.

— Спасибо тебе, Марио, — поклонился Росалио во­жаку. — И вам спасибо, сеньоры. — Он встретил сочув­ственные взгляды товарищей и неожиданно потряс ку­лаком. — Жалеете? Может, думаете: струсил Росалио? А я не останусь. У меня четверо — мне четыре счастья требуется! Не останусь. С вами пойду.

— Ты хороший парень! — крикнул рыжий Марио. — Ты добудешь четыре счастья. Верно я говорю, парни?

На многих плантациях побывали в этот день Карлос Вельесер и его спутник. Они проезжали по склонам горы, где нежные кофейные посадки под защитой более высоких деревьев обещали ярко-красными цветами бо­гатый урожай. Но он никому не был нужен, этот уро­жай, и голодные, разоренные сборщики установили между рядами кустов щиты с меловыми надпи­сями: «С этих участков мы не будем больше собирать кофе. Ни одного зерна для американских спекулян­тов!»

Они проезжали мимо огромных цементных площа­док, на которых моют, очищают и высушивают кофей­ные бобы. Завалы карминово-красных бобов лежали мертвой грудой. Рабочие с шестами и лопатами сидели и лежали вокруг площадок, а рядом маячили надписи: «Бастуем! Гватемальский кофе пойдет по настоящей цене либо вовсе не пойдет!»

На узкоколейной дороге стояли узкие вагончики фруктовой компании. Путь им преграждали баррикады из бревен, железного лома, ящиков. Вдоль рельс тяну­лись фанерные щитки, на них — меткие издеватель­ские стихи прекрасного гватемальского поэта, а под ними маячило алчное лицо мистера Доллара:

Его аппетиты подкреплялись угрозой:

В кофейной зоне наступило  угрожающее   затишье.

Армия кофейных рабочих поднималась на борьбу.

Известие о событиях в департаменте Антигуа бы­стро докатилось до столицы. В кофейную зону была спешно направлена регулярная армейская часть, кото­рой, по совету посла США, придали два легких танка. Одновременно министры Армаса стали спешно угова­ривать владельцев кофейных хозяйств не затевать спо­ров с панамериканским бюро по диктату закупочных цен, обещая им в будущем свою поддержку. Несколько крупных кофейных заправил уступили, но основная масса владельцев заявила, что разориться не желает.

В газетах соседних республик замелькали заголовки: «Кофейная война началась!», «В результате снижения закупочных цен на нью-йоркской бирже Гватемала по­теряла 25 миллионов долларов». А подпольная гвате­мальская газета «Вердад», что значит «Правда», вышла под заголовком: «Антигуа стреляет по армасовскому режиму. Антигуа отвергает шантаж нью-йоркских и бо­стонских королей кофе!»

...Поздним вечером Карлос Вельесер и Грегорио Кинтана возвращались в Антигуа. Машина скользила между оранжевыми гревиллеями; в воздухе пахло жас­мином и кофе. У рощи Грегорио вышел из машины. Карлос обнял его.

— Не знаю, увидимся ли скоро, — сказал Карлос. — Цека не очень советует мне засиживаться на одном ме­сте. Но жизнь большая, Грегорио. Она столкнет нас.

— Прощай, человек с легкой походкой, — чуть груст­но отозвался Грегорио.

У самой Антигуа машину остановили.

— Кто? Откуда? Зачем? — раздался  резкий  голос.

— Антиквар Молина, — ответил Карлос в темноту. — Возвращаюсь с делового свидания с разрешения шефа местного отделения полиции.

— Все равно, — прозвучал резкий голос — В окрест­ностях появились партизаны. Что вы везете, сеньор ан­тиквар?

— Разбитые черепки, — ответил Вельесер под смех полицейских.

Из темноты протянулась рука, отворила дверцу; вспыхнул карманный фонарь и осветил груду черепков на заднем сиденье машины.

— Серьезный человек не станет возиться с этими игрушками, — проворчал тот же голос.

Карлос не отказал себе в удовольствии подкусить навязчивого патрульного:

— Каждый зарабатывает состояние на чем может: вы — на слежке, я — на черепках, — возразил он. — Могу я ехать?

— Поезжайте.

Карлос пригнал машину к помещению полиции и сдал ее дежурному.

В гостинице светились огни, из бара доносилось ры­дание маримбы. Ни Педро, ни Хосе не было. Подумав, Карлос спустился в бар и заказал ужин.

В бар вошел начальник полиции, увидел антиквара и подсел к нему.

— Составьте мне компанию на рюмку агуардьенте, — предложил он. — Чертовски тоскливо в этой дыре.

Карлос подумал, что присутствие шефа полиции избавит его, а заодно и Хосе, от подозрения в пособниче­стве Аррьосам.

— Только угощаю я, — решительно заявил Карлос. Ощущение тревоги не покидало Вельесера. Не много ли доверил он Хосе? Но кто ловчее его мог бы про­браться в дом Аррьосов? Хосе не один, с ним Педро. А Педро стоит десяти других.

Как раз в этот момент Хосе был один. Дождавшись, пока стемнело, он натянул на себя — поверх штанов и куртки — холщовый комбинезон, скользнул в густую траву и пополз к белой арке, за которой начинались руины. Еще утром он высмотрел путь к домику Аррьосов, скрытый от часового аркой, но пробраться можно было только ползком, а ползти предстояло по острому гребню стены с риском свалиться с трехметровой вы­шины. Стать на стену — увидит часовой. Хосе полз по гребню и с ужасом думал о том, что женщине и трем детям такой путь покажется невозможным. Но лучшего плана не было.