Веселая поганка - Милевская Людмила Ивановна - Страница 55

— Посмотрим, так ли этот момент нам нужен, как вы пытаетесь меня убедить.

А на сцене прежним ходом шло шоу с пророком. Насколько позволяло мне зрение, я сделала вывод, что в роли пророка выступает все та же Рыжая Борода. Оставалось лишь дивиться выносливости этого грешника. Не обошлось там, думаю, без допинга. Трезвым на сцене так долго, да еще в роли пророка, не продержится даже гомик.

Посидев некоторое время в зале и полюбовавшись на божественные кривляния загримированной Рыжей Бороды, я заскучала и вынуждена была потревожить своего монаха.

— Послушайте, — прямо в ухо ему зашептала я. — Долго мы еще тут будем этому разврату предаваться? Не хотелось бы рисковать своим духовным ростом, давшимся мне с большими аскезами.

— Только на службе Господу вы духовно и растете, — успокоил меня монах.

— Как вас понимать? — разволновалась я. — Не хотите ли вы сказать, что я прямо сейчас Господу и служу? Для себя незаметно?

— Да, — коротко бросил он.

Я так не могла, мне нужны были подробности.

— Послушайте, — опять зашипела я, — не хочу показаться назойливой, но чем же я Господу-то служу? Сижу, гляжу на пьяного гомика и служу? Это что же, как в армии что ли: солдат спит, а служба идет?

Монах на меня рассердился:

— Вы что, совсем не умеете молчать? Когда-нибудь закрывается рот ваш?

— Практически никогда, как у любой нормальной женщины, — заверила я. — Мы же не обладаем бессодержательностью мужчин, нам всегда есть что сказать, и все такое дельное, что никак откладывать нельзя.

— Но я вас очень прошу — отложите, — взмолился мой монах.

Я пошла ему навстречу.

— Хорошо, постараюсь, — неохотно согласилась я.

Какое-то время мне это удавалось, но молчания все равно не получилось: прорвало монаха.

— Маруся говорила, что вы инженер? — неожиданно спросил он.

— Ну да, — нервным шепотом подтвердила я. — И инженер тоже, прости меня Господи.

— Тогда могли бы вы предположить где находится пульт управления всеми чудесами, которые демострируются в зале?

Я поняла его мысль и ответила:

— Для этого не обязательно быть инженером, достаточно не быть монахом. Кстати, с какой целью вас это интересует?

— Я должен произнести проповедь этим заблудшим душам, — невозмутимо ответил он, после чего я уже никак не могла сохранять невозмутимость.

— Послушайте, — завопила я может чуть громче, чем того требовала безопасность. — Не сошли ли вы с ума? Для чего мы сюда проникли? Для проповеди? Это что, ваша единственная цель?

— Да, второй раз в этот дом я вошел лишь с этой целью, — едва ли не с гордостью подтвердил монах.

Тут уж я просто озверела.

— Вы хотите сказать, что я рискую жизнью ради вашей проповеди? — зашипела я. — Сейчас же переубедите меня в этом, иначе за себя не ручаюсь.

— Это так, — бесстрашно заверил он. — Я обязан проповедовать.

Я сделала стойку, и монах, заметив мое решительное настроение, тут же поспешил пояснить свою опасную мысль:

— Успокойтесь, это путь к моему учителю и вашему сыну. Мы должны пройти его.

Я кипела:

— Ха! Путь! Уж слишком он замысловатый! А по— моему, вы просто шантажируете меня! Развели, понимаешь, тут спекуляции, а сами ради своих прихотей моими интересами пренебрегаете. А я еще и своей жизнью рискуй?!

— Риск невелик, — мямлил монах.

— Конечно, — для вас может и не велик. Среди этих богомольных бандитов ваши дружки дипломаты просто кишмя кишат. Вам-то, может, ничего плохого и не сделают, а насчет себя я сильно сомневаюсь. Фиг вам! Я в этом не участвую. Сейчас же удаляюсь, а вы оставайтесь здесь и читайте свои проповеди хоть до посинения! Когда вас начнут бить, я буду уже в Москве. Да и какой из вас проповедник? Только гляньте на себя, у вас же фингал под глазом!

— Это вы же меня и ударили, когда я вытаскивал вас из ледяной воды, — возмущенно напомнил монах.

Но мне хватало и своего возмущения.

