Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 96

На следующем они прочитали:

«Посмотрели? Тогда переверните и этот лист».

— Сколько можно! — Максим нервно дернул бумагу.

Последняя запись, сделанная все теми же бледными

чернилами и корявыми буквами, была длинная:

«Теперь знайте. Вы только что видели самых больших дураков на свете. Кладов не бывает. С приветом, Вася».

Помолчали.

— Я так и знал, что будет какая-то глупость, — вздохнул наконец Владик.

— Мальчики, не сердитесь. Сон меня обманул, кажется, первый раз в жизни, — жалобно сказала Ника.

— Да кто на тебя сердится, — отозвался Максим. — А этому Васе я оторвал бы ноги и руки. Если бы он мне попался…

— Весельчак Вася… — опять вздохнул Владик. — Да наплевать. Он прав, так нам и надо. Никаких кладов не бывает…

— Я другого боюсь, — сумрачно сказала Ника.

— Чего? — вскинул голову Максим.

— Того, что другой мой сон… про папу… тоже не сбудется…

— Ты все-таки надейся, — очень серьезно посоветовал Максим. — Тот был серьезный сон, о важном. А этот не сбылся, потому что он про ерунду… Давайте я утащу это барахло наверх и выкину за борт…

— Не надо, — сказал Владик. — Пусть останется на память. Все-таки было приключение…

Ника виновато спросила:

— А можно я возьму зеркальце себе? Я забыла прихватить из дома…

— Возьми, конечно! — почему-то обрадовался Владик. А Максим добавил:

— Хоть какая-то польза…

Заяц Андрюшка молча одобрил это решение.

7. НЕСЧАСТНЫЙ ПАГАНЕЛЬ

Ночью ветер оставался таким же ровным и умеренным, как днем. «Кречет» бежал нужным курсом, Макарони стоял у руля, Гоша, наслаждаясь прохладой, лежал на крыше рубки, разглядывал созвездия и рифмовал:

О, вечных созвездий горящие гроздья,

О, юности память — она незабвенна!

И выдерну грусть из души, словно гвоздь, я,

И жаром любви вновь наполнятся вены…

Скользнувший вдоль борта Паганель прислушался. Гоша, вдохновившись, декламировал:

Не буду, как Гамлет в глуши Эльсинора,

Томиться в сомненьях и страхах напрасных.

Я знаю: мы встретимся, Элеонора,

Хотя бы на миг. Это будет прекрасно…

Паганель спустился в машинный отсек. Подсоединил к баку с горючим шланг. Протянул его наверх, «подсосал», пережал шланг и опустил его конец за борт. Довольно потер руки. Буль-буль — запас горючего потек в море… Никто не видел этого злодейства. Было темно, только светилась лампочка у нактоуза и на мачте горели сигнальные огоньки. Гоша сочинял и декламировал. Макарони у штурвала что-то мурлыкал под нос. Потом к нему подошел Охохито.

— Иди спать, Макарони. Четыре часа…

— А ты зачем пришел? Сейчас очередь Паганеля.

— А ну его. Я глянул, на койке опять нет, наверно, снова мается брюхом. Из него рулевой, как из меня шеф-по-вар… Я постою, буду думать про свою коллекцию. Ребятишки ох как отдраили карронаду…

— Ну, давай… курс тридцать два, полный бейдевинд, правый галс. Сдал…

— Тридцать два, принял… Иди бай-бай, мучачо, пусть тебе не снятся ни ведьмы, ни морские черти.

— Ну тебя. Тьфу-тьфу-тьфу…

Макарони ушел.

Гоша, заложив ладони за голову, разглядывал звезды в зените и бормотал:

О, южное небо над клотиком мачты,

От света созвездий ну некуда деться!

Не ждешь уже в жизни любви и удач ты,

Но все же в надежде сжимается сердце…

Бензин между тем весь вытек в море, шланг жалобно всхлипнул. Паганель свернул его в кольцо и все так же бесшумно отнес в моторный отсек…

Ребята спали в своем крохотном носовом кубрике. Максим помычал во сне и повернулся.

— Не лягайся… — не просыпаясь, пробубнил Владик (тесно было вдвоем на одной койке).

