Тупик, или Праздник Святого Габриэля - Михайлов Сергей - Страница 26

Профессор презрительно скривил губы.

— Только на это ты и способен.

— Застрелю!!

Профессор повернулся к Питеру и сказал:

— Пора, Питер, пора, дорогой. Счастья тебе и счастливого пути. А то, чего доброго, этот кретин и правда выстрелит.

— Никуда он не исчезнет!.. — прошипел представитель разведки и с каким-то звериным наслаждением прицелился в юношу.

— Берегись, Питер! — в страхе заорал профессор и бросился на врага.

Но было поздно. Выстрел прогремел под сводами коридора, и профессор краем глаза увидел, как Питер пошатнулся и схватился за грудь.

— А-а-а-а-а!.. — в исступлении заорал профессор Магнус и нанёс такой силы удар своему противнику, что тот оторвался от пола и без единого звука рухнул на бетон в трёх метрах от профессора.

— Вы убили его!..

Трое конвоиров не успели опомниться, как профессор, словно вихрь, налетел на них и обрушил на их головы серию молниеносных и точных ударов. Овладевшие им ярость и отчаяние придали ему силы. Ему хватило всего лишь нескольких секунд, чтобы враги его были повержены. В который уже раз профессору помогает его мастерство и знание древней японской борьбы! Но Питер! Что с ним? И этот его двойник… В противоположном конце коридора послышался топот множества кованых сапог. И вот из-за поворота показалось человек десять-двенадцать с автоматами; они быстро приближались к решётке.

— Гады! — закричал профессор, яростно вращая глазами и до боли сжимая кулаки. — Вам мало его смерти! Вы хотите ещё и моей! Так нет же, так просто я вам не дамся! Вы мне ещё ответите за моего мальчика!..

С этими словами профессор схватил с бетонного пола автомат одного из конвоиров и направил его в сторону приближающегося врага.

— Получите!..

Он нажал на спусковой крючок. Раздалась оглушительная очередь, эхом отразившаяся от многочисленных стен петляющего коридора, и несколько бежавших впереди конвоиров упало.

— Есть!.. — радостно закричал профессор.

Но тут ответная очередь наискосок прошила его грудь, и отважный профессор, шатаясь, прислонился к стене.

— Как жаль!.. — прошептал он, и слёзы закапали из его глаз. — Питер…

В последний раз он оглянулся на своего друга.

Клетка была пуста. Ни Питера, ни его двойника.

— Успел всё-таки, — блаженно улыбнулся умирающий профессор. — Мальчик мой…

Силы изменили ему, и он упал, сжимая в руках автомат.

Когда решётку подняли, профессор уже не дышал.

Глава одиннадцатая

Пуля прошла между рёбер и замерла в двух сантиметрах от сердца, когда Питер остановил время. Острая боль пронзила всё тело, красное пятно проступило на рубашке и быстро расплывалось. Он вцепился в решётку, пытаясь удержаться на ногах, но силы оставляли его с каждым мгновением. Лишь бы не потерять сознание, лишь бы успеть… Что успеть? Что он должен сделать?.. Питер забыл. Мысли стали путаться, в глазах появился туман, пальцы разжались и… Вспомнил! Время, назад!..

Питер видел, как красное пятно постепенно уменьшается и исчезает, а пуля, вылетев из его груди, уносится в пистолет того мерзавца из разведки; боль тут же исчезла.

Он сидел в углу клетки. Его двойник стоял тут же, рядом, и о чём-то говорил с профессором Магнусом; тип из разведки ругался и махал пистолетом. Потом клетку поволокли к выходу. Миновав сеть полутёмных коридоров, её вывезли во двор. Профессор, пятясь, шёл впереди, перед клеткой. Питер взглянул на часы… Через две минуты, в 16.40, клетку откроют, и тогда он выберется отсюда… И вот, наконец, долгожданный миг. Конвоиры отодвигают решётку и… Стоп, время!..

Питер спрыгнул на асфальт, оттолкнул конвоира и оказался на свободе. Всё вокруг замерло в неподвижности. Обняв на прощание долговязую фигуру своего друга, Питер бросился к воротам. Теперь — на Центральный вокзал, в камеру хранения!

