Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 35

Красивая Катя наконец оглянулась и сказала:

— Что ты плетешься, как больная корова? И так проторчали у тебя дома с твоими спорами-разговорами. Вот опоздаем в цирк…

Джонни не терпел напрасных упреков. Ни от кого, даже от Катьки, будь она хоть сама принцесса. Он тут же ответил, что нечего было к нему приходить. Шла бы без него, если торопится.

Катя объяснила, что тогда бы пропал билет.

— Позвала бы своего Вовочку, — посоветовал Джонни.

Катя вздохнула:

— Вовочка не может. Он тоже сидит…

— Так ему и надо, — проворчал Джонни. Но все же поинтересовался: — А за что?

— Помнишь, в каком флаконе было его лекарство?

— Откуда я помню?.. В зеленом каком-то.

— Это флакон из-под лосьона…

— Из-под чего?

— Ну, жидкость такая, вроде одеколона. Чтобы освежаться после бритья.

— А, знаю! У папы есть. Ну и что?

Катя печально сказала:

— Ничего особенного. Вчера утром Вовкин папа перепутал флаконы. Он протер нашим лекарством побритые щеки.

ТАЙНА ПИРАМИД

Неудачный опыт

Дверь приоткрылась, в канцелярию просунулась кудлатая светло-желтая голова.

— Здрасте, Евдокия Герасимовна. Борис Иванович у себя?

— Директор занят, — без малейшей ласковости сообщила секретарша.

Голова вздохнула:

— Что же мне делать…

— Закрыть дверь, Воробьев, вот что. Слишком часто ты захаживаешь к директору без всякого дела. Нашел себе приятеля.

Евдокия Герасимовна работала в школе тридцать лет и была старше Бориса Ивановича вдвое. Она твердо знала, что ученики не должны приходить к директору. Их должны к нему приводить. Пятикласснику Джонни Воробьеву эта точка зрения была известна. Он не стал с ней спорить и разъяснил:

— Я не сам. Анна Викторовна велела.

Евдокия Герасимовна проявила некоторый интерес:

— Вот как? Она удалила тебя с занятий?

Джонни не успел ответить. Из-за приоткрытой кожаной двери кабинета донеслось:

— Евдокия Герасимовна, там кто-то пришел?

— Воробьев из пятого «А», — последовал сухой ответ.

— Пусть… — сумрачно сказал директор. И пятиклассник Воробьев мимо поджавшей губы секретарши ступил в кабинет.

Там он еще раз сказал «здрасте» и еще раз вздохнул.

Борис Иванович меланхолично перебирал на столе ведомости и объяснительные записки прогульщиков. Буркнул:

— Садись, не торчи.

Джонни сдержанно вздохнул третий раз и опустился на краешек стула у двери.

— Ну? — спросил Борис Иванович. — Опять?

— Анна Викторовна. Из-за пирамид…

Борис Иванович поднял от бумаг лицо.

— Каких пирамид? Вы что, в пятом классе за геометрию взялись?

— Это не геометрия… Из-за египетских.

— Еще не легче… Насколько я знаю, Анна Викторовна ведет математику, а не историю.

— Математику, — подтвердил Джонни, разглядывая портрет симпатичного педагога в очках по фамилии Ушинский.

— Изложи суть события, — сказал директор.

— Подробно? — оживился Джонни.

— Кратко.

— Ладно. Пирамиды — это шляпы. Из картона. Ученые считают, что под такими шляпами мозги работают активнее. Мы эти шляпы специально сделали, потому что по математике сегодня самостоятельная работа. Сели, надели, а она… Анна Викторовна то есть… она в крик. Говорит, сорвали урок… Вот…

— Дальше.

— Я хотел объяснить. Она говорит: «Объяснять будешь директору. Иди и объясняй». Я пришел.

— Все?

— Все, — сказал Джонни.

Педагог по фамилии Ушинский смотрел на него с сочувствием. Борис Иванович — без. Он знал, что Джонни Воробьев не нуждается в сочувствии, особенно если считает себя правым. Борис Иванович смотрел со смесью утомления и любопытства. Утомления было больше.

— Свихнусь я тут с вами, — сообщил он. — Только вторая четверть началась, а у меня уже давление, как у хронического гипертоника…. В отпуск бы. На песочек, на берег. И чтобы лето кругом…

— Ой, хорошо бы, — искренне согласился Джонни.

