Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 75

И вот однажды к Черному Пупу подошла бригантина капитана Румба. Среди ночи капитан с самыми верными сообщниками съехал на берег и вошел в погребальный грот…

Колода с телом капер-адмирала Джугги Ройбера, как и много лет назад, висела на якорных цепях. При колеблющемся свете факелов казалось, что она покачивается.

Капитан приказал снять крышку. Его спутники хотя и боялись мертвеца, но выполнили приказ, потому что своего капитана боялись еще больше. Тяжелая долбленая крышка поднялась со скрипом и гулко стукнула о каменный пол, когда ее отложили в сторону.

В колоде лежал скелет в красном бархатном камзоле и напудренном парике. Череп под париком темнел глазницами и блестел золотыми зубами. Но в сто раз сильнее блестели, сверкали, как фейерверк, бриллиантовые пуговицы на камзоле Джугги Ройбера.

Капитан Ботончито достал кривой матросский нож и наклонился над мертвым капер-адмиралом. Очень почтительно он сказал:

— Не обижайся на меня, храбрый адмирал Красный Жук. У тебя очень много пуговиц. Можно я возьму одну? Тебе останется еще целая дюжина…

Острым ножом он срезал с камзола самую нижнюю пуговицу, поклонился опять и повторил:

— Прости меня, славный Джугги. Тебе эти драгоценности все равно ни к чему, а я…

И тут случилось ужасное! Нога капер-адмирала в истлевшем ботфорте согнулась, поднялась и пнула несчастного капитана в живот! А череп проскрежетал:

— Я не прощу тебя, негодный жулик Ботончито! Можешь забирать пуговицу, но она не принесет тебе удачи! Пошел вон!..

Капитан и его помощники не стали дожидаться второго пинка. Выкатились из грота и изо всех сил погребли на бригантину. Пуговицу, однако, капитан Румб не бросил…

Потом про этот случай ходило немало слухов, потому что не все спутники капитана оказались воздержаны на язык. Да и как не поделиться таким интересным случаем с приятелями где-нибудь в таверне Рио-Бланко или Сингапура, когда кружечка-другая хорошего рома развязывает языки у самых отпетых молчунов…

Рассказ дядюшки Юферса (причем Владик и другие как бы видели все происходящее собственными глазами) произвел на слушателей должное впечатление. Тем более что и обстановка была подходящая. Светил на крыше рубки пузатый корабельный фонарь, его слабо отражали воздвигнутые в высоту паруса. Словно две звезды, горели на мачте друг над другом красный и зеленый сигнальные огни — признак парусного судна.

Паганель своим веселым клоунским голосом нарушил тишину:

— Нервощекотательный случай. Хорошо, что рядом нет храброго Макарони и он ничего не слышал…

— Я слышал, — раздался с кормы голос Макарони. — И вот что я вам скажу. Легкомысленные вы люди. Нельзя зря беспокоить темные силы. Это все равно что дергать за усы спящего тигра… Про это даже и ученые пишут… Эй! Прямо по курсу большой парусник! Ухожу вправо!

Все ощутили, как корпус «Кречета» покатился в сторону.

— Охохито, на грот! Потравить гика-шкот! — завопил тонким голосом старпом Жора. — Паганель, трави стаксель!.. Макарони, да не уваливай так, хватит уже, а то скрутим фордака!

Силуэт двухмачтового судна с прямыми парусами на фок-мачте бесшумно проскользил мимо левого борта, мелькнул в такелаже единственный бледный огонек.

Появился капитан.

— Что там такое?

— Хотел бы я знать, что такое! Какие-то кретины прут без огней! Чуть не устроили картинку для книжки «История знаменитых кораблекрушений»! Клянусь дедушкой, они там все перепились!.. Если только это не Летучий голландец… Капитан, надо запросить по всем диапазонам, что это за идиоты!

Силуэт судна-призрака между тем растаял в сумраке за кормой.

Капитан Ставридкин спешно спустился в рубку. Из открытого люка послышался его голос:

— Говорит яхта «Кречет». Мы на траверзе маяка Скан-диоп, в десяти милях от мыса. Курс ост-норд-ост. Вниманию всех судов в этом районе. Только что мимо нас проследовало парусное судно без огней. На сигналы не ответило. По силуэту напоминает марсельную шхуну или бригантину… А, черт…

Он опять вышел на палубу.

