Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Михасенко Геннадий - Милый Эп Милый Эп

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Милый Эп - Михасенко Геннадий - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

– А это что? – Он взял с подоконника шишку и понюхал. – Настоящая!.. Ты что, Эп, правда был в лесу?

– Правда.

– Один?

– Не один.

– Молчу… Из нашего класса?

– Нет.

– Из нашей школы?

– Нет, – улыбаясь отвечал я: мне была приятна и Васькина догадливость, и его сдержанная попытка кое-что узнать, и мое таинственное отнекивание.

– Хм, тихоня!.. Надо срочно агитнуть Садовкину в лес… Да, с тебя полтинник, пока не забыл!

Я вынул из-под «Трех мушкетеров» железный рубль.

– Держи.

– Сдачи нет.

– И не надо. За меня и за Шулина.

– Ах да, Шулин же еще!.. С Шулина и началась эта каша. И за это ему спасибо. – Забор сел в кресло и на миг призадумался. – Конечно, в идеале мы все должны дружить, и мы подружимся. Но это слишком простая дружба, Эп, стадная, что ли, не знаю, как ее назвать. Дружба в первой степени – назовем так. А мне этого мало. Мне нужно покрупнее и поглубже – дружба в квадрате или в третьей степени! Понимаешь?

– Понимаю.

– И тут я разборчив, не каждого возведу в квадрат.

– Я тоже.

– Ну и вот!

– А Шулин у меня в квадрате!

– А у меня нет. У меня в квадрате ты!

– А геометрия говорит, что если две фигуры порознь равны третьей, то они равны и между собой!

– То геометрия!

– Нет, Авга – во парень! – заверил я и хотел было перечислить все, что мне в нем нравится, на решил, что незачем живого Шулина подменять скелетом. – А Садовкина у тебя в какой степени? – круто спросил я.

– В энной! – живо ответил Васька. Минуту помолчал и спросил: – Ну, Эп, где там задачки?

И стал переписывать.

Том Джонс запел «Лайлу», и я сразу ото всего отключился. После той встречи с двумя девчонками в заснеженном сквере и особенно сейчас, после знакомства с Валей, песня эта сделалась для меня символом чего-то неясно желанного и до боли необходимого.

Глава девятая

На следующее утро, за пять минут до первого звонка, Васька собрал нас в кабинете истории и коротко, но с многозначительной живостью объявил, что есть очень важный разговор и что после уроков на часок останемся.

– Что, что? – переспросил, оторвавшись от учебника, Ваня Печкин, который всякую новость принимал с опаской, как прямую угрозу лично ему.

– Останемся, говорю, после уроков!

– Все или одни комсомольцы?

– Все.

– Лучше бы одни комсомольцы, – буркнул Ваня Печкин. – А то мне собаку кормить.

– Значит часок потерпит.

– Она породистая! Ее по часам кормить надо…

– Надо быть породистым хозяином, тогда любая собака будет породистой! – заметил Васька.

– У нее режим. И нечего обзываться!

– Так! – хмуро произнес Забор, шлепнув ладонью по столу. – Еще у кого собаки?.. А может, кто спешит клопов травить?.. Или в больницу грыжу вырезать?.. Или на свидание к двум? – спросил вдруг он, и сердце мое дернулось, потому что именно мне надо было к двум тридцати на свидание с Валей, но я не выдал себя, лишь на миг закрыл глаза да стиснул виски ладонями – не мог же я подрывать идею, которую сам выварил вместе с Васькой. Вот ведь совпадение, черт возьми! – Никаких собак, больниц и свиданий! Ясно? Остаются все по-го-лов-но! – подчеркнул комсорг, как бы пересчитывая нас. – Ну, а если кому действительно позарез надо, – разберемся. Разговор срочный и касается всех!

Вовка Еловый спросил:

– А о чем?

– Эпа, наверное, будем чистить за двойку и за Спинсту, – ответил кто-то из девчонок сзади.

– Да нет! – горько отмахнулся Васька.

– Значит за то, что Зефа треснул, – равнодушно предположил тот же голос.

– Во-во! – обрадованно подхватил Забор. – Мы так привыкли заниматься кулаками и двойками, что мозги наши протухли и слепо шпарят по этим рельсам, как будто на свете ничего другого нет! Пора спрыгивать, иначе в такой тупик залетим, что и подметок не останется!.. Ведь нам около пятнадцати лет! Зеф завтра бриться начнет, а мы ему все: тю-тю-тю, Мишенька, почему ты такая бяка! – Васька сделал сиропную физиономию и пальцами изобразил бодуче-игривую козочку.