Выбравшись на улицу, юноша направился к площади Семи Президентов. Миновав здание военного министерства, он оказался у входа в метро. Но метро стояло, как и всё вокруг. Что же делать? До вокзала далеко, пешком туда добираться не один час, а водить автомобиль он не умел. Тут он заметил у табачной лавки одинокий велосипед, видимо, оставленный хозяином на пару минут, чтобы купить сигарет. Вот что ему нужно!.. Мысленно извинившись перед хозяином велосипеда за вынужденную кражу, Питер сел за руль и стрелой полетел по замершим улицам. За полчаса он домчался до вокзала. Там он не без труда нашёл камеры хранения и, долго проплутав по их многочисленным лабиринтам, обнаружил, наконец, ту самую ячейку. 1350. Именно это число назвал профессор. Набрав нужный код, он открыл массивную дверцу и в недрах глубокого четырёхугольного отверстия обнаружил дипломат. Вынув его оттуда, он вернулся к брошенному велосипеду, сел на сие нехитрое транспортное средство и через пятнадцать минут был уже в городском парке. Питер расположился на свободной скамейке, напротив молодой пары, обнявшейся в неподвижности посредине посыпанной гравием дорожки. Положив дипломат на колени, он с трепетом раскрыл его. Толстая стопка бумаги, исписанная мелким почерком, была перевязана верёвкой крест накрест. На первом листе красовалась надпись: «Трактат о тупике». Тут же лежал небольшой свёрток, аккуратно упакованный в полиэтиленовый пакет. Развернув его, Питер к удивлению своему обнаружил пачку печенья, несколько сухарей и кусок сыра, предусмотрительно порезанный. Милый профессор! Он подумал даже об этом!.. Взгляд его упал на два запечатанных конверта, надписи на которых гласили: «Отшельнику Магнусу от профессора Магнуса» и «Питеру Селвину от Александра Магнуса». Письмо для него!.. Питер нетерпеливо вскрыл конверт, адресованный ему, и извлёк из него несколько листов, исписанных убористым почерком.

«Дорогой мой мальчик! — прочитал он с нежностью. — Это моё первое к тебе письмо, и, к сожалению, последнее. Мы с тобой знакомы всего лишь несколько дней, но я привязался к тебе, как к сыну. У меня ведь никогда не было детей, и, видно, сам Бог послал тебя мне.

Необходимость этого письма продиктована обстоятельствами. А обстоятельства складываются таким образом, что я боюсь не успеть рассказать тебе всё, что хотел бы. Ты прочтёшь это письмо, когда меня, возможно, уже не будет в живых. Но это неважно! Главное, чтобы ты сумел выбраться из этого вертепа, ведь на тебе лежит миссия спасителя мира.

Я всю ночь думал о твоей необыкновенной способности управлять ходом времени и пришёл к неожиданному выводу, что твоя способность простирается гораздо дальше, нежели простое изменение скорости его течения. Я не знаю, что ждёт нас завтра, не знаю, состоится ли пресс-конференция и какая судьба ожидает Фонд Защиты, на который я возлагал такие надежды. Возможно, мы не успеем… Но сейчас, когда я, наконец, завершил работу над теорией косвенного Т-поля, это уже не имеет значения.

В своем «Трактате о тупике» я подробно изложил эту теорию. Если у тебя возникнет желание, можешь познакомиться с этим научным трудом, но, боюсь, он будет тяжёл для твоего восприятия, ибо написан сугубо научным языком и понятен только специалисту. В этом письме я постараюсь вкратце передать его содержание, учитывая, конечно, твою некомпетентность в этом вопросе.

Теория косвенного Т-поля, которая является логическим продолжением теории основного Т-поля, я уверен, займёт должное место в науке; по своей значимости она сравнима, пожалуй, лишь с такими величайшими открытиями человечества, как теория эволюции Чарльза Дарвина и теория относительности Альберта Эйнштейна. Суть её в следующем (извини, если я повторюсь).

Косвенное Т-излучение способно оказывать на человека воздействие, в результате которого человек наделяется необычным свойством — изменять скорость течения времени, причём не времени вообще, а своего собственного времени. Назовём для определённости это «своё» время «субъективным», в отличие от времени объективного (абсолютного). Объективное время течёт с постоянной скоростью и не может изменить её ни при каких обстоятельствах. Для обычного человека, не подвергавшегося воздействию косвенного Т-поля, его субъективное время ничем не отличается от объективного, другими словами, совпадает с ним, и их скорости, следовательно, одинаковы. Но, попав в зону действия косвенного Т-излучения, он получает власть над субъективным временем. Он может сжать или растянуть его, как ему заблагорассудится, причём достигается это обычным волевым усилием. Природа и механизм этой необыкновенной способности изучены мною ещё недостаточно, но всё же некоторые выводы я уже сделал, об этом ты можешь прочитать в «Трактате».