Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 7

Девочка мельком, боязливо оглянулась. Заметила, что из-за камня видны теперь только плечи и мокрая голова, и тогда глянула смелее. Повернулась.

С полминуты они смотрели друг на друга. Лесь — насмешливо, девочка — пряча за сердитостью смущение и виноватость. Она ковырнула сандалеткой песок.

— Ты какой-то... совершенно нахальный...

— Да? А по-моему, это ты нахальная. И шпионка.

— Я?! Шпионка?! Как тебе не стыдно!

— А тебе не стыдно? Увязалась за мной, выследила... Иначе как бы ты сюда попала?

— Да я это место давным-давно знаю! Тыщу раз тут была.

— Эту бухту не знает никто, кроме меня, — объяснил Лесь уже несердито. — Ты же видишь, тут лишь мы с тобой. Ты пробралась сюда следом, в ту же минуту, что и я. А одна ни за что не нашла бы дорогу.

Девочка сказала неуверенно:

— Вот и неправда. Я знаю дорогу.

— Если знаешь — выберись отсюда без меня, — добродушно посоветовал Лесь.

— Ну и пожалуйста! — Она дернула спиной с малиновым ранцем. Пошла к ступенькам у щели-выхода. Проходя мимо Леся, демонстративно отвернулась, хотя сейчас это было уже ни к чему. Поднялась на каменное «крылечко», исчезла в щели.

Лесь быстро сел, обнял коленки и стал ждать со снисходительным интересом. Вместо прохода с крутой тропинкой девчонка скоро увидит сомкнувшиеся скалы — словно каменный великан свел вместе ладони. И никуда не денется, вернется.

Так и случилось. Девчонка опять появилась на ступенях. Растерянная и насупленная. Ушла на прежнее место. Оглянулась на Леся, который вновь улегся на камень животом.

— Ну как? — спросил он с капелькой торжества.

Она потупилась и вполголоса сказала:

— Ты колдун, что ли?

Лесь без хитрости объяснил:

— Здесь мое колдовство ни при чем. Это место такое.

— И никак теперь не выбраться?

— Без меня никак, — усмехнулся Лесь.

— А ты... меня выведешь?

— Вот смешная, — сказал он как маленькой. — Брошу, что ли? На съедение крабам?

— Тогда хорошо... А скоро пойдем? Мне домой надо.

— Вот погреюсь еще минут пять, потом окунусь напоследок, обсохну, и тогда уж...

Девочка покладисто кивнула:

— Купайся, я подожду.

Она села на корточки, стала из ладони в ладонь пересыпать мелкую гальку.

— Носов...

— Что?

— Ты не думай, я никому не скажу про это место.

Он засмеялся:

— Да говори кому хочешь. Без меня его все равно никто не найдет. А я теперь буду ходить с оглядкой.

— Ты не бойся, я за тобой больше следить не стану, — сказала она еле слышно.

Лесь промолчал. Не знал, как ответить, чтобы не обидно. А обижать бестолковую девчонку почему-то не хотелось.

Она опять перебросила камешки из ладони в ладонь.

— А здесь правда никто-никто не может появиться?

— Я же сказал.

— Тогда понятно... — Она чуть улыбнулась.

— Что тебе понятно?

— Почему ты так храбро тут купаешься... без ничего... Лесь понял, что ей все еще неловко. И сам опять малость смутился. И сердито объяснил:

— Я купаюсь так, потому что как раз боюсь.

— Чего?

— Если дома заметят, что плавки влажные, сразу воспитание: «Ах, ты снова бегал на пляж после уроков! Без спросу!»

Девочка посмотрела веселее, чем прежде.

— В точности как у меня! Мне тоже не велят без спросу! А начнешь отпрашиваться — сразу охи да ахи! «Нельзя одной, утонешь, захлебнешься!» А иногда так хочется окунуться... Тебе хорошо, такое тайное место...

— Ну, так пользуйся случаем, — великодушно сказал Лесь. — Сейчас-то ты не одна к тому же. Совесть твоя будет чиста...

Девочка поежилась.

— У меня купальника нет...

— Пфы! Ты же еще плоская, как сушеная тарань, — от души успокоил ее Лесь. — В твоем возрасте девчонки сплошь в одних плавках купаются, как пацаны.

Лесь думал, она рассердится хотя бы для вида. Но девочка отозвалась все так же нерешительно:

— Ничего подобного. Нам в бассейне всем всегда велят в купальниках...