– Тю-тю-тю! – такой же козочкой ответил Зеф.

Класс грохнул. Забор сам рассмеялся до кашля и, еле уняв его, продолжил:

– Вот и вся наша работа. Надо менять климат! Встряска нужна. Ее-то мы сегодня и будем готовить. – Затрещал звонок, и Васька торопливо заключил: – В перерывах поговорим подробнее. А что касается кулаков и двоек, то совсем их забывать тоже нельзя, конечно. Зеф, например, получил по морде совершенно правильно! С гуманистами мы гуманисты, а заработал – получай! И нечего тут вече устраивать. А Эп, кстати, и без вашей чистки прекрасно все понял и сам утряс нелады со Светланой Петровной. Это как раз и доказывает, что он уже взрослый, а значит, взрослые и мы. Хватит играть в бирюльки и пускать мыльные пузыри!

– Вот именно! – крикнул кто-то.

– Браво, Забор!

– Ну, выдал! – восторженно шепнул Авга.

– Да-а! – согласился я, в который раз убеждаясь, что есть в нашем Заборе та закваска, которая делает его истинным комсоргом и которая не зря приводит в трепет Шулина.

Вошла быстрая и сосредоточенная историчка Клавдия Гавриловна, и урок начался.

После звонка мы перебежали в кабинет иностранного языка, и заинтригованный люд окружил стол Забровского и Садовкиной, мигом образовав над ним этакий двухъярусный кратер. Наташка смутилась, что оказалась вдруг в самом центре внимания, и вскочила, мол, я тут ни при чем. А мне, наоборот, хотелось именно туда, в жерло этого вулкана, и я даже имел право на это, но запоздало лезть в середку было слишком демонстративно. Я оттянул от толпы к окну Шулина и растолковал ему, в чем дело. Авга отнесся к анкете с неожиданной прохладцей. Оглянувшись на шумящую кучу-малу, словно не веря, что и там говорят об этом же, он разочарованно протянул:

– У-у, а я думал, что-то путевое!

– Это зависит от нас: поставим путевые вопросы – получим путевую анкету.

– И о чем спрашивать?

– О чем хочешь. Что волнует.

– Меня многое волнует.

– Вот и формулируй.

– Хм, формулируй!

– Или вот что, Авга, слушай! Давай для старта я тебе дам пару готовых вопросиков. – Я вынул из кармана бумажку. – Вот они. Старт и тебе нужен и всему классу, потому что когда начнется собрание, все будут раскачиваться и оглядываться друг на друга, а мы с тобой поочередно – бэмс, бэмс! И пошла цепная реакция! Главное – затравить. Понял?

Авга взял листок, прочитал и воскликнул:

– Ого, вопросики!

– А что?

– «Кто умнее: девчонки или мальчишки?» Да мне такого в жизнь не придумать! Сразу поймут, что я белены объелся! Или что меня подучили, как дурака!

– Наоборот, чудак! Все только ахнут: ого, скажут, ай да Авга, ай да Спиноза!

– Ну ладно. Забор поручил?

– Забор. Поручил мне, но я и тебя привлекаю.

– А не влетит тебе?

– Нет, за работу с массами обычно хвалят… Да и вдвоем надежнее. Мигом собрание кончим!

«И я успею на свидание!» – обрадованно спохватился я.

Пряча листочек, Авга спросил:

– Эп, а вдруг, того, мы скажем, а все молчок?

– По второму разу скажем.

– И опять молчок?

– Ну уж?

– А вдруг?

– Тогда не знаю… Тогда пусть сам Забор скажет. А что мы еще можем сделать? Сальто-мортале?

– А может, еще кого уговорим? – плутовато предложил он. – Уж работать с массами, так работать!

– Третьего?

– Ага. Вопросы еще есть?

– Есть?.

– Ну и давай. Бог троицу любит! – с заговорщицким азартом заключил Шулин.

– А кого?

Мы осмотрелись.

Васькин вулкан продолжал клокотать. Сгрудились все, кроме Вани Печкина, который, заткнув уши, зубрил английский. Или он дома не учил, или у него память никудышная, но Ваня Печкин долбил учебники из перемены в перемену: даже когда дежурный выгонял его, чтобы проветрить класс, он прихватывал книжку с собой. Каким-то испуганным был у нас Ваня Печкин и первую половину каждого урока, то есть во время опроса, сидел, как приговоренный, – сжавшись и чуть ли не дрожа. Он так и напрашивался на высмеивание, и в общем-то мы подсмеивались над ним, хотя не особенно зло, но считали его серой личностью.