Директор дотянулся до этажерки с газетами и папками. Из-под папок вытащил шахматы (они сухо громыхнули в клетчатой коробке; директор быстро оглянулся на дверь).

— Давай? — сказал он Джонни. — Мне разрядка нужна…

— Давайте…

Доску положили на объяснительные записки. Джонни перебрался на подлокотник могучего кресла у стола и начал расставлять фигуры.

— В той четверти счет у нас был два-два, — напомнил Борис Иванович.

Джонни кивнул.

— А все-таки что это за идея с пирамидами? — спросил Борис Иванович. — И чья? Твоя?

— Не моя, а француза Антуана Бови. Он египетские пирамиды изучал и один раз задумался: почему в них мумии так хорошо сохраняются? А потом еще увидел, что, если какой-нибудь зверь забредет в пирамиду и там помрет, он тоже не портится… И тогда этот Бови стал делать опыты: накроет картонной пирамидой котлету, и она остается свежей несколько месяцев… Эта самая котлета… А где еще белая пешка? Ой, вот она… И другие ученые тоже опыты делали. Например, тупая бритва под пластмассовой пирамидой за несколько часов делается опять острая. В Чехословакии даже специально такие пирамидки продаются для бритв… И растения под пирамидой лучше растут…

— И мозги лучше варят. Да? — подал голос Борис Иванович. В голосе его было все, кроме доверия. Но Джонни подровнял ряд черных фигур и ответил спокойно:

— Мы не успели коллективно проверить. Но так говорят… То есть пишут.

— Где пишут?

Джонни сходил к оставленному у двери портфелю. Принес потрепанный журнал. Это был мартовский номер «Юного следопыта» за восемьдесят первый год (судя по всему, добытый из макулатуры).

— Вот тут заметка. «Магическая сила пирамид».

— Дай-ка эту «Магическую силу»… И ходи. Твои — белые, прошлый раз ты черными играл.

Джонни двинул пешку. Борис Иванович тоже. Джонни еще. Борис Иванович, поглядывая то на доску, то в журнал, сходил опять. Джонни задумался.

Борис Иванович бормотал:

— «… Если верить исследователям, процесс мышления облегчается и становится более интенсивным внутри пирамиды и в пирамидальной шляпе… Фактически перечень экспериментов бесконечен… Научного объяснения свойства пирамид пока не получили…»

— Я сходил, — напомнил Джонни.

— Сейчас… Ерунду какую-то напечатали, а вы верите… Тут и рубрика-то несерьезная: «Загадки, гипотезы, курьезы»…

— А почему тогда бритвы затачиваются?

— Ты это сам видел?

— А что, разве журнал может врать?

— Н-ну… Все равно чушь какая-то.

— Ну, пускай чушь, — покладисто сказал Джонни и вывел коня за линию пешек. — Все равно вреда от этого никакого нету. Чего было скандал устраивать?

— И большой был скандал? — нехотя спросил директор.

— Изложить в подробностях?

— М-м… нет. Анна Викторовна сама изложит на перемене.

— Со своих позиций, — сумрачно сказал Джонни и вывел на большую диагональ слона.

— Естественно, — заметил Борис Иванович. — Каждый заботится о своих позициях… Впрочем, ты не заботишься: смотри, сейчас тебе будет классическая вилка.

— Не будет, я вот сюда…

— А я так!

— Ах ты… — шепотом сказал Джонни и запустил пятерню в кудлатый затылок. С полминуты он сидел на подлокотнике в позе озадаченного павиана. Потом метнулся к портфелю и выхватил из него что-то плоское и картонное. Это «что-то» щелкнуло и развернулось. Джонни накрыл желтые космы картонной шляпой-пирамидой. Деловито вернулся к столу.

— Ну-ну, — сказал Борис Иванович. — Давай-давай…

Джонни «дал». Вывел ферзя из-под удара, спокойно посмотрел, как директор забирает белую ладью, и сказал:

— Шах.

— Подумаешь…

— Еще шах.

— Ну и…

— Ну и тогда ваш ферзь полетит.

— Ч-черт, — непедагогично высказался директор. Ферзя он спас, но потерял коня и слона. И задумался. Надолго.