Нике наверху было удобнее. Заяц Андрюшка устроился рядом с ней. Он не спал. Нацепил Владькины очки и любовался на себя в зеркальце, найденное в шкатулке коварного Васи… А может быть, Нике это просто снилось… Потом ей стали сниться пираты, скалы, бесшумные автоматные очереди, которые выбивают на камнях строчки следов от пуль; лицо отца, который неслышно зовет ее, Нику…

Встало солнце, море празднично засинело. И это прекрасное время суток вдруг огласилось негодующими воплями старпома Жоры:

— Куда девалось горючее? Вчера был полный бак, а сейчас в нем как в брюхе кита после месячной голодовки! Эй, все сюда!..

Все, кроме Охохито, Паганеля и ребят, столпились у бака.

— Я хотел проверить движок, а здесь… Клянусь дедушкой Анастасом, это или какой-то мерзавец, или нечистая сила! Не плюйся, Макарони, мне самому хочется плеваться, как моей бабушке Ксане, увидевшей, что в кошельке ни копейки!..

— Может быть, в баке течь? — высказал предположение дядюшка Юферс.

— Ну что вы такое говорите, дядя Юферс! Тогда здесь было бы бензина по колено и стояла бы вонь, как в керосиновой лавке! Клянусь дедушкой, я…

— Клянусь твоим дедушкой, кому-то очень не хочется, чтобы мы вовремя пришли в Византийск, — сумрачно подвел итог капитан Ставридкин. — Остается узнать: кому?..

В офисе фирмы «Зеленый лев» ее хозяин, похожий на пожилого турка, раздраженно говорил в трубку:

— И ради такой чепухи вы будите меня ни свет ни заря! Это черт знает что, дорогой… Что? Мне плевать на ваши сокровища, меня не интересуют награбленные деньги! Не вздумайте трогать яхту! Она должна прийти в Византийск точно в срок, а потом ищите вашу паршивую шкатулку, сколько угодно! Мне плевать на ваши интересы! У вас свой бизнес, господин Драгенногер, а у меня свой! Сначала пусть будет выполнен контракт, а потом грабьте сколько угодно!.. Вах! Какой же ты пират, если ты не знаешь, что контракт — святое дело! За что я тебе плачу ежемесячное пособие?.. Не смейте трогать мою яхту!.. — И хлопнул трубку. — Ай, какие бессовестные люди! Даже грабить не умеют по правилам…

Паганель, пользуясь тем, что на палубе никого не видно, пристроился за рубкой и громко бормотал в мобильник:

— Шеф… Шеф… Я еще не знаю, что там в шкатулке, они не говорят. Но ясно, что большая ценность… Что?.. Зато я сделал очень важное дело! Слил из бака всю горючку! Они не смогут уйти на моторе от нашей группы захвата!.. Почему идиот? Как «лей обратно»? Где я ее возьму?.. Ну вот, стараешься, стараешься, рискуешь головой, а тебе… Шеф! Алло, шеф! Я же…

Трах! Сотовый телефон в руке шпиона разлетелся вдребезги — от тяжелой пули из меткого пистолета Охохито. Сам Охохито, продувая ствол, стоял над Паганелем, неумолимый, как бог возмездия. Паганель съежил плечи и поднял руки. Охохито сунул пистолет за пояс и взял шпиона за шиворот. В таком виде их и застали все, кто выскочил на палубу (в том числе и ребята).

— Охохито! Что опять за пальба?! Клянусь дедушкой, ты спятил! Зачем оставил штурвал? Смотри, яхта в левен-тике!

В самом деле, яхта стояла носом к ветру, паруса полоскали.

— Никуда яхта не денется. Зато я поймал эту птичку. Он мне сразу не понравился, этот фокусник, я не люблю тех, кто все время вздрагивает и держится за живот. А сейчас я услышал, как эта бичо малольенте, что означает вонючая козявка, докладывает своему шефу, что слил в море бензин… И ждет какую-то группу захвата, каррамба…

— Я больше не буду… — хныкнул Паганель.

— Как хорошо, — с облегчением вздохнул капитан Ставридкин.