— Да кому это интересно? — едва ли не закричала я. — С этим фингалом вы похожи на разбойника. Кто поверит, что вы святой? Тьфу на вас! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Будь проклят тот миг, когда я с вами связалась!

Я не на шутку разошлась. Я была зла! Ох, как я была зла! Мой Санька, мой ненаглядный сыночек нуждается в моей помощи, а я вожусь с этим полоумным монахом, который под марку своей дружбы с Господом водит меня за нос.

И как такое случилось, что я, при моем здравом уме, вновь забрела в этот дурацкий молельный дом? Ехали же спокойно в Москву…

А-ааа! Я сама этого ненормального за руль посадила! Разум меня покинул! Как я могла доверить ему руль? Что за дура? Ведь промахнула бы этот поворот и глазом бы не моргнула. И он ничего не заметил бы за своими молитвами, вот и был бы ему весь Господь с его путем к гуру. Так нет же мне, вдруг, ни с того ни с сего, справедливости захотелось. И вот — сразу вляпалась в дерьмо. В одном он прав, нет никакой справедливости. По справедливости я бы уже давно его бросила…

Бросила?! Если уж по справедливости, я бы его давно побила. В подвале сидела? Сидела. А пользы? Ноль. Из-за этого монаха хватали меня, топили, вязали все, кому не лень, даже гомики и Коляны…

А зачем мы перлись в Питер? Спроси его, сам не знает. Я как последняя дура думала, что он в подвале что— то путное узнал… Совершенно не приспособленный к нашей жизни человек. Господи, каких только напастей на меня не свалилось из-за санньяси этого…

Теперь вижу, что и в самом деле он от всего мирского отошел, дундук!

Настоящий дундук — ни под бок ни под голову, а я его, чокнутого, вместо того, чтобы убить, не могу одного здесь бросить. Сейчас сдуру начнет свою глупую проповедь читать — этот несчастный, этот святой человек, тут-то его и повяжут. Боюсь, единственное, что сделал для него Господь, так это послал меня. Теперь вижу, что Господь его любит, но меня-то Господь за что так возненавидел?

— Ладно, — сказала я, — фиг с вами. Только давайте условимся: проповедь свою отчитаете и сразу домой. И слушайтесь меня, что б никакой самодеятельности. Только тогда буду вам помогать.

— Я согласен, — ответил монах (спокоен как слон, даже не обрадовался), — только что вы называете самодеятельностью?

— Самодеятельность, это когда вы суете нос туда, где ни фига не понимаете.

— Где не понимаю, нос совать не буду, — поспешил он заверить меня со всей серьезностью.

— Хорошо, тогда слушайте. Будем искать аппаратную путем логических умозаключений. Раз есть пульт, значит есть и электроэнергия, от которой он работает.

— Вы инженер, вам видней, — выказывая уважение, согласился он.

— То-то же.

Я задумалась.

«В самом зале вряд ли, на сцене я уже была, остаются подсобные помещения…»

И тут я вспомнила: в конце коридора, находящегося за металлической дверью, у стены я видела электрический щит. Может быть силовой, а может быть и слаботочный. Хотя, вероятны комбинации.

— Нам надо бы проникнуть за металлическую дверь, но неизвестно открыта ли она как раньше? — шепнула я.

И в этот самый момент из двери, о которой я говорила, вышел здоровенный, заросший трехдневной щетиной детина. Он юркнул куда-то под сцену, но нам с монахом не это было интересно.

— Видели? — шепнул мне монах. — Дверь не закрыта. Я должен сейчас же в нее войти.

Мне стало обидно:

— Вы. А я?

— Ну и вы, если хотите.

— Нет, кто здесь командует? — возмутилась я.

— Вы, конечно, — заверил монах.

«С нами Бог,» — шепнула я и первой встала с лавки. Мы направились к металлической двери и вошли в знакомый уже коридор. Я сразу двинулась к щиту. Он был в нескольких шагах от той двустворчатой двери, в которой ночью шел безобразный пир лжепророка. На этот раз дверь была закрыта.

Я, со страхом поглядывая на нее, повернула ручку дверцы щита и… легко открыла его. Разноцветные жгуты проводов, ветвясь уходили куда-то вверх, веером разбегаясь внизу от коммутационных устройств.

— Аппаратная, думаю, где-то наверху, — сообщила я, — а здесь, в подземном этаже, разводки к исполнительным механизмам и проекционной аппаратуре.