— Какие-то помехи, будто зависла над нами дюжина летающих тарелок…

— Клянусь дедушкой Анастасом, это происки темных сил, о которых вещал Макарони…

— Возвращаюсь на прежний курс, — известил Макарони, игнорируя надоевшие насмешки.

— Паганель, Охохито! Подобрать стаксель и грот… И радуйтесь, что ветер не скис и не засвистел. А то Летучие голландцы часто преподносят такие подарочки…

— Не шутили бы вы так, старпом, — сказал слабо освещенный нактоузным огнем Макарони. — В самом деле, недалеко от греха…

— Нервная вибрация рулевого Макарони передается всему корпусу, — заявил Паганель. — Хотите, покажу, как он боится?

Паганель вскочил на крышу рубки, подхватил гитару, дал несколько аккордов и — длинный, ломкий, разболтанный в суставах — изобразил не то танец, не то пантомиму, в которой показывал, как перепуганно оглядывается, ежится, хватает себя за голову, прячет ее под подол и всячески дергается обалдевший от страха смешной длинный неудачник.

Невозможно было удержаться от смеха.

Не удержался и Владик… Но потом он отошел к поручням и стал смотреть на смутно белеющую, пролетающую у борта пену. Постоял и подошел к штурвалу. Освещенное лицо Макарони было невеселым и каким-то отрешенным.

— Витя, вы не обращайте внимания, — вполголоса сказал Владик. — Ну их…

— Я и не обращаю… Никто даже не понял, что это был призрак бригантины капитана Румба…

У Владика по спине прошел холодок.

— Ну и пусть… Нам-то он ничего плохого не сделал… И мы ему… Чего тут грустить?

— А я и не из-за него…

Владик подумал и спросил:

— А из-за чего?

Глядя на освещенную картушку компаса, Макарони сказал:

— Да так… По правде говоря, по братишке заскучал.

По Шурику… Не успел попрощаться перед уходом. Он куда-то укатил на целый день на чужом велосипеде, я его не дождался. Вот теперь думаю: не случилось ли чего. Велосипед большущий, а он кроха…

— Постойте-ка! А он случайно не в майке со львенком Симбой на груди? И с перевязанным локтем!

— Он самый! Знакомы?

— Мы его вчера два раза видели. Днем помогли ему цепь натянуть, а вечером он нам помог, Гошу привез к яхт-клубу… Ой…

Макарони покосился на Владика.

— Да ты не бойся… Гоша — это гном, что ли? Не такой уж это секрет, что вы корабельного гнома на борт протащили. Кому он мешает? Наоборот, хорошая примета. Я про это знаю, Охохито знает…

— Откуда?

— Боцман сказал. Не удивляйтесь, мол, если заметите… А Шурик, значит, вечером живой-здоровый был?

— Все в порядке, не бойтесь. Он от яхт-клуба сразу отправился отдавать велосипед…

— Тогда ладно…

Помолчали.

— Витя, а если бы у вас оказалась такая пуговица, с бриллиантом, что бы вы сделали? — вдруг спросил Владик.

— Что?! Да выкинул бы тут же за борт! Она же прОклятая!

— Да нет, я не про такую! Если не прОклятая, а просто с бриллиантом! Драгоценность же!

— А… Ну, что! Загнал бы ювелиру и купил бы Шурке новый велосипед. По росту…

— А почему велосипед? Денег-то хватило бы на кучу всего. Хоть на машину-иномарку…

— Нет, я велосипед… А если бы хватило, тогда еще десять велосипедов, Шуркиным приятелям…

Помолчали опять. Владик отошел, прошагал вдоль борта на нос. Там по-прежнему нес бессменную вахту Андрюшка.

— Это ты предупредил Макарони о паруснике? Молодец…

Владик глянул в зенит. Он был теперь бархатно-черным, в нем переливались частые звезды. Владик поднял аппарат:

— Вдруг получатся…

Закрыл аппарат, постоял, навалившись грудью на поручень. Мелодия колыбельной снова зазвучала в нем.

Владик спустился в рубку. Отец склонился над столом со штурманской картой. Двигал параллельную линейку и транспортир.

— Пап… ты чего делаешь?

— Нетрудно заметить, что прокладку курса… А ты?

— А я… звезды снимал. Вдруг получатся…

— А где Максим?

— Наверно, слушает истории дядюшки Юферса.

— У меня такое впечатление, что вы поссорились.