— Здесь же не бассейн, воспитательниц нету. А я смотреть на тебя не буду, не бойся...

— Подумаешь, — сказала она с жалобной храбростью. — Я и не боюсь.

Конечно, Гайка соврала, на самом деле она боялась. Однако искупаться хотелось ей отчаянно: изжарилась она в своем шерстяном платье с глухим воротником. Но не только в этом дело. Была еще вина перед Носовым.

Если бы Гайка сразу поняла, почему он тогда, из воды, кричал ей «отвернись», она бы не только отвернулась, а глаза бы зажмурила и уши заткнула. Но у нее в ту минуту словно заскок в мозгах случился: смотрит и ничего не понимает. Да еще глупое упрямство взыграло! Теперь, когда все так получилось, Гайка терзалась в душе. Дура бессовестная! Называется, подружилась с человеком!

Как же теперь оправдаться перед Носовым?

Может, если она сейчас послушается его, искупается, он перестанет на нее обижаться. Ведь она докажет, что доверилась ему полностью. И получится, что между ними есть уже какая-то ниточка. («Желтая нитка», — мелькнуло у нее...) И тогда, значит, эта бухта вроде бы и ее, Гайкина, тоже. Немножко...

Конечно, так рассудительно Гайка не думала (мысли прыгали и были отрывочными), но чувствовала именно это.

— Ты только все-таки отвернись, ладно?

— Пожалуйста.

Гайка зашла за камень, скрывший ее по пояс. Покосилась на Носова. Тот лежал головой на согнутом локте, будто спал! Гайка присела, торопливо стянула с себя все, кроме красных мальчишечьих плавок, опять глянула на дремлющего Носова. Видна была только белая лохматая макушка. Гайка вдруг совершенно неожиданно для себя показала этой макушке язык. Тут же испугалась и неловко добежала по твердым голышам до воды. Опасливо, но торопливо стала входить в нее, держась за выступ скалы.

Она погрузилась по пояс, почти перестала бояться и тихонько взвизгнула от радостной прохлады, когда волна подкатила до груди. И тут услыхала:

— Часы-то сними, растяпа.

Носов, приподнявшись, глядел с камня.

— Ой!.. — Часики тикали на запястье. Но Гайка испугалась не за них. — Обещал, что не будешь смотреть!

— Во-первых, я случайно; Во-вторых, ты уже в воде. А если бы я не заметил, прощай, часики. Вот тогда уж точно досталось бы тебе дома.

Да, это он правильно.

— Иди сними... — И он опять лег головой на локоть.

Гайка вдруг рассердилась на себя и на свой глупый страх. Решительно вылезла из воды и положила часики на камень. И вернулась к нестрашным пологим волнам.

Эти волны приняли Гайку, качнули, сняли с донных камней. Она взвизгнула опять, забултыхалась. Но она не боялась. В такой ласковой воде невозможно было утонуть. Гайка окунулась с головой, совсем уже позабыв про смущение и про Носова. Потом нащупала камни ступнями и встала, держась за скальный уступ. Глубина была по грудь. А порой волна подкатывала под самый подбородок, плескала в глаза и уши. Гайка смеялась, подпрыгивала... И вдруг левой ступней не попала на камень.

Нога угодила в щель.

Гайка дернула ногу. Каменный капкан держал ее.

Сперва Гайка не испугалась. Дернула сильнее. Ой, больно...

Гайка вспомнила про тропического моллюска-великана, о котором рассказывал папа. Называется тридакна. Если в раковину попадает нога или рука купальщика, створки сжимаются, и... Сила у тридакны громадная, вес чуть не полтонны. А тут наступает прилив, вот вода уже у самого рта...

И, словно все это по правде, — коварная тридакна и прилив — накатившая волна плеснула Гайке горечью в рот. «Мама!» — хотела крикнуть Гайка, но закашлялась. А новый горько-соленый накат укрыл ее с головой. Когда волна отошла, Гайка была уже чуть не без памяти от страха. Забила по воде руками, беспомощно рванулась и сквозь ужас и кашель закричала отчаянно:

— Но-осов!!

Лесь лежал и впитывал лучи. Каждая мельчайшая чешуйка его кожи была словно фотоэлемент, который заряжается солнечной энергией. Чем больше чешуек получит заряд, тем пуще накапливается в теле веселая сила и радость жизни. Иногда Лесь жалел, что у него нет хрустящих крыльев — таких же, как у желтого кузнечика Витьки, только больших, по его, Леся, росту. Вот это были бы настоящие солнечные элементы.